Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)
— Добрый вечер, доктор, — приветливо сказал я.
Он не ответил, а принялся меня разглядывать, по птичьи наклонив голову.
— Не хотите со мной здороваться?
— Нет, почему же, — ответил он, — здравствуйте.
— Что Вас так во мне заинтересовало?
— Пытаюсь определить, по внешним признакам, как Вы себя чувствуете.
— Получается?
— Выглядите заметно свежее, — Сол подошел к ограждению, в руках он держал погасшую трубку.
Думаю, что он оказался на корме не случайно, тем более, что команда точно знала про мои вечерние прогулки и уже успела всем о них сообщить. Если доктор хотел со мной поговорить и помириться, то начал он не очень удачно.
Сол остановился рядом, раскурил трубку и уставился в океан.
Вечер выдался пасмурный и холодный, я кутался в плед и не собирался провести на палубе всю ночь.
— Вы ничего не хотите мне сказать? — спросил я.
— Нет, — ответил Сол.
— Спокойной ночи, — сказал я, выбросил сигару за борт и пошел прочь.
— Бур, — окликнул меня доктор, — подождите.
Я остановился.
— Простите, что не навещал Вас во время болезни, но я обсуждал Ваше состояние с Пором и помогал чем мог.
— Спасибо, я Вам очень признателен.
Мы стояли и молчали. Этот странный разговор начинал меня раздражать. Два взрослых умных человека вели себя, как гимназисты.
— Послушайте, Сол, если Вы считаете, что, бросив Гата на произвол судьбы, я поступил бесчестно, то вызовите меня на дуэль и покончим с этим.
— Я не могу. Члены ордена не признают дуэли.
— Тогда вспомните о завещанном Вам всепрощении, простите меня и утешьтесь.
— Мне трудно жить с мыслью о том, что мы бросили его. Возможно он был еще жив, возможно мы могли бы ему помочь.
— Если бы мы остались, то лежали бы сейчас на берегу в яме. Вы это понимаете?
Сол не ответил.
Нельзя вечно копаться в себе и растравлять старые раны. Может быть доктор ненавидел меня, не знаю. Но скорее всего он мучился от того, что не нашел в себе силы броситься на выручку Гату. Что ему мешало выпрыгнуть из лодки и побежать в форт? Это было бы благородно, очень по-океански, отдать свою жизнь за других. Но у паладина оказалась кишка тонка. Он испугался не меньше моего и теперь от этого страдал.
— Спокойной ночи, — сказал я и пошел спать.
Когда после двух недель болезни, я появился в кают-компании, офицеры встретили меня дружными криками: «Ура!»
Завтрак прошел весело. Меня не о чем не расспрашивали, словно не было десанта, и к Дикому острову корабль не приставал. Доктор Пор сказал торжественный тост в мою честь, а капитан, после завтрака, сыграл нам на рояле.
На обратном пути нас изрядно потрепало. Один шторм сменял другой, но погруженный в свои мысли я почти ничего не видел вокруг. Как я не радовался возвращению на родину, но в столице мне придется объясняться с людьми из адмиралтейства. Морина в полном составе осталась на Диком острове, интендант погиб, скорее всего артиллерист тоже, форт в руках предателей. Из всех полученных мной приказов я выполнил только один, нашел адмирала Толя. Скорее всего наказание будет быстрым и жестоким. Боюсь, что семью я увижу еще не скоро, если вообще увижу.
Через пять недель плавания мы причалили к базе «подскока». В этот раз это был обычный остров, на котором располагались армейские склады. Хал предложил мне прогуляться, и я с радостью согласился. После ужасной качки пройти по твердой земле было невероятно приятно. Местные офицеры угостили нас кофе и, по случаю, я купил у интенданта пачку вполне приличных сигар и две бутылки коньяка. О нашем появлении коменданта предупредили заранее, и, хотя он ждал нас намного раньше, но лишних вопросов задавать не стал. Когда уголь был загружен и все готовились к отплытию, к капитану прибыл местный контрразведчик. Говорили они недолго и минут через двадцать, он ушел. Вечером Хал по секрету сообщил мне, что лейтенант приходил по мою душу.
— Вас ждут в столице, Бур, — сказал он, со свойственной ему прямотой, — не удивляйтесь, если прямо в порту Вас будет встречать конвой.
— Уже догадался, — ответил я.
— Давайте выпьем, — капитан хлопнул меня по плечу, — плыви куда должен и будь, что будет.
Ясным и холодным январским утром десантное судно вошло в порт. Во время завтрака мы тепло попрощались и поблагодарили друг друга за удачное плавание. В конце концов, флотские офицеры не могли отвечать за наши приключения на острове, туда и обратно нас доставили в срок и без особых хлопот.
Капитан сказал, что покидать судно до особого распоряжения нельзя, поэтому все собрались в кают-компании и терпеливо ждали, офицеры играли в карты, я сидел на диване, пил чай и в третий раз перечитывал одну и ту же книгу. Я был готов сойти на берег в любую минуту. Нехитрые пожитки собраны, тем более, что из личных вещей у меня остался только старый кошелек с пятью золотыми, часы, несколько сигар и старый платок, подарок матери. Мы с Солом помирились и, хотя наши отношения уже не были такими теплыми, как прежде, но худой мир, лучше доброй ссоры.
Прошло уже несколько часов, а разрешения сойти на берег все не было. Раздраженные офицеры взяли в баре несколько бутылок вина. Им не терпелось увидеть родных и близких. Никто ничего не говорил, но я стал ловить на себе недовольные взгляды, моряки понимали, что виноваты в этой задержке мы с Солом. Устав от ожидания, я вышел на палубу, проветриться.
Крытый экипаж остановился прямо у трапа, из него вышел офицер и два вооруженных конвоира, третий остался на козлах. Они предъявили документы вахтенному сержанту и поднялись на борт.
Ко мне подошел Сол, в руках он держал небольшой сверток с вещами.
— За нами приехали.
— Да, я видел.
— Не знаю, чем все это может закончится, но на всякий случай прощайте, — сказал доктор.
Он выглядел подавленным и сутулился больше обычного.
— Все будет хорошо, — сказал я и осекся. В свое время тоже самое я сказал Баду, и вот чем все закончилось.
На палубе появился Хал в сопровождении конвоя.
— Господа, — сказал серьезный молодой лейтенант, обращаясь ко мне и Солу, — Вы арестованы. Прошу сдать оружие и следовать за мной.
Я протянул ему свою шпагу.
— Будьте добры, револьверы, — попросил офицер.
— Мы безоружны, — ответил я за двоих, показывая пустую кобуру. Нас вывели с корабля и посадили в экипаж, хорошо хоть не стали наручники надевать.
Внутри было душно, пахло старой кожей и гуталином. Мы с доктором сидели рядом, а офицер и конвойный расположились, напротив. Через за решётчатое окно я с интересом рассматривал город. На днях столица отметила Новый год и на площадях еще оставались раскрашенные фанерные будки для продажи сладостей, карусели и ярмарочные палатки. Снега на улицах не было. Горожане шли по своим делам, и никто не обращал на нас никакого внимания, только мальчишка на углу показал пальцем на тюремный экипаж, и что-то крикнул, но я не разобрал что.
К адмиралтейству мы подъехали с черного хода. Офицер охраны, замерзший и закутанный в башлык, потребовал предъявить пропуск, долго сверял какие-то бумаги и наконец приказал открыть ворота. Мы пересекли внутренний двор и остановились у неприметного подъезда. Здесь экипаж уже встречали люди из контрразведки. Нас вывели по одному, проводили в пустую приемную на первом этаже и оставили на пару минут. Больше мы с доктором не разговаривали, он молча смотрел в окно и казалось о чем-то напряженно думал, а может быть молился. Собственно, Солу бояться нечего, он выполнял мои приказы, так что был совершенно чист перед адмиралтейством.
Я ожидал, что меня будет допрашивать знакомый маленький капитан, но вместо него появился вежливый молодой лейтенант, который проводил меня в комнатку без окон, дал пачку бумаги и перо с чернильницей, и попросил подробно описать приключения на Диком острове. Мне не задавали вопросов, даже не обыскали. Сидя на неудобном, жестком стуле, обмакивая в чернильницу скверное конторское перо, я постарался максимально четко восстановить в голове и записать, все что произошло с нами за последние месяцы. Я писал без перерыва несколько часов и извел гору бумаги. Лейтенант заходил два раза, первый раз спросил не надо ли чего-нибудь, второй раз открыл дверь и впустил в комнату лакея с подносом, на котором стояли чашка кофе и пепельница.
По-хорошему меня никогда не допрашивали в контрразведке, поэтому я совершенно не представлял, чего можно ожидать от вежливых лейтенантов. Говорят, что здесь в глухих казематах бьют заключенных, лишают их пищи и сна. Допивая крепкий кофе, я поймал себя на мысли, что даже в кабинете адмирала Меца меня не принимали лучше. Я несколько раз перечитал свой отчет, нашел несколько неточностей, но решил ничего не исправлять. В конце концов это не роман, основные события я постарался записать максимально подробно, даже беседу с адмиралом Толем воспроизвел почти дословно.
