Игорь Федорцов - Сталкер-югенд
Паха бросился догонять Чили. Была ли это схватка хищников за добычу или же псы жертвовали собой, спасали людей и давали возможность удрать. Оставалось самое трудное, реализовать предоставленную возможность.
− Беги, беги, не оглядывайся! − орал Паха. — И сразу вниз. Строго вниз!
Позади него стоял рев и рык. Земля вздрагивала от падения тел, от ударов крепких лап. Клацали челюсти, визжал динго, давился и кашлял тасман. До гребня оставалось метров тридцать, когда бой внизу затих.
− Беги! − подгонял Паха, на ходу выдирая кольцо из гранаты и швыряя назад, на удачу. Ему нужно выиграть эти метры у тасмана. Вне сомнений зверь жив. Тот, кто плохо сдыхал от пуль и ножа, вряд ли быстро загнется от клыков и когтей, пусть даже таких умелых бойцов как динго.
Взрыв приостановил тасмана, подбросил вверх, прошил осколками. Хищник упал и тут же поднялся, отряхнулся, разбрызгивая жижу из ран и, понесся, припадая перебитой лапой. Паха четко сознавал, из всех хитростей и уловок ему доступно только бегство. Он не может погибнуть, Чили достанется наблюдателю. И даже если не достанется, убежит, сколько протянет без него? День? Два? Три? У этого Мира слишком не ласковые отношения с человеком.
Паха отцепил от пояса вторую гранату. То, что осколки могут покалечить или задеть его и Чили, сообразил в последний момент. С М3 шутки плохи.
Чили уже достигла остова транспортера. Оглянулась, теряя секунды.
− Вниз! Вниз! К опоре! — проорал Паха.
Девушка послушалась и пропала из виду.
Вторая граната не причинила тасману вреда. Угодила в нору суслика. Столб осколков ушел в небо, прихватив за собой шмотья дерна. Тряхнуло землю. Зверь лишь возбужденно рыкнул.
В план бегства пришлось вносить корректировку. Если раньше Паха стремился достигнуть транспортера, то теперь забирал правей. Уводил тасмана за собой.
Отзвук тяжелых прыжков становился явственней. Тасман настигал. В догоняшках две ноги проигрывали четырем лапам. Паха швырнул автомат за спину, следом рюкзак Чили…. Легче бежать. Шагов десять расстояние уменьшалось не так скоро. Чем не выигрыш. Паха вложил в заключительный рывок остатки сил. Пять шагов…. Четыре… три…. На опережение, рыбкой, нырнул вперед.
Где-то рядом клацнули клыки тасмана. Тяжелое тело перелетело гряду и бухнулось на осыпь. Юзом пошло вниз, собирая волну мелкой породы. Зверь угодил в ловушку сыпучего грунта. Провалившись по брюхо, тасман пытался бежать, но увязал и сползая с породой по склону к обрыву. Каменный водопад ниспадал с пятидесяти метровой высоты в разлом, на скопище ржавого железа и бетона.
Паха развернулся в полете и приземлился на понягу. Освободил руки, перекрутился со спины на живот и заскользил по поверхности, выгребая, словно заправский серфингист. Цель его отнюдь не водного заплыва, лежащая на краю опора.
Чили спускалась не столь экзотично и впечатляюще. Съезжала, собирая задницей мелкую крошку. Она была уже возле самой опоры и в метре от падения.
Стальная стрела лежала на боку, далеко выдвинувшись над краем. На чем держалась? Честного слова и того много.
− Залезай! — скомандовал Паха.
− Паша! — кричала ему Чили, в отчаянии.
− Цепляйся!
Она ухватилась за отогнутый стальной угольник, подтянулась как за перила.
Пахин заплыв грозил закончится не столь удачно. Обрыв ближе, чем опора. Рискуя ускорить скольжение, он подобрался и скакнул вперед отшвырнув понягу. Но и этого не достаточно. Слишком велико расстояние, но Паха не сдавался.
− Пашааааааа! − надрывалась Чили, наблюдая за его отчаянной борьбой выжить.
Тасман брал силой, неутомимо таранил сыпучий грунт, как таранят снег ездовые собаки. Он видел цель и она ему важна. Важнее быть не могло. Человек, убивший тасмана, должен умереть и умрет.
Пахин расчет взобраться на опору, пройти до траверсы с изоляторами и по обвисшим проводам спустится чуть ниже. Прыгнуть с двадцати метровой высоты в воду карьера. Все-таки двадцать не полста. Оставалось до опоры добраться.
Уже срываясь в обрыв, Паха в отчаянии дотянулся до провисшего троса, по обезьяне качнулся вперед, перецепился за тавр, не мешкая выполнил выход силой, взобрался и сев верхом, перевел дух.
− Паша, − всхлипнула перепуганная Чили. Она походила на крошечного воробья. Посерела от переживаний, сжалась в комочек.
− Все хорошо, − заверил Паха.
Просто отлично. Лучше и быть не могло. Скрежетало и стонало железо, опора подрагивала и вихлялась угрожая сковырнутся под собственным весом. Вес двоих людей устойчивости ей не прибавил.
Громко клацнули о металл клыки. Тасман повис в мертвой хватке. Конструкция по-стариковски закряхтела, теряя горизонталь.
− Туда! — подхватился Паха, протянул руку девушке и заставил подняться. − Вниз не смотри! Не смотри! Перед собой…
− Я…
− Шаг!
− Я….
− Еще! Еще! — подгонял Паха.
В синем небе по облакам… К колеснице солнца…. Адреналин кипятит кровь. Но не звучат слова, и почти нет дыхания. Лишь стучит заходиться сердце…
Тасман дергался раз за разом, расшатывая опору собственным весом. Упускать человека он не собирался.
Уже вот-вот… Уже почти… Несколько шажочков до траверсы… Шажочек раз! Шажочек…. Плавно ускоряясь, опора пошла вниз.
− Прыгаем! — выкрикнул Паха команду и оттолкнулся.
Из двоих меньше повезло Пахе, больно шмякнулся об воду. Чили сумела войти столбиком. Не зря же практиковалась дома.
Двадцать минут барахтанья и они выползли на берег с лежбищем кроков. Хищники подались прочь образуя круг возле людей.
Отдышались, отплевались. Паха оглядел Чили, покрутив во все стороны.
− Цела?
− Да.
− Точно? Нигде не ударилась?
− Тут, − постучала она пальцем в висок.
− Не страшно, − улыбнулся ей Паха и похвалил. — А ты молодец.
Молодца потряхивало. От стресса зуб на зуб не попадал.
− Пошли, − потянул он девушку за собой.
− А куда? — все еще всхлипывала Чили.
− Куда и шли. В Байдаху. Не так и далеко осталось.
− У нас ничего нет, − заметила она.
Спора нет, вид они имели жалкий и это мягко сказано, а запасами располагали − в карманах уместились и то не во всех.
− Ну, что-то же есть, − указал Паха на стечкина на её поясе.
*** Город. Подземка.Вы просто не понимаете скудным умишком и не представляете убогоньким воображение что такое темнота. Абсолютная. Непроглядная. Без малейшего оттенка серого, означающего где-то за ней существует свет, бессильный пробиться сквозь бесконечную толщу мрака, и потому, здесь, сейчас вокруг темнота. В первозданной ипостаси. Человек боялся темноты. Он боялся саму темноту, боялся сокрытого темнотой, боялся того что в темноте присутствует. И если темнота вокруг человека являлась квинтэссенцией непроглядности, то испытываемые человеком чувства являлись квинтэссенцией ужаса… А ведь когда-то он любил темноту. Он и его женщина. Для него темнота была спасением. Он решался быть более самостоятельным, мужественным, не страшился действовать, не страшился последствий действий. Женщине темнота предавала эпатажности, делала раскованней, отзывчивей на свои и его желания. Они много экспериментировали, не признавая в экспериментах табу и запретов. То, что непременно бы выдал свет, надежно прятала темнота. Она хранила их многие тайны. О! Им было что хранить! Было! Но чего опасаться, когда за них темнота − союзник, учитель и покровитель. Учитель более всего. Человек учился чувствовать свое тело и тело своей женщины, не полагаясь только на зрение. Подключал обоняние, осязание, тактильное восприятие. Контролировал её и свое дыхание, не стеснялся проявлять эмоции, иногда слишком бурно. Не сторонился запахов, необычных и острых, и не пугался их вкуса. Женщина подчинялась ему и в то же время проявляла достаточную самостоятельность, даже нахальство. Разве тогда темнота было иной, чем сейчас? Или это только место?
Звук заставил вздрогнуть. По полу, залитому водой, шел некто. Не человек. Мягкий шаг сопровождался всплесками натекшего с потолка и стен конденсата и легким, на грани слышимости, цоканьем хищных когтей по шлифованному цементу. Зверь не таился. В отличие от человека, он часть темноты. Он её дитя, её слуга, её раб. Человек завертел головой расслышать. Одно из качеств темноты, усиливать и без искажений передавать тона и полутона шорохов, ударов, скрипов. Колыхнулся воздух и звук изменился. Будто заиграли гамму. До…Ре…Ми… Фа… И она, гамма, служила отсчетом, метрономом страшных шагов. По мере приближения, в звуке, открывались особенные подробности до этого не слышимые. Скорготание железа, чавканье лужиц, скрипы качания оборванных провода. Человек в ужасе выставил руки, защититься, не столкнуться с неумолимо приближающейся угрозой. В лицо ударил порыв сквозняка, перегруженный вонью шерсти, немытого тела, смеси звериного секрета и гнилости.
