Александр Зорич - Полураспад
До сих пор не знаю: согласиться или послать ее к лихтенштейнской матери.
Лишняя реклама мне не нужна, от сидения за компьютером у меня начинает чесаться спина, а денег у меня и так достаточно для достойной жизни. С другой стороны - слава, фотовспышки, интервью…
«Герр Пушкарев, приходилось ли вам убивать?» «Господин Владимир, способны ли зомби на подвиг ради любви?» «Мистер Пушкарьефф, кто стоит за Хозяевами Зоны? Русская мафия или мировое правительство?» В общем, согласись я на предложение Ильзы, заскучать мне точно не дадут. Правда, потом ктонибудь из наших обязательно начистит мне репу… А в баре на Дикой Территории я стану персоной нон грата…
Однажды вечером ко мне явился некробиотик Трофим. С собой он принес большую бутылку джина, пачку апельсинового сока и банку подозрительно крупных рыжиков.
- С Янтарного? - спросил я, кивнув на рыжики.
- А то! Крепенькие такие мутанты. Как ты любишь! - подмигнул некробиотик.
Мы сидели до самого утра, обсуждая общих знакомых и прочие события нашего нескучного околотка.
- А знаешь, что Севарен этот, который «Наутилус» отгрохал, давеча Нобелевку получил?
- Севарен? Нобелевку? - Я был так удивлен, что едва не поперхнулся душистым грибком.
- Да! Сам не поверил, пока в интернете на пяти разных сайтах не прочитал! - Трофим сверкнул стеклами очков.
- И за что?
- За фундаментальный вклад в развитие представлений о вариациях периода полураспада радиоактивных веществ!
- Силен! Не ожидал, что он такой серьезный ученый… Я думал, он больше по коммерческой части… Ну или там по организаторской!
- Злые языки утверждают, что так оно и есть. И что реально открытие это сделал чувачок по имени Бользе, который сначала десять лет на Севарена горбатился, а потом скончался при невыясненных обстоятельствах. Не хочется, конечно, думать плохое про Севарена, но…
- Но, в общем, ясно, - вздохнул я.
Мы с Трофимом выпили за науку. А потом еще раз за нее же.
На меня нахлынули воспоминания о нашем визите в «Наутилус». Парящая Пирамида, грохот голосов, недоумевающие люди внизу…
Теперь, когда сумбур событий отступил и я свыкся с мыслью, что Инвестор действительно смог достичь советского прошлого, один вопрос стал все чаще посещать меня: что означают те десять лет, которые Инвестор обречен дожидаться рокового апреля 1986 года?
Как соотносятся они с нашей реальностью, с тем временем, где сейчас живу я, Комбат? Ведь и апрель 1986 года для меня, Комбата, - далекое, состоявшееся прошлое. Я живу в реальности, в которой ЧАЭС взорвалась. В которой был Второй выброс. В реальности, где распад СССР и Зона отчуждения - непреложные данности.
Так, значит, Инвестор, пролежав в припятских болотах десять лет до апреля 1986 года, ничего поделать не смог? Не смог предотвратить катастрофу? Или нам следует просто ждать, ждать еще десять лет, и тогда мы вдруг проснемся в какомто другом, новом мире - похожем на тот, который я недавно посетил во сневидении?
Сложно все это, отцы. Так, за бутылкой, эту загадку не разгадать. Пусть ее разгадывает сама жизнь.
Апрель - август 2009
This file was created with BookDesigner program [email protected] 29.05.2010
