Дин Кунц - Симфония тьмы
Музыкальная фраза из опознавательной песни записывалась на небольшом нагрудном значке; достаточно было просто активировать его, чтобы получить возможность использовать все машины, соответствующие твоему статусу, и входить во все места, доступ в которые обеспечивает твой класс. Опознавательная песня Четвертого Класса должна иметь двудольный размер. Мысленно перебирая сотни известных ему мелодий, он понял, что уже должен иметь одну на уме. Наконец решил. Он знал, что такой выбор доставит удовольствие отцу своей ироничностью и связью с «Королем эльфов», который звучал вчера вечером.
— Я выбираю «Военный марш» Шуберта.
Таллис утвердил выбор.
Оркестр заиграл — чуть приглушенно.
— Начнем! — провозгласил Таллис.
Стена Скамьи замерцала, потеряла прозрачность в центре, потом частично растворилась, образовав проем пятидесяти футов в ширину и семидесяти в высоту. На мгновение воцарилась тишина, которая повисла в воздухе как дым, словно здесь никогда не должно быть уже никакого шума, кроме почти неслышной нежной мелодии оркестра. И Гил, глядя на эту огромную дыру в стене, удивился — что же это они там выискали такое здоровенное? Ответ он получил через несколько секунд.
Из проема появился желтый дракон с белыми-белыми зубами, покрытый чешуей — каждая чешуйка величиной с лопату, глаза — красные как кровь, с крохотными черными сгустками зрачков. Жидкая слюна собиралась на губах дракона и струйками стекала по подбородку.
В звучании оркестра появилось напряжение.
Гил чувствовал все более острое желание сбежать, но страх приковал его к полу — и он использовал страх как средство удержаться на месте. Он уговаривал себя, что этот дракон — всего лишь звуки, что он не настоящий. Совсем не настоящий. Он не состоит из плоти и крови. Это созданная человеком звуковая конфигурация, сплетение молекулярных колебаний, образующее ложное существо — точь-в-точь как десять Башен города, и рояль, на котором играл вчера Рози, и, да-да, даже плащ с капюшоном и трико, надетые на нем самом.
В голове пронеслись слова, сказанные отцом накануне вечером: «Это будут создания из звука, направляемые людьми, сами по себе безмозглые».
Впрочем, следующая отцовская фраза прозвучала в другой тональности: «Но помни: они могут убить тебя с тем же успехом, что и настоящие».
Он очень боялся.
Дракон фыркнул и испустил из ноздрей пронзительные звуковые волны, а вовсе не пламя, как в волшебных сказках и легендах. Затем монстр оглядел галереи и проревел боевой вызов. И тем как бы невзначай начал представление для зрителей, которые предвкушали картину ужаса и боли. Он раскачивал могучую голову на конце толстой чешуйчатой шеи, злобно скалил зубы — и реакция зала, кажется, доставляла ему удовольствие.
А потом он заметил Гила и, хоть был всего лишь конфигурацией звуков, направляемой техниками из-за Скамьи, облизнул толстые черные губы очень голодным движением…
Гил отказался от мысли прикончить его одним быстрым ударом из звукового ружья. Так соблазнительно было навести мощное оружие и распылить искусственную рептилию, разрушить структуру звуковых схем, рассеять ее. Но если выберешь легкий путь, если не докажешь судьям, что ты действительно мастер звука и умеешь правильно использовать Восемь Правил, то они почти наверняка не выпустят тебя с арены живым. А если и выпустят, то в сопровождении служителей, а те уж непременно свезут тебя в мусоросжигательную печь и превратят в пепел… Он прикусил звукоусыпляющий свисток так сильно, что зубы заныли, и застыл, ожидая, пока дракон сделает ход.
Но дракон вообразил себя котом и решил поиграть с ним, как с мышкой. Он крался вдоль края арены, обводя глазами галереи, как будто не видел юношу, как будто сразиться собирался со зрителями. Однако Гил не пропустил момент, когда глаза чудовища сверкнули на миг в его сторону, оценивая дистанцию и шансы, чтобы направляющие его инженеры знали, когда послать зверя в прыжок. Он взревел у самой стены, и рев отразился кратким эхом, пока не погас вдали.
Гил истомился ожиданием, ему хотелось, чтобы действие наконец началось. Он переступил с ноги на ногу; пальцы его по-прежнему сжимали ружье, ствол которого покоился на сгибе свободной руки, как в колыбели. Мучительно медленно проползали секунды, собираясь в минуты…
И вдруг дракон прыгнул.
Захваченный врасплох Гил невольно отскочил. Лицо усеяли частые бисеринки пота, в носу стало влажно. Вначале юноше показалось, что зверь собирается преодолеть разделяющую их дистанцию одним прыжком. Он несся в воздухе, огромный, десятки футов проносились под ним, пока он неправдоподобно медленно опускался к полу. Но все расстояние он покрыть не сумел и тяжеловесно приземлился на камень, не долетев футов двадцать. Гил торопливо отпрыгнул назад — он видел, что длинная шея вполне может покрыть оставшийся промежуток. Он пятился и дул в свисток так, что лицо покраснело, а уши стали горячими от бешено рвущего сосуды тока крови.
Дракон фыркнул снова, в ярости тряся головой.
Гил продолжал свистеть.
Звук был почти неслышным.
Глаза дракона на мгновение расширились, потом веки его словно отяжелели. Вислые уши поднялись, раскрывшись большими шатрами, словно пытались уловить каждую пронзительную ноту акустического снотворного, потом увяли, как умирающие цветы.
Гил снова засвистел, на этот раз еще продолжительнее, пока лишенные воздуха легкие не завопили от боли; ему пришлось остановиться и вдохнуть с отчаянным хрипом, прежде чем он смог продолжить.
Бестия прыгнула, но теперь неуверенно, слабо, и снова грохнулась на пол не долетев. Массивные ноги, казалось, трясутся, как желе. Дракон попытался бежать, но покачнулся и неуклюже осел на крестец.
Гил дул в свисток, едва успевая передохнуть.
Дракон снова тряхнул головой, уши громко хлопнули по черепу, и он начал подниматься. Процесс был долгий, мучительный, трудный, но все же зверь сумел снова встать на ноги. Инженеры, изо всех сил старающиеся поддержать подвижность звуковой конфигурации, наверное, крикнули «ура», когда им удалось наконец привести робота в стоячее положение. Снова оказавшись на ногах, тварь, качаясь как пьяная, явно из последних сил двинулась к юноше.
«Что-то слишком легко у меня получается», — думал Гил. Тем не менее он продолжал дуть в свисток, по-прежнему пятясь, не отрывая глаз от чудовищных челюстей и саблевидных зубов своего противника и от громадных лап, которые в обхвате не уступали столетним дубам.
Дракон попытался прыгнуть еще раз, но не сумел больше противиться действию свистка и повалился на бок. Вниз по громадным глазным яблокам мягко, словно смазанные, скользнули веки — размером с крышку мусорного бака каждое, и он заснул.
На галереях раздались одобрительные аплодисменты.
Гил боялся поверить, что чудовище действительно вышло из боя, а не просто прикинулось, дабы выждать момент, чтобы прыгнуть на него и вырвать сердце из груди. Он продолжал дуть в свисток. Щеки ныли, а глаза словно собирались вот-вот вывалиться из орбит, покатиться по полу и затеряться среди белых и черных вихрей, мечущихся по меди. Эдип против воли[10]… Перед мысленным взором вдруг промелькнула картина: все ползают на четвереньках по полу арены, разыскивая его глаза, а испытания на время прекращены — пока ему не восстановят зрение.
В конце концов дракон оглушительно громко икнул — комедийный штрих, внесенный звуковыми инженерами.
Гил выпустил изо рта усыпляющий свисток — тот шлепнул по груди, — пожевал губами, чтобы размять их немного, избавиться от неприятного ощущения, ведь рот словно судорогой свело. Гордо приосанившись, он повернулся к той секции зрительской трибуны, где должен был сидеть отец со своим окружением. И когда он на миг оказался спиной к арене, толпа вскрикнула…
Гил резко развернулся — рот его невольно раскрылся, дыхание перехватило — и бросился бежать. Но быстро вспомнил, что вокруг арена и, сколько ни бегай, безопасного места не найдешь, только силы растратишь зря. Юноша остановился и повернулся посмотреть, что же так сначала напугало зрителей, а потом и его.
Тело дракона лопалось и раскрывалось вдоль позвоночника, обезображенное семи-восьмифутовыми разрезами, как на китайском бумажном фонарике. Кожа с хлопком раскрывалась и хрустела, отворачиваясь назад и открывая темные дыры в теле. В этих темных туннелях было что-то изначально зловещее, что-то уродливое и отвратительное. Ему припомнились ходы червей в протухшем мясе.
А потом из этих дыр появились дьяволы.
Никакого другого определения он не мог подобрать. Воистину дьяволы. Ростом четыре фута, двуногие, ручищи с тремя локтями волочатся по полу. Тела тварей покрывала густая шерсть, а чудовищные головы, бородавчатые, жирно-скользкие, четырехглазые, рассекала широкая пасть, заполненная острыми как бритва желтыми зубами, которые косо выпирали из-под зеленых губ, истекающих слюной. Головы держались на коротких толстых шеях, грудные клетки напоминали бочки… Судя по невероятно мускулистым ногам, бегать дьяволы умели.
