Алексей Калугин - Мертвоград
Киуры снова заерзали. Надули щеки. Сдвинули брови.
Да уж, глядя на них, подумал Юрьев, выразительно сдвигать брови – это мы умеем. Этому мы выучились. Да только сейчас в этом нет никакого смысла! Потому что система вышла из-под контроля и пошла вразнос!.. Хотя, с другой стороны, если как следует подумать, что еще остается в такой ситуации? Только бровями шевелить. Выразительно.
– Мне кажется, вы придаете слишком большое значение прозвучавшему в эфире обращению Мертвой Овер-Головы, – тяжело вздохнул киур Шумейко с обвислыми, будто у бульдога, щеками и мешками под вечно полусонными глазами. – Такое и прежде случалось… Конечно, давно пора прижать к ногтю этих подонков. Но, уверяю вас, Станислав Викторович, это всего лишь вопрос времени. Ничего нового в своем обращении они не продемонстрировали. Мы забили их мемы своими, запустив повтор праздничного концерта и юмористического реалити-шоу «Кто хочет стать Президентом?». Через полчаса мемвирусы Мертвой Овер-Головы сделались нежизнеспособными.
Юрьев хорошо знал Шумейко. Он не только внешне, но и своим подходом к делу напоминал старого, матерого пса. Если вцепится, то уже не вырвешься. И если он говорит, что ликвидация Пиратской Сети Мертвой Овер-Головы – это вопрос времени, значит, так оно и есть. В этом-то как раз старший киур не сомневался. Беда в том, что не было у них этого времени. Уже не осталось.
– Пиратская Сеть Мертвой Овер-Головы вышла в эфир одновременно в девяти округах, – заметил Тарусов.
Старший киур кивнул – молодец, Дима, в корень зрит.
– Вконец обнаглели, – негромко, но зло, процедил сквозь зубы тощий Гигин.
Постоянно недовольное выражение лица Гигина вызывало подозрение, что у киура проблемы с желудком. Может быть, даже язва.
– А позвольте вас спросить, Илларион Павлович, – прищурился старший киур. – Вот вы, лично вы, что сделали для того, чтобы этого не произошло?
– Я делаю то, что от меня требуется, – буркнул, глядя не на старшего киура, а в сторону занавешенного окна, Гигин.
– Ознакомьтесь, господа. – Юрьев кинул на стол стопку документов. – Мои помощники потрудились над тем, чтобы сопоставить разрозненные на первый взгляд события, что происходили сегодня ночью в городе, и свести все в единую схему. Против нас, господа, начинают действовать нашим же оружием. Впрочем, начинают – это не то слово. Они используют его быстрее, точнее и изощреннее, чем мы!
Старший киур вновь почувствовал эмоциональный всплеск и, чтобы снять напряжение, быстро провел кончиками пальцев по лбу.
– Честно говоря, я и сам еще до конца не пойму, в чем тут дело. То ли они действуют более изобретательно, то ли мы хуже ориентируемся в ситуации.
По экрану у него за спиной разлился мягкий, успокаивающий перламутровый свет. Временами сквозь него проступали тусклые, расплывающиеся, едва заметные знаки и символы. Даже если очень внимательно присматриваться, все равно трудно понять, что они означают. Однако у каждого из них имелось свое конкретное назначение. Каждый раз перед важным заседанием старший киур лично подготавливал скрытые послания для коллег. Киуры, конечно же, знали, что их разум подвергается насильственной перепрошивке. И, конечно же, им это не нравилось. Но каждый держал свое недовольство при себе. Потому что начать возмущаться означало бы расписаться в собственной слабости. А слабому мемевтику не место среди высших посвященных. Вот так. Оставалось только сидеть и молча ловить чужие мемы, надеясь деконструировать их если не с ходу, то после заседания.
Киуры потянулись за листами, что кинул на стол старший киур. Медленно, неохотно. Юрьев их прекрасно понимал. Им страшно не хотелось верить в то, что их спокойный, правильный мир закачался, пошел трещинами и вот-вот рухнет. Они были похожи на глупых свинов из сказки про трех поросят, уверенных, что смогут спастись от беды в своих соломенных хижинах. Если бы Юрьев мог принять решение без их участия, он так бы и поступил. Тем более что решение давно уже было готово. Однако, в соответствии с Кодексом Гильдии чистильщиков, решение должно быть принято всеми киурами Эсперанты. Единогласно. В Кодексе были предусмотрены лазейки, как то: внезапная кончина одного или двух киуров, не согласных с общим мнением. Однако внезапная смерть всех, ну или почти всех киуров Московской Эсперанты явно вызвала бы недоумение у высших иерархов Гильдии. Юрьеву не нужны были проблемы. Поэтому он все же надеялся, что сможет уговорить своих киуров принять правильное, единственное правильное в данной ситуации решение. Которое сам он уже принял.
– Они используют наши же мемплексы. Но по-новому их прошивают. Так, что наши мемы начинают работать против нас!
– Все началось со случая на Второй Хуторской! – ткнул пальцем в распечатку Тарусов. – Но он был не единичный!
– Верно! – указал на него пальцем Юрьев. – В семи округах были отмечены случаи появления псевдосырцов. Санитары, прибывшие на вызов, не обнаружили гнезд шогготов, которые внезапно появились там спустя какое-то время. – Старший киур изобразил на лице усмешку. – Как вам это нравится, господа?
– Сырцы без шогготов?
– Шогготы в необозначенных местах?
Ну наконец-то! До них начало доходить!
– Этого не может быть! – Киур Купсов положил документы на стол и прихлопнул их сверху ладонью.
– Простите? – чуть подался в его сторону Юрьев. – Вы что-то вякнули?
Конечно, замечание было лишним. Но он не смог удержаться.
На экране за спиной старшего киура появился символ звука «Ом», написанный шрифтом Деванагари. Широкие, размашистые красные штрихи едва заметно двигались, слегка изгибались, как будто искали положение, в наибольшей степени отражающее смысл того, что они в себе заключали.
– Простите, уважаемый, – тут же смутился Купсов. – Но… Даже не знаю, как это лучше сказать… Мне кажется странным… В высшей степени необычным…
– Очень правильное замечание! – указал на него пальцем старший киур.
Купсов, дай ему волю, будет долго и нудно трендеть, но ничего дельного так и не скажет. Жалко время на него тратить.
– Еще какие будут мнения?
– Я не понимаю! – вскинул руку киур Василевич. Черные брови, пронзительный взгляд, бородка клинышком. Он едва ли не каждую свою реплику начинает со слов: «Я не понимаю!» Хотя на самом-то деле он все понимает гораздо лучше других. Буквально на лету мемы схватывает. С ним ухо держи востро. – Здесь говорится, что шоггот, появившийся бог весть откуда…
– Заметьте, взрослый шоггот! – вставил Купсов.
– Именно так, взрослый шоггот, появившийся там, где его не должно быть, напал на офицера патруля и вызвал почти мгновенную трансформацию.
– Точно, – подтвердил Юрьев.
– Но я не понимаю, – недоумевающе развел руками Василевич. – Разве мы не контролируем шогготов? Разве патрульные не проходят процесс иммунизации?
Все он прекрасно понимал! Но решил опробовать на коллегах новый мемплекс. И сделал он это умело, так что никто, пожалуй, и не заметил. Кроме старшего киура, который именно поэтому и не стал отвечать на вполне себе риторические вопросы Василевича. Таким образом, Юрьев не позволил втянуть себя в игру по обмену инфицированными мемплексами. Не до того ему сейчас было. Совсем не до того. Восемь лет он строил крепость, которую считал неприступной. И вдруг он почувствовал, что стены ее заколебались, как сёдзи, которых коснулся пронесшийся мимо порыв ветра, вроде бы и не очень сильный, но явившийся невесть откуда.
– Это были не наши шогготы, – объяснил все прекрасно понимающему коллеге Шумейко.
– Не наши? – Темные брови Василевича взлетели едва не к середине лба. – Я не понимаю, чьи же тогда? – Он посмотрел на старшего киура. – Кто еще, кроме Гильдии, способен создавать шогготов?
– Не только создавать, но еще и контролировать, – заметил Тарусов. – Если верить отчету локализаторов, работавших с «ненашими» шогготами, они очень странно себя чувствовали рядом с ними. Одним казалось, что мир вокруг видоизменяется, другим представлялось, что они сами становятся другими, третьи слышали голоса. На Веерной локи разговаривали с шогготом. И обсуждали не что-нибудь, а Витгинштейна. А взвод патрульных, охранявших место происшествия в Большом Каретном, отправился защищать Сараево.
– От кого? – поинтересовался молчавший все это время Иван Иванович Сверликов.
Он сидел дальше всех от старшего киура и все время вытирал большую лысую голову шелковым носовым платком бледно-розового цвета с вышитой в уголке таинственной монограммой «АК». Сколько Юрьев знал Сверликова, он никогда не расставался с этим платком. И, кажется, не выпускал его из рук. Порой старший киур спрашивал самого себя, не считал ли Иван Иванович платок сей чем-то вроде оберега, отводящего дурной взгляд и порчу. Если так, то напрасно. Монограммные мемы почти полностью утратили свою эффективность ко второй половине двадцатого века.
