Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
ни о чем не жалею.
-Заткнись.
Марина умолкла.
-Ты лучше б рассказала, как очутилась на привязи Киркорова.
-Ревнуешь?
-Нет. Просто хотелось бы знать.
-Хорошо, расскажу. Хотя особо – нечего. Среди ночи в мою келью
ворвались двое особистов и Киркоров. Киркоров сообщил, что уже год работает
на Лорд-мэра и надел мне на шею эту гадость…
-Выродок.
-Да. Затем меня привезли сюда и держали на цепи в каком-то погребе.
Ее голос сорвался. Из темноты до меня донеслись приглушенные рыдания.
-Я отомщу, - до боли сжимая зубы, сказал я. – Клянусь, отомщу. Игрок
засиделся во мне, пора выпустить его на свободу.
-Не нужно, Андрей.
-Что не нужно?
-Не нужно мести. Не нужно крови. Если бы Лорд-мэр пощадил нас…
Андрей, ты помнишь, как хорошо нам было в Джунглях?
-Помню.
-Уйти в Джунгли, жить там, растить наше дитя – ведь это и есть
Серебристая Рыбка. Неужели Лорд-мэр не простит нас?
-Простит.
Мне показалось, что я ответил ей достаточно уверенно.
Простит? Едва ли. Лорд-мэр, он же Невзоров, он же отец Никодим
заигрался и, очевидно, наша с Мариной казнь станет лишь эпизодом его игры.
Нужно бежать отсюда.
Я приблизился к стене: камень. Попробовал на прочность решетку – прутья
даже не шелохнулись. Пол – бетон. А главное, - усталость, ворочающееся в душе
неверие, что нам и на этот раз удастся спастись. Ну, куда отсюда сбежишь? Как
хорошо, что темнота, и Марина не видит отчаяния, наверняка отразившегося на
моем лице.
Скрежет у двери заставил меня встрепенуться. Кто-то идет! Возможно,
Лорд-мэр или его посланник, с тем, чтобы объявить нам: «Вы помилованы».
Сердце беспокойно стучало в груди. Дыхание срывалось.
Под потолком вспыхнула желтая лампочка. Я зажмурился. Когда распахнул
веки, увидел стоящего в узком пространстве между моей и Марининой клетками
Киркорова. Все лучше, чем тьма и отчаяние…
Киркоров угрюмо смотрел на меня. Марина сидела на деревянном настиле
в своей камере; она словно не заметила его появления.
-Чего ты приперся сюда, мразь? - не выдержал я. – Хочешь спеть нам?
Киркоров откинул со лба седые волосы.
-Прибереги свое остроумие для виселицы, Островцев. Я пришел не к тебе.
Он повернулся к Марине. Та равнодушно взглянула на него и отвернулась к
стене.
-Послушай, - Киркоров взялся за прутья ее клетки, – я шишка при Лорд-мэре
и в моих силах… Короче, я могу открыть твою клетку. Пойдешь со мной?
Меня захлестнуло бешенство, но тут же сменилось холодным, как сталь на
морозе, пониманием: да, это единственный выход.
-Пойдем со мной, Марина, - увещевал Киркоров.- Зачем тебе сдыхать с
диким? Он, каким был в Джунглях, таким и остался… Лорд-мэр присвоил мне
статус певца Армии, и со временем я стану конунгом.
-Он прав, Марина, - негромко сказал я. – Иди с ним.
Киркоров удивленно обернулся.
-Слышишь? Даже дикий понял, что к чему.
Марина вдруг прекратила рассматривать стенку, кинула на меня пылающий
взгляд.
-Иди с ним! – крикнул я.
-Пошли вы оба на хуй, - отчетливо сказала она и прилегла на настил,
свернувшись калачиком.
Что-то тяжелое свалилось с плеч…
Киркоров в сердцах ударил кулаком по железному пруту, тонко
зазвеневшему.
-Сука паршивая, - процедил он сквозь зубы. – Шлюха. Не хочешь по своей
воле, я заставлю. А для начала трахну на глазах у твоего дикаря…
-Киркоров! – заорал я, бросаясь к решетке. – Я убью тебя.
Он засмеялся.
Марина лежала на настиле, как будто и не подозревая, что речь идет о ней.
Киркоров достал из-за пазухи ключ. Ухмыляясь, взглянул на меня.
-Убью, Киркоров.
Крутанув ключ, он отпер лязгнувшую дверцу. Марина поднялась с настила,
сжимая что-то в правом кулаке.
Кулак угодил Киркорову в плечо, тот охнул, но тут же перехватил руку
Марины, вывернул ее. Небольшой камень упал на бетонный пол. Крик боли
огласил застенок.
-Киркоров, прекрати, - прохрипел я, желая, чтоб темнота застила мои глаза,
но, как назло, происходящее было видно отчетливо. Прижав Марину к решетке,
Киркоров резким движением задрал на ней свитер. Блеснуло тело - округлый
живот, груди с темными сосками. Руки насильника накрыли два бледных холмика,
сдавили. Марина закричала, пытаясь высвободиться из железной хватки.
Я отвернулся. Глаза кипели. Мне хотелось умереть, хотелось, чтобы тело
мое ощущало страшную боль. Вздернув рукав толстовки, я вцепился зубами в
руку чуть ниже локтя. Сдавил. Во рту стало солоно. Что-то закапало на пол.
-Сука!
Киркоров метался по камере Марины, натыкаясь на решетку и стены. В
единственном его глазу торчал значок «Работник парковки № 56». Кровавая слеза
стекала по щеке.
Марина одернула свитер, подняла с пола камень.
-Убей его.
Киркоров прекратил слепую пляску и опустился на колени в сыром углу.
Марина шагнула к нему, поднимая камень.
-Темнота, - бормотал Киркоров, щупая руками значок, но не решаясь вынуть
его. – Шлюха дикаря погрузила в темноту.
Марина опустила руку.
-Лучше быть шлюхой дикаря, чем предателем.
Но Киркоров не слышал ее, бормоча в углу про темноту, обступившую со
всех сторон.
В застенок вбежал стрелок. Замер, глядя на Марину, стоящую с камнем в
руке.
-Что за хуйня? – вскрикнул он, выдергивая из кобуры пистолет. – И
отлучиться нельзя.
-Боец, угомонись, - поспешил крикнуть я. – Певец Армии пытался
изнасиловать заключенную.
Стрелок взглянул на Киркорова, выругался.
-Ты, - обратился к Марине, - положи камень и отступи туда.
Та благоразумно выполнила распоряжение.
Стрелок помог Киркорову подняться, вывел из камеры. Загремел ключами.
-Давай к выходу, куриная слепота.
Щелкнул выключатель, лампочка погасла; мы с Мариной остались в
темноте, схожей с той, в которую только что погрузился Киркоров.
10
ПОБЕГ
В круглом окошке под самым потолком - свет. Значит, утро. Начало нашего
с Мариной последнего дня. Начало конца.
Кто-то тяжелый навалился на меня, придавил к настилу. Я увидел казнь –
как это будет: плотные ряды стрелков, ухмыляющегося Лорд-мэра, палача в
противогазе, слепого Киркорова, поющего фальшивым голосом. Марина, ну зачем
мы пришли в резервацию?
Я приподнялся на локтях. Марина лежала на спине, глядя в потолок. Луч
света застрял в ее волосах.
-Марина.
-Андрей, я не хочу ни о чем говорить и думать.
Отвернулась к стенке.
Понятно. Мне не впервой дожидаться казни, и то на душе паршиво. Разве к
этому можно привыкнуть?
Почему саднит рука? Ах, да, вчерашнее посещение Киркорова… Я закатал
рукав – синий след от моих же зубов, кожа вспухла. Пальцы с трудом сжимаются
в кулак. Как такими держать заточку?
Держать заточку… Это мысль игрока во мне, жителя Русских Джунглей.
Целая жизнь – даже чуть больше, чем жизнь – прошла с тех пор, как я встретил
Марину на Поляне. И вот теперь мы умрем, и мое умение орудовать заточкой не
поможет.
Черт! Неужели нельзя думать о чем-то другом, кроме как о смерти?
Каково это – сорваться в бездну с петлей на шее? Что будет там, за
гранью?
Опять эта грань! Я уже думал о ней, после приговора трибунала, лежа на
постели в квартире конунга Артура.
Что будет там, за гранью?
-Ничего не будет.
Я вздрогнул – Марина прочла мои мысли.
-Ты сказал это вслух, дурачок. За гранью ничего не будет. Теперь я это
точно знаю.
-Знаешь? Откуда?
-Знаю – и все.
Она заплакала.
-Андрей, я не хочу умирать. Не хочу в пустоту, не хочу стать пустотой. Я
хочу родить нашего малыша, кормить его грудью, беречь.
-Так и будет…
-Так и будет, - передразнила Марина. – Зачем ты лжешь? Как лгал Христо.
Серебристая Рыбка?! Одна ложь! Вот она, Серебристая Рыбка, - она ткнула себя
пальцем в живот. – Вот он – новый мир! А завтра его не станет.
Ее слова, как плети.
-Замолчи, - закричал я. – Закрой пасть, глупая баба! Я же сказал тебе – мы
не умрем, значит, так и будет.
Она принялась размазывать по щекам слезы.
Я вскочил, вцепился в решетку.
-Эй, там! Караульный! Караульный, мать твою!
Ключ заворочался в двери.
-Че ты орешь, гнида? – рожа стрелка была помятой, как после сна на
горохе. – Арматуры отведать захотел?
-Боец, - взмолился я. – Выслушай, брат. Мне надо поговорить с отцом
Никодимом…
-А с хуем тебе не надо поговорить?
-Постой, брат. Я друг главы ОСОБи, однажды спас ему жизнь, он не
