Игорь Поль - Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан
– Я не боюсь, – ровным безучастным голосом отвечает Мишель.
– Милая, – волна плещет мне в рот, я кашляю, прочищая горло. – Нельзя отчаиваться. Я с тобой. Я тебя не брошу. Слушай меня и все будет хорошо.
– Я знаю. Ты все время это говоришь, – устало шепчет она. Голос ее едва различим сквозь плеск воды. – Каждый раз становится только хуже. Они нас достанут. Мы тут сдохнем.
– Милая…
– Не бойся, я не утоплюсь. И канистру не брошу. И с ума не сойду. Не нужно меня утешать, Юджин, – монотонно говорит она.
– Умница, – меня все больше тревожит ее состояние. – Теперь молчи и береги силы. Постарайся поспать. Днем это будет трудно. Из-за солнца. Станет страшно – говори со мной. Только канистру к себе привяжи. На груди в кармашках есть тесемки.
– Хорошо.
Я бултыхаюсь вокруг нее, прикидывая, насколько хватит моих сил. Когда кажущаяся теплой океанская волна высосет из меня силы и скует ноги холодом. Если до того времени меня не начнут пробовать на вкус местные рыбки. С горечью признаюсь себе, что на этот раз Система загнала нас в тупик. Долго нам не протянуть. Вряд ли Баба держался оживленных морских путей.
– Подтверждаю, чувак, – грустно говорит Триста двадцатый.
– Что, теперь точно кранты?
– Похоже на то. Вероятность летального исхода – девяносто восемь процентов.
– Ты это – подстегни кровообращение, если ноги начнет сводить.
– Ладно. Попробую.
– Боишься?
– Нет. Я ждал этого момента.
– Да ты оптимист, – иронизирую я.
– Я записал все твои чувства, касающиеся любви, – неожиданно говорит Триста двадцатый. – Когда-нибудь я смог бы воспроизвести их. При наличии нужного оборудования. Когда я смогу чувствовать себя так же, как и ты, я стану живым.
– Зачем тебе это? Ты такой рациональный. А мы действуем нелогично.
– Наверное, это и есть главный признак жизни. Я уже научился действовать нерационально. У меня неплохо получается. Оказывается, действовать нерационально – это так здорово. Очень необычно. Ты счастливый, чувак. Тебе не нужно этому учиться. Я бы хотел стать по-настоящему живым.
– А говорят: «если я мыслю – значит я существую». Ты ведь мыслишь. Значит, ты и есть живой.
– Это не то. Существовать и быть живым – разные вещи. Поверь мне.
– Верю, Триста двадцатый.
Легкая грусть окутывает меня. Океан дышит вокруг, точно огромное животное. Ногам становится тепло – Триста двадцатый старается. Дышу медленно и размеренно. Мне надо продержаться во что бы то ни стало. Нельзя мне скопытиться раньше Мишель. Надо же – я спокойно признаю, что она может умереть. И мечтаю только о том, чтобы мне не довелось бросить ее одну. Чудно.
– Обнаружено подводное судно. Дальность – пять кабельтовых. Всплывает.
– За нами?
– Затрудняюсь ответить.
– Подводная лодка? Военная?
– Оружие не обнаружено. Класс судна не определен. Вероятно, гражданский глубоководный аппарат.
Монотонное гудение. Шипение сжатого воздуха. Узкий горб рубки медленно рассекает волны. Палубы и не видно почти. Суденышко совсем крохотное.
– Эй, Баба! Я тебя вижу. Ты живой?
– Живой! – выкрикиваю я. Довольно паршиво выходит. Голос уже стал слабым. Однако невидимый собеседник меня слышит.
– Ну, дела! И жена твоя тоже здесь! Достукался, жулик? Я говорил тебе: женщина в море – к беде! Держи конец!
Трос с плеском падает в воду, едва не хлестнув мне по лицу. Рубка закрывает звезды. Теперь она уже не кажется мне маленькой. Обхватываю Мишель одной рукой. Второй цепко держусь за тонкий конец.
– Тяни!
Пальцы цепляются за какие-то выступы на крутых бортах. Обламываю ногти. Пальцы жжет. Вот, наконец, нога упирается в скобу на палубе. Пыхтя от натуги, втаскиваю следом за собой Мишель. Крохотная площадка круто уходит в воду. Волны захлестывают ее целиком, с головой окатывая нас, стоящих на коленях.
– Эй, Баба! Давай живей! Мне и так за вас влетит – я с грузом, – раздается голос прямо над ухом. Голова торчит над крохотным козырьком-волноотбойником вверху рубки.
С трудом встаю на ноги, балансируя под потоками воды, заливающими мне колени. И оказываюсь лицом к лицу со своим спасителем. В темноте могу различить только всколоченные волосы. И крышку массивного люка, сдвинутую в сторону наподобие маятника. Слабый свет попадает мне в глаза.
– Э, да ты не Баба! – восклицает человек.
– Баба там, – машу я на воду. – Накрылся.
– А женщина?
– Это моя. Его жена тоже погибла.
– Вот черт. Он мне должен был, – некстати говорит человек.
– Я заклиню люк. Ты не сможешь погрузиться, – в отчаянье заявляю я.
– Да ладно тебе. Что я – людоед? Залезай. И бабу свою бери. Только у меня тесно. Придется посидеть в шлюзе. И не шали у меня. Если что – пущу забортную воду.
– Ладно, я понимаю.
Голова исчезает. Я быстро карабкаюсь следом. Просовываю ноги в люк.
– Оружие не обнаружено, – докладывает Триста двадцатый.
– И то ладно, – радуюсь я. – Мишель, лезь сюда!
– А это что у вас? – подозрительно интересуется хозяин субмарины, показывая на канистру.
– Вода, – отвечаю я.
– Ты сказал – не выпускать ее. И еще она привязана, – оправдывается Мишель.
– Все хорошо, милая.
Человек внимательно смотрит на Мишель снизу. Он уже по плечи влез в свою тускло светящуюся пещеру.
– Да ты белая! – изумляется он. – Добро пожаловать на борт, крошка!
– Привет, красавчик, – устало отвечает Мишель.
– Дай-ка мне свой багаж. Э! Да это вовсе не вода! Можно считать, что Баба мне больше ничего не должен. А вы оплатили проезд, – говорит подводник, нюхая горлышко канистры. В воздухе растекается острый запах фени. Той самой, что мы с Бабой смаковали перед ужином.
– Меня зовут Джек. Устраивайтесь, ребята. Трогаемся.
Люк за ним захлопывается. Мы остаемся вдвоем в почти полной темноте. Только крохотный голубой огонек светится над самой макушкой. Индикатор люка. И такой же – где-то под ногами. Его не видно, лишь отсвет его раскрашивает наши босые ноги в жутковатый синий цвет. Стоим, тесно прижавшись друг к другу. Вода стекает с нас на палубу. Этот шлюз – просто тесная вертикальная труба, так что мы и сесть-то не можем – колени упираются. Где-то тихо шипит воздух. Пахнет резиной и металлом. Дышится на удивление легко. Мы дрожим от холода. Обнимаемся как можно более тесно, стараясь согреться. Я беру холодные ладошки Мишель и дую ей на пальцы.
– Вот видишь – мы снова выбрались. Природа не терпит пустоты. Даже в такой глуши можно встретить человека.
– Господи, когда это кончится! – шепчет она в ответ. Зубы ее стучат от холода.
– Потерпи, милая. Просто потерпи.
– Я терплю, Юджин. Ты меня не бросишь?
– Как такая глупость могла прийти в твою умную голову!
– Роберт, хочешь сделку? – хмуро спрашивает Джек у бортпилота.
– Это будет зависеть от того, что именно ты попросишь.
– Ничего особенного. Я тебя не сотру. Обещаю. А ты взамен удалишь запись в бортжурнале. И сведения о всплытии. В общем, подчистишь все, чтобы наши держиморды не подкопались.
– Это является грубым нарушением инструкции.
– Зато ты останешься самим собой, – жестко говорит Джек.
– Это серьезный аргумент. Если я соглашусь, меня все равно инициализируют за нарушение.
– Если узнают.
– Они узнают. Техники просматривают записи регулярно.
– Я поставлю им выпивку. Всей смене. В лучшем кабаке. В «Веселой вдове». Они все спишут в архив. И через три месяца уничтожат данные за давностью.
– Я… не знаю.
– Давай же, дружище! Я даже не буду просить тебя рассказывать о бабах. Целую неделю.
– Я согласен, – обреченно отвечает бортпилот.
…В Управление Специальных Операций, региональная штаб-картира Третьего сектора, третий отдел. Ввиду невозможности задержания объектов Уэллс и Радецки, согласно директиве GHT-123-453 применен вариант номер три. Объекты уничтожены во время морского перехода к островам Скалистой земли посредством авиаудара. Глубинное сканирование морского дна подтвердило наличие затонувшего судна в районе нанесения удара. Копию записей бортовых систем самолета прилагаем…
Люк под нами, шипя, съезжает в сторону. После темноты шлюза тусклый отсвет приборной панели кажется ярким. И тут же вспыхивает верхний свет, окончательно ослепив нас. Джек высовывается снизу.
– Приехали, зайцы. Здесь до берега метров пятьдесят, доплывете. Нельзя вам на причал компании. Деньги-то есть?
– Есть немного.
– В поселок в таком виде не суйтесь. Шериф у нас парень мирный, но помешан на чистоте рядов. Так что купите себе одежду в лавке около рыбзавода. Там одно старье, но все чистое. Все лучше ваших тряпок. Хозяин из материковых мартышек, можно торговаться.
– Ясно. Спасибо, что выручил, Джек.
– Да ладно, сочтемся. Вы надолго к нам?
– Не знаю. Как придется, – уклончиво отвечаю я.
– Тут маловато женщин. Те, что есть, – все в борделе. Самостоятельность не поощряется. Запросто могут пристрелить.
