Игорь Поль - Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан
Мишель на лету импровизирует, сооружает нечто похожее на праздничный стол, накрыв наш колченогий кухонный столик чистым полотенцем вместо скатерти и красиво расставив тарелки, оставшиеся от прежних хозяев домика. И мы едим печеного кальмара, запивая его плохоньким бренди, что принес Джек. А потом угощаемся свежими устрицами. Вливаем в себя по чашке ухи из акульих плавников. И на десерт съедаем по пучку вымоченных в сахаре и высушенных красных водорослей. За едой Мишель болтает с Джеком о пустяках, стараясь не затрагивать свою биографию. Он рассказывает, как попал на остров. Как его прежняя низкооплачиваемая работа пилотом батискафа в спасательной службе на какой-то имперской планете, неожиданно оказалась здесь прибыльным делом. Хвастается, что компания платит ему целый процент комиссионных от стоимости улова «Черных слез». При том, что «черные слезы» стоят от пяти миллионов штука, набегает довольно круглая сумма. Правда, не в каждом рейсе удается поймать жемчужину, но иногда сильно везет. Например, в тот день, когда он подобрал нас, он поймал целых две и очень крупных.
– Жаль только, долго тут нельзя работать, – грустно говорит захмелевший Джек.
– Почему? – живо интересуется Мишель. Она вообще слушает Джека предельно внимательно.
– Потому, крошка, что эти твари не дают ловцам жить слишком долго, – отвечает он. – Давайте выпьем!
– За что? – спрашиваю я.
– За твою Кати. За самую прекрасную женщину на свете!
У Мишель розовеют щеки. Не нравятся мне откровенные взгляды Джека. Еще немного, и он, кажется, совсем голову потеряет. А мне очень не хочется сломать челюсть нашему спасителю.
Мы пьем. Чтобы увести разговор в сторону, я интересуюсь процессом ловли «черных слез». Мишель незаметно подмигивает мне. Что она задумала? Но Джек, распаленный соседством с красивой женщиной, ничего не замечает. Он в подробностях живописует о том, как компания заколачивает свои миллионы кредитов ежедневно. Мишель незаметно подливает ему бренди, не давая пустеть его стакану. Вскоре язык Джека начинает заплетаться. Тем не менее, мы узнаем много интересного. Оказывается, головоноги Адамса по природе – цикличные гермафродиты. И «черные слезы» никакие не жемчужины. Это неоплодотворенные яйца, своего рода икринки головоногов, которые они сбрасывают в период брачной игры для выведения излишков бора из организма, чтобы у настоящих икринок оказались тонкие мягкие стенки. Ловить головоногов сетями бесполезно – они не размножаются в неволе, да и любую, даже металлическую сеть они режут с легкостью. Заодно с теми кораблями, что оказываются поблизости. Разные способы лова не дают эффекта – головоноги очень умны и мстительны. Когда-то «черные слезы» добывали аквалангисты. Находя место брачных игр чудищ, они ныряли и как можно более глубоко подплывали под резвящихся моллюсков в надежде увидеть, как мимо них на дно опускается маленькое черное зернышко. Смертность среди отчаянных смельчаков была колоссальной – головоноги убивали их безжалостно. Со временем коммерсанты нашли приемлемый способ добычи. Теперь дело было поставлено на поток. С воздуха патрульный самолет компании засекал место игрищ и передавал координаты одному из ближайших батискафов. Тот шел к району добычи на глубине, теоретически недоступной головоногам – три-четыре километра и раскидывал горизонтальные сети, с которых потом и собирали жемчуг. Иногда таким способом удавалось поймать сразу несколько камушков. Или катышков, как их называл Джек. Чаще всего – не удавалось поймать ничего. Батискаф или опаздывал к месту любовной схватки, или шум его двигателей заставлял осторожных тварей ретироваться. А иногда зверушки, одержимые яростью от того, что их прелюдию грубо прервали, ныряли на недоступную для них глубину и больше никто не видел ни пилота, ни его батискафа. Глубины в океане Вагатор достигают местами двадцати километров, а дно – сплошные расщелины. Можно линкор спрятать, и никто не найдет.
– А еще я – й-и-к! пардон! – коплю на черный день, – совсем осоловев, бормочет Джек. Мишель гладит его по руке. Я тихо закипаю, глядя на то, как она сводит меня с ума. Не думал, что я так ревнив. Кажется, сейчас я убью обоих.
– Твое поведение неразумно, – увещевает меня Триста двадцатый. – Мишель явно что-то задумала.
– Плевать! – отвечаю я.
– Ты не имеешь права запретить ей предпринять усилия для вашего спасения, – настаивает глупая железяка.
– Что бы ты понимал! Да лучше мне тут сдохнуть, чем это видеть!
– Ты несешь за нее ответственность. Ты не волен распоряжаться собой. Ты должен помочь ей выбраться. И мне тоже, – тихо добавляет он.
– Понятно. Долг превыше всего. Как же. Сейчас этот пьяный идиот полезет ей под юбку, а я буду делать вид, что все в порядке!
– Хотя бы дай ей возможность объяснить, что у нее на уме!
Застольное действо, меж тем, идет своим чередом.
– Копишь? – деланно удивляется Мишель, склоняясь к столу пониже, чтобы затуманенный взгляд Джека мог проникнуть поглубже за ее свободно расстегнутый ворот.
– Что? – сглотнув, Джек с трудом отрывается от четкого контура угадывающихся под тонкой тканью рубахи грудей.
– Я спросила: в каком смысле ты копишь, Джек? – мурлычет Мишель.
– Это секрет, крошка. Т-с-с! Большой секрет! Когда я уеду отсюда, я стану богатым, как Крез! Компания платит мне гроши. Они думают, я идиот! Те, кто рискует за крошки со стола – идиоты! – Джек переходит на трагический шепот, слышный даже на улице. Мишель ласково проводит ладонью по его волосам.
– Парень, твоя крошка – просто огонь! – пьяно лепечет Джек.
Я резко встаю, едва не опрокинув свой табурет. Выхожу на улицу. Полуденное солнце слепит глаза. Сердце стучит, как сумасшедшее. Наверное, на меня алкоголь так с непривычки действует. Сейчас я искупаюсь. Немного успокоюсь. Потом вернусь и провожу Джека. Пусть добирается домой как знает. Я просто выведу его за ворота.
Я раздеваюсь донага. Под удивленными взглядами парней, грузящих снасти на один из артельных ботов, ныряю прямо с грязного причала. Прохладная вода мгновенно приводит меня в чувство. Пару минут плыву в максимальном темпе, выгоняя из головы пьяную муть. Вылезаю на причал, отряхиваясь, как собака. Надеваю штаны, сразу прилипшие к ногам.
Дергаю хлипкую дверь. Джек впился губами в шею хихикающей Мишель. Рук его не видно из-за стола. Хотя и так ясно, где они. Ударом кулака я превращаю попавшийся на пути табурет в дрова. Красная пелена в глазах, как после боевого режима.
– Наблюдаю перевозбуждение организма. Уровень адреналина превысил норму!
– Заткнись, железяка…
Джек поднимает голову. С трудом фокусирует взгляд в районе моей груди.
– А, это ты! А мы тут – й-и-к! – …беседуем!
Мишель пытается поднять его.
– Экий ты тяжелый, красавчик. Пойдем, я провожу тебя. Ты устал, – Она ведет его мимо меня.
– Не смей! – одними губами шепчет она, прикрывая собой шатающегося Джека. – Не смей! – повторяет она громче. – Я провожу его.
Я сажусь на край стола, в лужу разлитого бренди, впитавшегося в полотенце. Нахожу чей-то недопитый стакан. Залпом выпиваю. Что же это такое! Гвоздь, раскаленный гвоздь сидит внутри. Что она со мной делает? Что она себе позволяет!?
– Наблюдаю…
– Заткнись! – вслух ору я.
Мишель что-то долго нет. Интересно, давно она ушла?
– Десять минут назад, – подсказывает Триста двадцатый.
Выхожу к воротам. Мишель нигде нет. На территории пусто – все ушли в море. Лишь из цеха по переработке доносится шум конвейера. Усаживаюсь на пороге, вытянув ноги. Где ее черти носят? Незаметно начинаю дремать.
Мишель не возвращается и к вечеру. И на следующий день. Брожу, ни на кого не глядя. Тупая боль в груди никак не желает проходить. Чтобы унять ее, начинаю метать нож в чурку-мишень. Вгоняю его на половину лезвия в мокрую древесину. С трудом вытаскиваю, расшатывая за рукоять, снова отхожу на исходную. Через полчаса это занятие мне надоедает. Тогда я раздеваюсь и уплываю далеко от берега. Так далеко, что берег угадывается еле заметной полоской. Мышцы горят и просят еще. Ныряю и долго стараюсь достигнуть дна, пока в ушах не начинает шуметь. Пробкой выскакиваю на поверхность. Глубоко. Попробую позже. Тяжело дыша, ложусь на спину.
– Наблюдаю малое судно, дистанция один кабельтов, идет курсом на нас.
Лениво оглядываюсь. Рыболовный баркас, стуча движком на малых оборотах, чапает мимо. Сбавляет ход. Короткий конец шлепается в воду.
– Эй, парень! Давай на борт! – слышится сверху.
Сидя на корме, спиной ощущаю сочувственные взгляды.
– Тут опасно от берега отплывать, – укоризненно выговаривает мне Зураб, закуривая дешевую вонючую сигаретку. – Полно акул и медуз. И головоноги иногда на дне охотятся. Они твари всеядные – человек им – все равно что конфета.
– Ладно. Не пугай.
– Иди, помоги мужикам снасти разложить. Отвлекает. И штаны надень. Там, в каюте.
