Андрей Ливадный - Туманность Ориона
Мир на поверку оказывался не так уж и плох, пока в нем существовали такие понятия, как любовь, преданность, дружба. За этот мир стоило драться.
Он позволил этим чувствам всего на миг полонить разум.
Взявшись за рули ручного управления, Вадим слегка покачал короткими атмосферными крыльями машины, сигналя общеизвестным кодом:
«Потерял связь».
Машина Рориха отработала двигателями, уходя в сторону:
«Держись, командир».
Вадим понимал, что должен освободить ведомого. Эрни и так нарушил их взаимную договоренность во что бы то ни стало продолжать бой. Расклад сил между «Альфой», ганианцами и Фагами был слишком неравен.
Он опять взялся за штурвал, сигналя серией импульсов коррекции:
«Из боя не вышел. Следую в автономном режиме. Уходи».
Машина Рориха еще несколько секунд двигалась параллельным курсом, прежде чем он включил маршевую тягу.
Через несколько мгновений его истребитель уже превратился в едва заметную на фоне сияния туманности точку.
Тишина снова навалилась на Вадима.
Шар безвоздушной планеты уже сползал на задний экран обзора, а впереди, на орбитах зеленовато-голубого шарика, похоже, разгорался смертельный бой между «Альфой» и неизвестным ему количеством вражеских кораблей.
Не размышляя более, Вадим взял курс на частые, режущие глаз вспышки лазерного огня.
* * *
Бой в пространстве над ночной стороной той планеты, куда Вадим сажал челнок с «Альфы», разгорался в этот момент со скоростью взъярившегося лесного пожара.
Весь расчет капитана Покровского строился не на прямом столкновении с врагами, а на умелом маневрировании между ними.
Черные корабли уже выпустили сонмища Фагов, которые стремительно приближались к «Альфе», двигаясь со стороны газового гиганта системы. Крейсера ганианцев по-прежнему висели за кормой, медленно, но неуклонно сокращая дистанцию…
Покровский чувствовал, наступает критический, роковой миг.
— Вращение на корпус!
Пятикилометровый цилиндр, лежащий в основе конструкции колониального транспорта, вздрогнул и начал движение вокруг оси корабля.
В гробовой тишине вакуума беззвучно открылись спрятанные в его обшивке орудийные порты.
Снаружи это выглядело достаточно безобидно — просто в броне корабля разошлись остроугольные сегменты люков, откуда в космос выдвинулись странного вида установки.
Внутри колониального транспорта, наоборот, звуки заработавших по всему периметру обшивки подающих приводов наполнили корабль зловещим предчувствием близкой схватки.
Вся поверхность вращающеюся корпуса была разделена на четыре условных сектора.
— Орудийным секторам-палубам, доложить готовность!
Покровский знал, как мало людей сейчас находится у установок «Ураган». Большинство орудий пришлось вывести в стандартный режим заградительного огня, и лишь немногие из них управлялись операторами.
Выслушав доклады готовности, он снова взглянул на тактический монитор. Противодействующие им силы сближались, неумолимо сжимая «Альфу» с двух сторон. Фаги, строившие сейчас в пространстве свою традиционную «стену», никоим образом не являлись союзниками ганианцев. Покровский не сомневался — происходи схватка между колониальным транспортом и крейсерами где-нибудь на окраине системы, ни один черный корабль не проявил бы при этом беспокойства. Именно этим свойством машинной логики долгие годы пользовались ганианцы. Машины охраняли свою территорию, и им не было дела до иных участков пространства, не входящих в зону их «жизненных интересов».
Ганианцы, ослепленные яростью после дерзкой бомбардировки их базы, упорно продолжали преследовать колониальный транспорт, который, уходя в сторону газового гиганта, все глубже и глубже затягивал их именно в эту зону, бдительно охраняемую кораблями Фагов.
Теперь все должно было решиться в течение ближайших нескольких минут.
«Альфа», зажатая между двух огней, являлась сейчас раздражителем для обеих сторон.
«Черные Розы» и реставрированные ганианцами крейсера начали атаку на колониальный транспорт практически одновременно.
Дистанция между ними сокращалась стремительно, неумолимо…
— Огонь!
Голос Покровского охрип в эти секунды от запредельного напряжения нервов.
Сто сорок расположенных по периметру вращающегося корпуса установок «Ураган» взорвались короткими хоботками статики, выплевывая в космос тонны бортового боекомплекта.
Вращение корпуса придало им эффект веерного рассеивания, и в эти секунды казалось, что нет вокруг колониального транспорта ни единого участка пространства, который бы не пронзали разогнанные импульсами вакуумных орудий смертоносные снаряды.
Эффект был убийственным — десятки, если не сотни атакующих Фагов взрывались, рождая ослепительные вспышки; построенная ими пространственная стена рассыпалась, словно непрочный карточный домик, от крейсеров и величественных металлических роз в пространство полетели куски вырванной снарядами глянцевитой брони, но это еще не означало ни победы, ни перелома, инерция движения вражеских кораблей по-прежнему влекла их вперед, на извергающую огонь «Альфу».
В следующий миг дистанция между ними сократилась до рубежа эффективного лазерного огня.
Орудия «Альфы» не могли бесноваться вечно, наступил роковой миг смены боекомплекта, и заградительный огонь затух.
— Донная тяга!
Ответный залп, произведенный сразу с обеих сторон, совпал с моментом включения двигателей колониального транспорта.
Сотни лазерных лучей успели полоснуть по обшивке «Альфы», прежде чем импульс ускорения из сопел донной тяги поднял ее над потоками когерентного излучения.
— Первая палуба, декомпрессия отсеков… Мы теряем атмосферу… Боже…
Спину Покровского покрыл ледяной пот.
Он чувствовал сотрясения от попаданий, что-то взрывалось, по обшивке «Альфы» прокатилась конвульсивная волна ударов, смешанная в его сознании с докладами, идущими из пораженных отсеков.
Разрушения были огромными, жертвы — невосполнимыми, но его план удался, лазерный огонь лишь вскользь зацепил колониальный транспорт, который, подчиняясь энергии реактивных струй, всплыл выше плоскости залпа, и большая часть когерентного излучения пронзила пустоту, поражая цели, атакующие «Альфу» с другой стороны.
Фаги и ганианцы наконец увидели друг друга.
Инерцию их движения уже невозможно было остановить, и две силы неизбежно сошлись практически в той точке, где за минуту до этого висел колониальный транспорт.
— Огонь! Всем, кто выжил, приказываю — ОГОНЬ!
Окутанная облаками кристаллизованного газа, объятая нимбом обломков «Альфа» вновь полыхнула яростным заградительным залпом, посылая в пространство тысячи снарядов ежесекундно.
Покровский видел, как взорвалась одна из «Черных Роз». Вслед за ней вспыхнул крейсер ганианцев, потерявший управление в разверзшемся аду. Два других корабля столкнулись с их обломками, пространство вскипело, а установки «Ураган» продолжали бить, довершая разгром.
Когда наступил короткий миг смены боекомплекта, под «Альфой», на фоне зеленовато-голубого шара планеты, парили одни обломки.
Флот Фагов и крейсера ганианских пиратов смешались в едином коловращении изуродованной материи.
Побелевшие пальцы Покровского отпустили подлокотник кресла.
Победа была полной, неоспоримой.
— Всем, кто меня слышит… — хрипло произнес он в коммуникатор. — Доложить о потерях…
Эпилог
Рассвет разгорался, долгий, немыслимый, будто затянувшаяся агония.
Сумеречная красно-коричневая равнина, пересеченная цепью пологих холмов, притихла под низким, давящим небом.
Собирался дождь. В прорехах между облаками, гонимыми «верхним» ветром, еще проглядывал пухлый шар газового гиганта, вокруг которого вращалась планета. Испускаемый им отраженный свет был холодным — согреть землю могло лишь солнце, но краешек светила едва проклюнулся в прослойке чистого неба у горизонта, а ОН висел в небесах постоянно. Его призрачное, неживое сияние не грело, а лишь разгоняло сумерки, не позволяя кромешной тьме завладеть землей, — наверное, поэтому каждый рассвет на планете казался именно таким: невыносимо долгим.
Лиза стояла на обрывистом краю прибрежного холма. Ей нравился долгий рассвет, хотя у человека, не прожившего тут всю свою жизнь, подобная феерия кровавых красок наверняка бы вызвала гнетущее чувство обреченности.
Начал накрапывать мелкий дождь. Посмотрев на небеса, с которых всю ночь, пронзая облака, падали звезды, она зябким движением поправила одежду, и мягкая ткань беззвучной волной обняла тело, скрыла фигуру девушки в своих складках, сразу же лишив ее индивидуальности. Теперь на краю обрыва стояло некое закутанное в ниспадающую хламиду существо. Плотный капюшон, скрывший прическу и затенивший черты лица, придавал ее фигуре еще большую таинственность и как бы завершил эту трансформацию безликости.
