Дэн Абнетт - Некрополь
— Я… — начала она, но замялась. — Вы не организуете мне вокс-звонок? Хочу связаться с начальством. Коммерцию эвакуировали, там есть место на полу. Вряд ли они дадут добро, но я хотя бы попытаюсь.
Карджин кивнул. Он позвал воксиста и распорядился помочь хирургу.
— Любая ваша попытка лучше, чем ничего.
Танк взревел и подскочил на вытоптанной траве холма и во весь опор рванул на север, а его башня развернулась, чтобы изрыгать снаряды в горящие позади луга и невидимого врага в хвосте.
Ночное небо было объято пламенем. Огненные хвосты ракет и свистящие снаряды вспарывали небо, летя к улью.
Комиссар Каул сидел в башне несущегося танка, выкрикивая танкистам приказы стрелять. Вокс-связь пропала. Он не мог связаться со Штабом домов. У него осталось сорок два танка из бронетанковой колонны в более чем четыре сотни. Плюс еще пятьдесят, что прибыли от Сондарских врат днем. Ни один из высокопоставленных офицеров бронетанковых войск Вервунской Первой не выжил. Смерть настигла и кадета Фоскера.
Теперь командование перешло к Каулу. Назначив комиссара УКВГ Лангану своим помощником, он перестроил разрозненные остатки танковых войск и направил их назад, к городу. Создалось ощущение, что они бегут, но Каул знал, что это было верным тактическим решением. Там, в лугах, они противостояли охряной волне, необъятному бронетанковому фронту Зойки, надвигающемуся тремя клиньями. Такие жестокие атаки он видел лишь в бытность свою имперским гвардейцем, во время грандиозных схваток на Бальгауте или Коциамине. А за танками густой тучей саранчи двигались полки пехоты…
Каул не хотел даже думать о мощи противника сейчас. Она была… невероятна. Невозможна. Охряная волна — все, что он видел, потоки выкрашенных охрой машин, катящихся на его войска, сминающих их.
Он попытался воксировать снова, но враг блокировал связь. Снаряды молотили по отступающим вервунским танкам. Как минимум два взлетели на воздух, когда загорелись боеприпасы, разбрасывая горящие обломки; детали брызнули, как выбитые зубы.
Водитель обратился к нему по внутренней связи:
— Сэр, прямо по курсу!
Каул развернулся. Улей Вервун уже виднелся, огромный светящийся пузырь зеленой энергии мерцал на небосклоне, словно исполинское грибовидное облако, озаряющее ночь. Каул в скоп увидел почерневшую обгорелую громаду наружных трущоб, стремительно приближающуюся к нему. Град снарядов все еще преследовал их.
— Каул — колонне! — выплюнул он по внутританковому воксу. — Построиться и следовать за мной по Южному шоссе. Мы вернемся в город через Сондарские врата. И да не сбежит ни один из вас, ибо я узнаю и найду его!
Он улыбнулся последним своим словам. Даже сейчас, под непрестанным обстрелом, он все еще мог ввернуть хорошую дисциплинирующую фразочку.
Высокий, отлично защищенный, изукрашенный золотом зал Легислатуры в верхних секторах Главного хребта полнился голосами спорящих.
Лорд Хеймлик Часс, благородный патриарх дома Часс, откинулся на своей обшитой бархатом скамье и бросил взгляд в сторону своих помощников и управляющих.
Этой ночью Легислатура была переполнена. Присутствовали все девять благородных домов, а также представители остальных двадцати одного ординарного дома и дроны от более трехсот гильдийных организаций и семей в своих пышных нарядах. А в яме общин — сотни представителей простого народа нестройно требовали решительных мер.
По праву благородного дома скамья Часса располагалась во внутреннем кругу, прямо над кафедрой Законодателя. Вокс- и пикт-дроны с жужжанием парили над скамьями, словно огромные шмели. Хористы Легислатуры, которым несколько минут назад велел заткнуться лорд Кроу, угрюмо сидели на своем балкончике, комкая листы с нотами и швыряясь ими в собрание внизу. Лорд Дженик из ординарного дома Дженик стоял в среднем кругу, читал с заготовленного планшета и пытался привлечь внимание к своему плану из пятидесяти пяти пунктов.
Часс нажал на геноридер сбоку своего деревянного сиденья, и перед ним развернулся экран.
Он ввел свой уровень полномочий, коснулся панели реплик и написал: «Мастер-законодатель, мы начнем дебаты — или будем препираться всю ночь?»
Слова высветились на центральном экране, и еще шесть благородных домов, пятнадцать ординарных и большинство гильдийных организаций поддержали Часса.
Наступила тишина.
Мастер-законодатель Анофий, горбатый старичок в треугольной шляпе с лентами, поднялся на ноги и начал литанию освобождения. Собрание соблюдало тишину, пока она исполнялась. Анофий погладил длинные серебряные усы, расправил опаловую мантию и открыл прения.
— Слово лорду Анко.
Из ямы общин раздались стоны.
Анко поднялся, точнее, был поднят помощниками. Его скрипучий, усиленный воксом голос разлился по залу.
— Я скорблю из-за атаки на наш улей, предпринятой недавними друзьями из Зойки. Я за то, чтобы отшвырнуть их и отправить домой поджавшими хвосты.
«Кто бы спорил», — подумал Часс. Анко, как всегда, говорит только очевидные вещи.
Анко продолжал:
— Я прошу у Легислатуры поддержки по другому вопросу. Мой завод сейчас переполнен бедняками из пригородов. Офицеры домов сообщают, что завод забит настолько, что производство остановлено. Это вредит улью Вервун. Я прошу, чтобы дому Анко было позволено выдворить беженцев из своих помещений.
Снова негодующие вопли снизу.
— Лорд Йетч?
— Вот так мы обращаемся с рабочими, кузен Анко? Они нравятся тебе, когда поднимают твою выработку. А теперь ты ненавидишь их, когда они спасаются на твоих фабриках?
Снова шум, еще громче. Несколько лордов и многие гильдийцы решительно надавили на сигналы поддержки. Анко сел с перекошенным от гнева лицом.
— Лорд Часс?
Часс поднялся.
— Боюсь, что мой кузен Анко в данном случае упустил цельную картину. Девяносто лет прошло с тех пор, как мы столкнулись с подобной катастрофой. Началась вторая Торговая война. Доклады говорят о том, что силы противника существенно превосходят нашу защиту. Все мы видели, какой удар пришелся сегодня по улью. Да что там, моя родная дочь еле добралась домой живой.
Голограммы соболезнования заискивающе засветились над ложами нескольких ординарных домов. Часс продолжил.
— Если атака неудобна нашим домам, я скажу: мы готовы терпеть неудобства! У нас есть обязательства перед населением улья, и кузену Анко следовало бы ставить этот простой факт выше производственных показателей. Я хочу озвучить перед Легислатурой более насущные вопросы. Первый: почему нападение оказалось сюрпризом? Второй: обращаться ли нам за помощью к Империуму? Третий: где верховный лорд, что было ему известно об этом, и почему Щит был активирован так поздно?
Зал взревел. Сигналы поддержки засветились повсюду. Законодатель потребовал порядка.
— Лорд Часс, — проговорил голос, напевом прокатившись по всему колоссальному залу. — И как же я должен ответить вам?
Повисла тишина. В сопровождении десятка невозмутимых офицеров в форме УКВГ верховный лорд Сальвадор Сондар вошел в зал.
Он ослеп на один глаз и сильно хромал. Его плоть обуглилась и покрылась волдырями, одежда висела клочьями. Но он все еще являлся начальником завода. Опираясь на кирку, Эган Сорик ревел так громко, как позволяли обгоревшие легкие, выводя более трех сотен литейщиков через северные турникеты Первой Вервунской литейной. Большинство были так же черны от сажи, как он, на темном фоне выделялись лишь два цвета: блестящий красный — открытых ран, или белый — свежей одежды.
Одежды — и белков глаз, вылезающих из орбит от ужаса.
Одни несли раненых на себе, кто-то на импровизированных носилках, кто-то в связанных вместе мешках, кого-то везли в тележках для руды.
Сорик обошел по кругу и оглянулся уцелевшим глазом. Первая Вервунская литейная и часть окрестных заводов, перерабатывающих руду, пламенели. Дымоходы разорвало от жара, и белый пепел падал в желтое пламя. Вейвейрский вокзал тоже напоминал факел.
Он услышал крики и ругань из зала под ним и похромал вниз, проталкиваясь через ряды мужчин и женщин, работавших на его заводе.
Дюжина солдат Вервунского Главного задерживала продвижение выживших по транзитному каналу 456/k во внутренние трущобы. Их возглавлял офицер УКВГ.
— Нам нужно попасть туда, — сказал Сорик, пробравшись к офицеру комиссариата. Даже одним глазом Сорик видел беспокойный, безумный огонек в глазах молодого офицера УКВГ.
— Распоряжение от Главного хребта, старик, — ответил комиссар. — Нижние трущобы забиты людьми. Невозможно принять больше. Останавливайтесь здесь, припасы со временем прибудут.
— Как тебя зовут? — спросил Сорик.
— Комиссар Боуном.
Сорик помолчал, неуклюже оперся на импровизированный костыль и стер пепел со своего значка смотрителя.
