Андрей Ливадный - Туманность Ориона
И, как набат, в динамиках интеркома вдруг зазвучал обратный отсчет.
Голос бортовой киберсистемы вибрировал в переборках, глох в бесконечных пустых коридорах, полз короткой бесконтрольной дрожью по спинам людей:
— «Ноль-три… Ноль-два… Ноль-один… Ноль-ноль!..»
В корме «Альфы» внезапно вспухли три ослепительных, режущих глаз солнца.
Корабль, получив импульс ускорения, стал медленно, как казалось со стороны, разворачивать полусферический нос к четвертой планете системы.
* * *
Реголитный песок пустыни отливал коричневатой желтизной. На нем лежали глубокие, черные тени от острых, иззубренных камней, а раскинувшийся вокруг пейзаж казался призраком на фоне красновато-черных небес, миражом, рожденным в воспаленных мозгах.
Генри Вудмен, устраиваясь в тени огромного корпуса космического корабля на короткий отдых, очень остро ощущал неправильность, противоестественность окружавшего его мира.
Эта планета испокон веков являлась мертвой, безвоздушной, но вот сюда пришли люди, раскинули купол энергетического пузыря, накачали под него воздух, возвели несколько климатических станций, и на тебе — живи.
Нет… — подумал он, — жизнь кончилась давно, в тот момент, когда его взяли в плен на родном Эресе посреди бескрайнего заповедника. А рабское существование тут, под красновато-черными, рождающими тошнотворные приступы агорафобии небесами, являлось медленной, но верной и неумолимой смертью.
Силовой пузырь удерживал воздух и тепло, но пленка энергетической защиты не могла воспрепятствовать ускоренным частицам жесткого излучения звезды пронзать тела рабов, которые копошились подле исполинских, закованных в невиданную черную броню кораблей.
Они все были неизлечимо больны. По крайней мере, те, кто пробыл тут достаточно долго.
…Один из охранников-ганианцев, одетый в защитный костюм, остановился напротив, видимо, решая про себя, стоит ли дать этому тщедушному рабу под дых, чтобы не отлынивал от работы, но Генри равнодушно продолжал устраиваться на отдых, зная, что произойдет в следующую минуту.
Звук, который пронесся над песками реголитной пустыни, быт долгим, тягучим… от него неприятно заныло в груди, а в голове вскипело что-то черное, злое, но Генри был учен, а значит, осторожен… Он подавил в себе вспышку неприязни, стараясь, чтобы на изможденном худобой лице не отразилось никаких чувств, и звук пролетел мимо…
Пристально смотревший на него охранник отвернулся.
— У-а-у-лл-аа!.. — вновь пронесся над песками вибрирующий призыв электронного муллы к ежедневной вечерней молитве.
Генри не выносил этого звука, который напоминал ему завывание животного, но начавшаяся молитва подразумевала короткую передышку в изнуряющей работе.
В обшивке корабля над головой Генри открылся люк.
Раб, который вылезал наружу, выглядел на удивление худым и изможденным, даже по меркам существующих тут, под куполом, нечеловеческих условий. В первый момент создавалось впечатление, что это и не человек вовсе, а так, обтянутый кожей скелет, которому каким-то образом удавалось двигаться.
Генри не видел его раньше и сейчас с понятной заинтересованностью разглядывал собрата по несчастью, поражаясь его худобе и лихорадочному блеску глаз, которые казались преувеличенно большими на жутко исхудавшем лице.
Заинтересовавший Генри узник неловко выполз из люка и стал спускаться, нет, — сползать по приставной лестнице. При этом его руки заметно дрожали от незначительных усилий.
«Э, брат, да тебе не протянуть и недели», — подумал Генри, наблюдая за его неуверенными движениями. Дождавшись, пока заключенный коснется ледяного песка и повалится на него, Генри быстро привстал, на карачках добрался до распростершейся ничком мумии и без видимых усилии оттащил его в тень.
Человек едва ли адекватно воспринимал реальность.
Единственное, что выдавало в нем жизнь, были глаза. Они смотрели на окружающий мир пустыни взглядом безумца, но в этом взгляде еще присутствовал намек на жизнь, чего не скажешь об изможденном, мелко подрагивающем теле.
За год плена Генри научился не рассуждать и не навязываться с досужими расспросами к тем, кто не в состоянии ответить на них. Хочешь помочь человеку — помогай. Слова тут не нужны. Они вообще порой теряют всякий смысл в тех условиях, в которых приходилось существовать рабам.
Запрокинув голову своего нового знакомого, Генри оглянулся — не смотрит ли в его сторону охранник? — потом быстрым, вороватым движением извлек из подпоротого ворота своей пропитанной потом одежды самую большую ценность, которую удалось сохранить в плену, — замусоленный катышек пищевого стимулятора, последний из упаковки неприкосновенного запаса, что вшивалась в униформу каждого смотрителя заповедников Эреса, и, разжав зубы продолжавшему дрожать пленнику, заставил его судорожно сглотнуть маленькую пилюлю.
Через минуту или две взгляд несчастного немного прояснился.
Генри вдруг поймал себя на мысли, что ему страшно и одновременно любопытно смотреть в эти огромные глаза.
— Как тебя зовут? — негромко поинтересовался он, краем глаза наблюдая за четырьмя конвоирами. Заунывные ноты вечерней молитвы, исторгнутые из электронной глотки переносного коммуникатора, продолжали звучать над ледяными песками реголитной пустыни, отвлекая их внимание.
Человек-скелет действительно понемногу приходил в себя. Он перестал дрожать, его мышцы или, вернее, прилипшие к костям сухожилия слабо напряглись, взгляд вдруг утратил безумный блеск, стал осмысленным и настороженным.
— Как зовут-то? — негромко повторил Генри свой вопрос.
Незнакомец некоторое время молчал, потом его губы дрогнули, словно он не был уверен в их способности воспроизвести нужные звуки, и Генри услышал негромкий, похожий на шелестящее дуновение ветерка ответ:
— Алексей… Багиров… Смотри, какая звезда падает…
* * *
Звезда не падала. Она приближалась.
Падали едва заметные для глаза темные точки.
Вот одна из них соприкоснулась с куполом силовой защиты, на миг вспыхнула, преодолевая барьер, и…
Оглушительный взрыв пошатнул немногочисленные строения, встряхнул космические корабли, взметнув в бездонные небеса несколько центнеров лунного грунта… и пошло…
Бомбы сыпались с небес одна за другой, заставляя бешено пульсировать накрывающий базу силовой пузырь, превращая пространство под ним в сплошной сумеречный от поднятого вверх песка ад, но генераторы удерживающего воздух поля были заглублены в скальное основание, и им не могли повредить пляшущие по ледяной пустыне разрывы.
Зато они волной оранжевых вспышек прокатились по куполообразным строениям, щедро засевая ледяной песок порванными в клочья телами ганианцев.
Генри Вудмен, оглушенный и дезориентированный первой волной взрывов, вскочил на ноги, запрокидывая голову к небесам.
Он понятия не имел, что случилось, кто так дерзко напал на базу, но…
Может быть, год рабства превратил его рассудок в ничто, но ему хотелось хохотать, подставив лицо под этот смертоносный ливень низвергающегося с небес металла…
Чья-то рука вцепилась в его голень, настойчиво дернула вниз, к проклятому ледяному песку.
Он упал.
Багиров что-то говорил ему, едва шевеля губами.
Генри вдруг понял, что оглох от взрывов, но смысл адресованных ему слов оказалось не так уж и сложно понять — рука Багирова вскинулась в выразительном жесте, указывая в сторону стоявшего неподалеку полностью заправленного, готового к старту древнего орбитального штурмовика.
Генри сам недавно обслуживал его и точно знал, что к чему.
Вот он, пришел ваш судный час, суки… Он готов был взвыть от внезапно подкатившего к горлу чувства. Генри знал, что после года, проведенного тут, он уже не жилец, но теперь… Теперь он имел шанс не подохнуть, а умереть…
Подхватив под мышки невесомое тело негаданного товарища, он поволок Багирова по песку в сторону покосившегося на один бок орбитального штурмовика.
Там как раз было два кресла в кабине — для пилота и бортстрелка.
* * *
Уцелевшие после бомбежки машины взлетали с искалеченной, перепаханной воронками поверхности планетоида, словно потревоженные черные мухи.
«Альфа», закончив бомбометание, медленно выходила на орбитальный виток.
Это был один из критических моментов атаки.
Огромный колониальный транспорт не обладал подвижностью истребителя — все его маневры растягивались во времени и пространстве, напоминая неторопливые движения некоего космического левиафана…
— Борт, говорит Первый. Вижу результат бомбометания. Два корабля из пяти повреждены. Наблюдаю старт малых машин поддержки. Иду на перехват.
