Андрей Левицкий - Оружие Леса
– Чумак это, – пробормотал Калуга рядом. – Я его не видел никогда, но зуб даю: он. Мудрость мне это моя подсказывает, молодость моя.
В серой пелене казалось, что силуэты людей вокруг машины извиваются. Мотор грузовика почти перестал дымить, но к тому времени, когда видимость улучшилась, Чумак уже вернулся в свою машину, и Катя с Зорей тоже исчезли. За ними, двигаясь четко и быстро, забралась пара бойцов. Остававшийся внутри водитель не глушил двигатель – джип сорвался с места, как только захлопнулись дверцы. Круто развернувшись, покатил назад к холму и стоящим перед воротами машинам. Только сейчас я разглядел, что три цистерны развернуты кабинами от Чума, то есть когда мы приблизились к поселению, они как раз выехали оттуда, а не заезжали внутрь.
Джип укатил. Дым рассеивался, на поле перед Чумом стояла тишина, лишь слабо шуршала осока на легком ветру. Было видно, что крышка на капоте нашего грузовика почернела по краям и слегка выгнулась наружу, будто ее расперло от жара.
– Что там могло так уж гореть? – пробормотал Калуга. – Черт, жалко девчонок! Попали ни за что ни про что в лапы к Чумаку.
– Баб и детей завсегда жалко, – философски заметил Лютик.
– Мы их вытащим, – сказал я. – Позже. Сейчас отходим назад. Надо узнать, что там, болото или озеро. Времени у нас мало, имейте в виду, сюда катит Палач.
* * *Привстав, я выглянул над осокой и сказал:
– Так, теперь спокойно. Не дергаемся, но действуем быстро. Калуга – отползаем еще дальше. Лютик, джип вроде далеко… Иди на разведку.
– Че разведать? – спросил он.
– Подходы к холму. Что делается возле ворот, много ли часовых на стене. Перемещаются или торчат на одном месте. Еще, там вокруг стены ров, в нем всякий хлам. Левее ворот, метрах, может, в двухстах, во рву земляной горб. Длинный. В том месте ко рву снаружи как раз подходит расселина, так что увидишь. Прикинь, можно ли сейчас незаметно подойти к горбу. Все понял? Давай, работай, только не тормози, мы не можем тут рассиживаться, опасно. Будем дожидаться вот там, на бережку.
Он ни слова не сказал в ответ, просто скользнул в заросли и пропал из виду. А мы с Калугой, отойдя еще немного, оказались на узкой полоске свободной от осоки земли, за которой начиналась вода. Не болото, но и не озеро – так, большая мелкая лужа. В центре из нее торчал здоровенный разлапистый цветок с ярко-желтыми, в фиолетовых пятнах, листьями, и между ними дрожал на ветерке большой радужный пузырь.
– Мать моя, природа аномальная! – пробормотал Калуга, приглядываясь. – Что там внутри, смотри… вроде зародыш какой-то?
– Лягуха? – предположил я, отстегивая от ремня сумку.
– Типа того, только мне кажется, что у нее на спине крылья. Такие перепончатые, как у летучей мыши, но зеленые. И слизистые. Хотя они прижаты к спине, не разберешь… Блин, я не видел раньше такого мутанта! И не пойму я, этот цветок его заглотнул, или он его как бы, э… порождает?
– Не знаю, – я раскрыл сумку. – Так, давай-ка спиной к этой хреновине не поворачиваться, но и не отвлекаться на нее. Я хочу примерно подсчитать, сколько хабара в сумке. Поможешь?
– Я спец по бухгалтерии! – осклабился он. – Давай сюда свой хабар и не мешай, сейчас дядя Калуга даст урок полевой математики.
Он быстро разложил содержимое по четырем кучкам: монеты, золотые слитки, серебряные и, самая маленькая, платиновые. Потом стал перекладывать их, шевеля губами. Я часто поглядывал на цветок с мутантом внутри радужного шара. Сначала казалось, что он совсем как мыльный пузырь, тонкий и легкий, но потом стало ясно, что все же потолще, да и мутнее – пузырь будто состоял из клейкой слюды, которую цветок сначала выдул у себя изнутри, а потом это вещество застыло. Тварь внутри слабо раздувалась и опадала, то есть дышала, но больше никаких движений видно не было. А ведь я тоже не слышал раньше про таких гадов… выходит, эволюционирует аномальная природа, развивается?
Последний брусок золота полетел обратно в сумку, и Калуга, зажмурившись, стал сосредоточенно загибать пальцы. Пока он считал, я подумал о том, что место это хоть и расположено недалеко от Чума, но вполне уединенное, раз до сих пор никто не увидел цветка и не скосил его выстрелами. К тому же лужа-то неглубокая, можно просто дойти до центра, если в сапогах, даже не замочив ног, и порубать растение ножом вместе с тварью в пузыре. Но раз она целая, значит, тут давно никто не бывал. Хотя сейчас неподалеку торчит видный издалека грузовик, и подъехавшие Палач с Выдрой запросто могут сунуться к этому озерцу, чтобы проверить, не прячемся ли мы здесь. А если Калуга прав в своих предположениях и Палач действительно как-то чует меня… Мне вспомнился рассказ из одной книги, про рыбу под названием акула, которая в воде чует кровь жертвы чуть ли не за несколько километров. Катя говорила, что Палач имеет привычку долго бродить по Лесу – кто знает, как тот изменил рыжего краевца? Может, он теперь действительно может меня унюхать, будто волк убегающего оленя или охотничий пес – затравленную дичь?
Только я не затравленный. И не дичь. Но схватиться тут с Палачом в мои планы не входит, а особенно когда Травник так близко.
Глаза Калуги раскрылись, и он вынес свой вердикт:
– Тридцать семь тысяч, брат. Просто немереная горища. Хотя цену платины я на глазок прикинул, это ж редкая штука, правда, ее у тебя и немного. В разных местах цены разные, да и курс рублей к голде, бывает, колеблется… В общем, от тридцати пяти до сорока – так будет точнее. А Лютику, говоришь, тысяченку подкинул?
Мы посмотрели в сторону холма, чья увенчанная Башней вершина маячила вдалеке.
– Он получил тысячу, – подтвердил я. – Но тебе дам больше.
– Хочешь, так сказать, убедить меня практически, что не в деньгах счастье?
– Вроде того. Без тебя я бы эту сумку, набитую счастьем, вряд ли заполучил. Сколько тебе надо? Так, чтоб не чувствовать себя несчастливым?
– Не знаю я, – развел он руками. – Дай мне на расходы пару косарей, чтобы в кармане что-то было, чтобы я чувствовал себя высокодуховным, наполненным смыслом чуваком. А так… да стоит ли их вообще сейчас делить, эти деньги? Мы пока вместе движемся, пусть они будут у тебя, дальше посмотрим. Я, понимаешь, решил, что мне твой Травник тоже нужен.
Покосившись на пышущее здоровьем щекастое лицо, я спросил:
– Тебе он зачем?
– Да вот, – Калуга смущенно почесал нос, – я ж все не оставляю идеи найти Главный Артефакт. Вот уверен: есть он. Только называл я его неправильно, слишком как бы примитивно, поэтому все время казалось, что это какие-то выдумки. Детские игрушки. На самом же деле его нужно назвать так: универсальный артефакт. Я даже слово придумал – универсал. Объединяющий в себе свойства различных артов… И вот я теперь думаю, что Травник может что-то на этот счет знать. А, как думаешь? Он же именно по таким делам спец?
