Михаил Тырин - Желтая линия
— Честно говоря, полный абсурд. Тут есть некое тайное общество, которое… В общем, оппозиция.
— Что?! — Я чуть не подавился. — Оппозиция чему?
— Должно быть, существующему порядку. Вообще, не знаю. Стоит сходить и посмотреть, как думаешь?
— Это не опасно?
— Беня! — Он укоризненно усмехнулся. — Опасность обостряет разум и освежает застоялую кровь. Не бойся, я дам тебе «парабеллум».
— А горничную берешь?
— Боюсь, для нее там не найдется соответствующей линии на полу.
Это и в самом деле походило на абсурд. В салоне такси я все силился представить, как может выглядеть оппозиция. Воображение рисовало сумрачный полуподвал, зеленый абажур, самовар с вязанкой баранок… И люди: одухотворенные лица, зачесанные назад волосы, засученные рукава, горячие слова, произносимые полушепотом, замусоленные книжки с манифестами в мозолистых рабочих руках…
Все глупость, от начала и до конца. Здесь не может быть ни горячих слов, ни тем более самовара.
Мы оказались перед входом в небольшой одноэтажный клуб, через шторы которого интимно проглядывали красные светильники. Служитель вежливо проверил наши номера и затем пожал руки, пристально заглянув в глаза.
— Проходите, друзья. Почти все собрались. — В его облике заключалось что-то особенное, многозначительное, двухслойное. Словно весь он от пяток до макушки наполнен тайным смыслом.
Мы оказались в странной компании. На мягких широких диванах среди красных фонарей сидели две жирные тетки, разодетые, как на бал; высохший чуть ли не до хруста старик с огромными бриллиантовыми перстнями; прямая, как палка, черноволосая дама, томно глядящая в пустоту; два юных близнеца с розовыми щеками и ангельскими кудряшками. В темных углах таились еще какие-то личности, но мы их не разглядели.
Ни одного мозолистого пролетария, одна лишь осатаневшая от безделья аристократия.
— Щербатин, это не наша компания, — сразу шепнул я.
— Мы здесь по рекомендации одного уважаемого человека, моего знакомого, — пояснил он. — Старайся вести себя прилично, не подведи его.
— Садитесь, друзья, — сказала тощая старуха, вышедшая из-за каких-то штор. На ней было неприлично яркое красное платье, прошитое золотыми нитями. Она села рядом с сухим стариком и щелкнула пальцами.
Неслышно появился служитель. Мы сели, и он поставил перед нами бокалы и лакомства — обычный набор для любого досугового заведения. Я по-прежнему был не в своей тарелке и держался скованно.
— Подождем немного и будем начинать, — произнес сухой старик скрипучим голосом. И, взяв с блюда ослепительно белое пирожное, сладострастно надкусил его.
«Вождь, — подумал я. — Предводитель восстания».
Через некоторое время к компании присоединилась еще одна женщина — довольно бесцветная, в годах, сухо и неинтересно одетая. У нее был отрешенный взгляд и нервная порывистость в движениях. Она тут же опрокинула на пол бокал, который принес служитель. Еще через минуту подошел манерный и вальяжный молодой человек, весь в белом. Он двигался так лениво и плавно, будто был сделан из пластилина.
— Начинаем уже, наверно, — проскрипел старик-вождь. Затем с усилием оторвался от спинки дивана и посмотрел в один из затемненных углов помещения.
— Да, начинайте, — донесся оттуда голос. Я только теперь разглядел, что там сидит в одиночестве какой-то толстяк. «Вот настоящий вождь, — решил я. — А старик — заместитель».
— Госпожа Ним-Оу, кажется, у вас есть интересное сообщение, — сказал старик. — Прошу вас, начинайте, мы слушаем. — Он взял еще одно пирожное и снова откинулся на спинку, прикрыв глаза.
— Да, — отозвалась отрешенная дама. — Да, есть. Сейчас…
Она судорожно сжимала и разжимала кулаки, слышно было, как хрустят пальцы. Губы ее несколько раз приоткрывались — она вот-вот собиралась начать, но что-то мешало. Наконец, сосредоточившись, она выдавила:
— Сегодня я… Сегодня я прошла тридцать шагов по серебряной линии…
Послышались сдержанно-удивленные восклицания и даже осторожные хлопки в ладоши. Общество заметно оживилось.
— Да… Тридцать шагов… — Она отрубала слова, как сухие палочки. — По серебряной линии. И это еще не все. Меня хотел остановить уличный комендант. Социальный надзор… Да… Он хотел узнать, на каком основании… У меня девятое холо, а не восемнадцатое. И это видно. Видно по одежде. Он окликнул меня. Но я… Я не остановилась!
— Вы просто прошли мимо? — изумленно проговорила одна из толстых разодетых теток.
— Просто прошла. Посмотрела на него и прошла.
— Невероятно! Какое самообладание! — загудело общество. — Пройти мимо социального надзора! Отважная женщина!
— Я просто прошла мимо него, — подтвердила госпожа Ним-Оу.
Тут из темного угла раздался тихий трескучий смешок. Веселился тот загадочный толстяк. Все как-то сконфузились. Я понял, что вождь иронически относится к подвигу отважной подпольщицы.
— Что ж, это заслуживает некоторого уважения, — солидно заметил сухой старик. — Кто еще сможет нас удивить?
— Я, — поднялся пластилиновый юноша в белом.
— Пожалуйста, Сид-Ним, мы слушаем.
— Мне удалось проникнуть в развлекательный дворец для двенадцатого холо.
Оппозиционеры пренебрежительно засмеялись. Очевидно, этот подвиг уважения не заслуживал, даже некоторого.
— Но это не все, друзья, это не все! — воскликнул юноша, плавно подняв пластилиновые руки. — Я вернулся домой в персональном аэрокупе, а кроме того…
— Садись, Сид-Ним, — проговорил сухой старик. — Мы разочарованы. Нетрудно, имея одиннадцатое холо, пользоваться благами для двенадцатого. В следующий раз придумай что-нибудь поинтересней.
— Но я еще… — Несчастного юношу уже не слушали.
— А можно я? — попросила одна из толстух.
— Слушаем тебя, У-Озо, — позволил старик.
— Так… Во-первых, я уговорила нашего коридорного уборщика прицепить ящик с мусором к аэровагону. И когда тот взлетел, все посыпалось на толпу.
Подпольщики сдержанно заухмылялись.
— Дальше, — продолжала толстуха, — я сорвала табличку, что переход в подземку закрыт, и эти идиоты поперлись вниз, устроили толкучку, а потом неизвестно сколько времени искали выход. Уверена, что половина из них опоздала на работу…
— Щербатин, — тихо прошептал я, — это не оппозиция. Это клуб мелких пакостников.
— Тсс…
— И еще, — продолжала госпожа У-Озо, — я познакомила помощника своего соседа с мойщицей стекол. Оба молодые люди, у обоих первое холо. Ручаюсь, через день-другой они скатятся до незаконной связи.
— Имена известны? — спросил вдруг загадочный толстяк из мрака.
— Конечно, я все вам сообщу.
— М-да, — проговорил старик. — Любопытно. Твоя фантазия, У-Озо, как всегда, непредсказуема. А что у нас с филиалами?
Неожиданно повисла какая-то неприятная тишина. Все дружно опустили глаза в пол.
— Молчим? — строго произнес старик. — Выходит, мне снова нечего докладывать в центр? Это никуда не годится. Нужно работать, друзья, именно за это на ваши номера сыпятся уцим.
— У нас в мастерской, — неохотно проговорил один из близнецов, — трое рабочих как-то приноровились доставать себе по лишней паре носков…
— Носки оставьте при себе. Центр ждет серьезной работы. — Старик сжал губы и довольно долго сидел насупленный. Потом вдруг выпрямился и поглядел на нас со Щербатиным. — Но позвольте! У нас же сегодня новые лица! Как же мы забыли! Приветствую вас, друзья! Может, вы что-то расскажете?
Мне захотелось провалиться в недра дивана и сгинуть там. Но Щербатин ткнул меня локтем.
— Расскажи что-нибудь. Вспомни. Я сразу за тобой…
Я, покрываясь испариной, начал молоть чушь о том, как незаконно носил магнитофон в солдатском ранце. Потом вспомнил, что доедал завтраки за хозяином, хотя мне такой еды не положено. Больше ничего на ум не шло. Выяснилось, что я все это время был законопослушен до омерзения. Даже жаль было разочаровывать солидных людей.
Напоследок мне вспомнилось, как, работая в бюро пропаганды, я для удовольствия писал издевательские стишки по технике безопасности. Правда, никому их не показывал.
Меня тут же попросили что-нибудь вспомнить. Я напряг память и выдал следующее:
Если ты лишился глаза,
Постарайся сдохнуть сразу.
Чем потом тебя лечить,
Проще сразу схоронить.
Я думал, им это понравится. Но лишь двое или трое выдавили жалкие улыбки, остальные как-то нехорошо покосились в темный угол, где затаился толстяк.
Зато Щербатин стал просто гвоздем программы и украшением вечера. Он рассказал, как жил на Водавии, как он здорово там устроился, не имея никакого холо, как пил, жрал, отдыхал и развлекался. И так у него это здорово выходило, что подпольщики смеялись, не переставая. К счастью, от восторга они совсем забыли про меня и мое жалкое выступление.
