Сергей Лукьяненко - Реверс
Целый час были видны холмы на горизонте, затем скрылись. Снизив скорость, состав прогрохотал по мосту над широким руслом бывшей реки. Внизу петлял ручеек. Проехали селение — с десяток бедных домишек, темных от старости и кособоких от ветхости. Чем тут живут люди, да и зачем? Пересекли по насыпи обширную ложбину с ржавыми остовами нефтяных вышек. Понятно: нефть исчезла, почва просела, нефтяники переквалифицировались, а путейцам головная боль — восстанавливать, по сути заново прокладывать участок пути.
География — великая наука. Макс вдруг вспомнил момент, когда он это понял. Под ядовитым взглядом школьной географички он тогда мучительно пытался вспомнить, куда же впадает Влтава, не вспомнил и под хохот всего класса выдал ответ: в Дунай. Целую неделю этот Дунай был хитом, пока наконец одна дура не оттянула все насмешки на себя, разыскивая на лабораторном химическом столе ион гидроксония. Тут уж была всеобщая истерика.
Не самое приятное воспоминание, но Макс и ему обрадовался. «Моменты истины» с неожиданно пробуждающимися воспоминаниями о прошлой жизни случались с ним и в Гомеостате, здесь они не стали чаще, зато теперь из неизведанных глубин памяти всплывали целые куски, а не бессвязные обрывки. Быть может, со временем удастся вспомнить все, вспомнить себя настоящего?
Разум подсказывал: вряд ли. А если чисто теоретически это возможно, то лишь спустя столько лет, сколько люди не живут. Здесь не Гомеостат, здесь люди смертны. Окончательно и бесповоротно смертны. Центрум — нормальный мир, и смерть в нем — дело серьезное, а не какая-то еженедельная неприятность.
«А вдруг я и здесь через пять дней умру-воскресну?» — подумал он, испугавшись. Подумал еще и отверг эту мысль. Вряд ли такое возможно. Это ведь не свойство человека, а свойство мира. Люди же в основе своей везде одинаковы.
На этом он был вынужден прервать размышления — пришло время шуровать в топке и кидать уголек.
На закате остановились у какого-то разъезда набрать воды и угля. «Здесь развилка, — объяснил курносый помощник. — Налево — в Сурган пошла ветка, направо — в Краймар». Заправлялись долго. Преогромный паровой механизм высыпал в тендер три ковша угля, подняв такую пыль, что превратил бы Макса в чернокожего, не будь он и без того чумазым до невозможности. Механизм назывался паровой лопатой, а Макс вспомнил другое его название: экскаватор. Пропустили курьерский поезд из Краймара, мчащийся в одиночку, без охраны, если не считать за таковую две блиндированные платформы с тупыми рылами пулеметов, прицепленные к голове и хвосту поезда. Словоохотливый помощник машиниста немедленно сообщил, что в каждом вагоне краймарского экспресса сидят штатные стрелки и что жалованье поездной бригаде идет ой-ой какое, однако он ни за что не променял бы свои не столь большие, но верные деньги на златые горы, если довеском к ним идет пуля в печень. «Я что-то не видел никаких бандитов», — сообщил Макс. — «Еще бы! — воскликнул курносый болтун. — Они что, дурные? У нас караван!»
И вновь пошла работа: бери больше, кидай дальше. Специфика пустошей — вечная проблема со сменой паровозов и паровозных бригад. Пустоши обширны, да и небезопасны. Есть артезианская скважина, завезено топливо — уже хорошо. А людям придется потерпеть.
К рассвету Макс вымотался так, что едва держал лопату. Наверное, поэтому на него не произвели большого впечатления огромные домны, горы угля и целый лес дымящих фабричных труб. Город был серым, придавленным задымленным небом, и люди с землистыми лицами выглядели тем, кем были: двуногими придатками к дымящей и лязгающей индустрии.
Приехали. Сурган.
* * *Рассвет. Прохлада. Ева спит. Сергей рыбачит.
Вот чего ему не хватало все эти недели занятий по освоению профессии контрабандиста! Удивительного было предостаточно, а вот простого человеческого счастья явно недоставало. Плевать, что нет спиннинга. Там, где полчища рыболовов еще не научили рыбу уму-разуму, сойдет и примитивнейшая «таежная снасть» — блесна, леска да высокая банка из-под тушенки в роли безынерционной катушки. Леску и парочку тяжелых блесен-колебалок Сергей давно уже нашел на чердаке коттеджа, превращенном, как водится, в хранилище всякого пыльного хлама. Нашел и прибрал к рукам, потому что зачем же пропадать добру? Может пригодиться. Не весь же Центрум состоит из пустынь — наверное, там встречаются и водоемы. Блесны пришлось почистить от ржавчины мелкой шкуркой, а вот с леской едва не вышла промашка. Вовремя сообразил: лавсан в Центруме не жилец. В конце концов удалось найти моток тонкой нихромовой проволоки — плохо, конечно, но лучше, чем ничего. Для глупой непуганой рыбы сойдет. Только осторожно надо, не то порежешь ладонь до кости.
А банка из-под тушенки была свежая — только вчера открыли.
Что вы себе думали, коллеги-контрабандисты, — Сергей Коханский вам приготовишка и балласт? Дудки. Кое-чему и он обучен. Может, например, исправлять ваши промахи со снабжением — пищи-то с собой взяли всего ничего, да и ту большей частью оставили в бронепоезде. Обстоятельный маньяк Иван Шаповаленко долго ржал бы, узнай он о продуктовом обеспечении экспедиции.
Правда, будь рюкзачки чуть тяжелее — лежать бы им на дне озера. Не спасли бы. И с этими-то еле-еле доплыли до берега.
Зато не покалечились в момент приводнения, отделались ушибами. Можно сказать, повезло.
Пока выбирались на берег и сушились, наступил вечер. Ева ругалась. Сергей просушил спички и запалил костерок. На закате его пришлось превратить в дымокур и спать в дыму, спасаясь от гнуса. Снились кошмары. Раз за разом Сергей соскальзывал с крыла самолета и с воплем летел вниз, растопырившись лягушкой, а за ним кувыркались дрова. Не сон, а издевательство.
Честно говоря, он встал ни свет ни заря только потому, что не выдержал бы дальнейшего повтора таких сновидений. Глупо все-таки устроена психика: пока шел по крылу, не боялся, ну почти не боялся, а вспомнишь — мурашки по коже и сердце выпрыгивает. Что-то тут природа не додумала.
Размышляя таким образом, Сергей продирается сквозь росистые кусты, переходит на новое место. Из озера вытекает речка, тут мелкий каменистый перекат, а за ним, кажется, есть глубина. Попробовать?
Удача! Стальная проволока дрожит, банка рвется из рук. Сергей, пятясь, отступает в лес, выволакивая на пологий берег рыбину. Не сорвалась! Рыбина пляшет, ей не хочется быть пойманной, но шансов у нее нет. Ох и странная же рыбина!..
Голова — во! Серьезная башка, только безмозглая. Зубищи — как у пираньи. Удивительно, что проволока устояла. Чешуи нет, как у сома. Только хвост нормальный, примерно как щучий.
