Карен Трэвисс - Республиканские коммандо: Тройной ноль
Он пожертвовал своим добрым именем и последней возможностью на прощение и любовь семьи — ради людей, которых он обучал. Это потрясло Этейн словно удар в грудь.
Она обернулась к Вэу.
— А ты смотришь на своих людей, как на сыновей?
— Конечно. Других у меня нет. Вот почему я делал их выживальщиками. Не думай, что я их не любил, лишь потому что я не баловал их, как детей.
— А на этом месте, — полным презрения голосом подхватил Скирата. — он начнет рассказывать тебе, что его отец выбил из него осик, и это сделало из него мужчину. И ему это никак не повредило, никак нет, сэр.
— Я потерял только троих из моего потока, Кэл. Мне это многое говорит о моих методах.
— Я потерял четырнадцать. Будешь комментировать?
— Ты сделал своих мягкими. У них не было убийственной остроты.
— Нет, я всего лишь не зверил их, как ты это делал со своими, хат'уун.
Этейн шагнула между ними, разведя руки, обрывки старых разговоров начинали складываться вместе с пугающей ясностью. В глубине глотки стрилла послышалось рычание, и он соскользнул на пол, чтобы встать перед Вэу, защищая его.
Хорошо, что двери спален были закрыты.
— Пожалуйста, прекратите это. Мы не хотим, чтобы наши люди услышали вашу стычку прямо сейчас, не так ли? Как говорит Найнер — приберегите это для врага.
Скирата повернул голову, внезапно став настолько сосредоточенным, что она ощутила возмущение в Силе. Но это была не гневная реакция человека, которого задело нелестное замечание. Это была искренняя тоска. Он взглянул на Мирда, словно раздумывая не дать ли ему хорошего пинка, а потом, хромая, вышел на посадочную платформу.
— Не поступай так с ним. — сказала она Вэу. — Пожалуйста. Не надо.
Вэу просто пожал плечами и поднял тяжелого стрилла на руки, словно тот был щенком. Тот с обожанием лизнул его в лицо.
— Ты можешь драться холодным, как лед, или же можешь драться раскаленным докрасна. Кэл дерется раскаленным. Это его слабость.
— Ты говоришь в точности, как мой бывший учитель. — заметила Этейн и вышла на платформу вслед за Скиратой.
Воздушные трассы Корусканта протягивались над ними и под ними, создавая иллюзию бесконечности. Этейн оперлась на поручни ограждения, опустив голову на один уровень с головой Скираты. Она вгляделась в его лицо.
— Кэл, если ты хочешь, чтобы я что-то сделала насчет Вэу…
Он чуть покачал головой, все еще опустив глаза.
— Благодарю, ад'ика, но я сам могу разобраться с этой грудой осика.
— Никогда не позволяй провокатору манипулировать тобой.
Челюсть Скираты беззвучно пошевелилась.
— Я виноват.
— В чем?
— В том, что отправляю парней на смерть.
— Кэл, не обвиняй себя.
— Я взял кредитки, разве не так? Джанго свистнул, и я примчался. Я тренировал их с детства. Маленьких детей. Восемь, девять лет — ничего, кроме тренировок и боев. Ни прошлого, ни детства, ни будущего.
— Кэл…
— У них нет отпусков. Они не напиваются. Они не волочатся за женщинами. Мы их натаскиваем, латаем и кидаем их из боя в бой — ни выходных, ни отпуска, ни развлечений, а потом соскребаем их с поля боя и отправляем то, что осталось и может стоять, обратно на фронт.
— Но ты среди них. Ты дал им наследие и семью.
— Я так же плох, как и Вэу.
— Не было бы там тебя — твое место занял бы кто-то другой, вроде него. Ты же подарил своим людям уважение и привязанность.
Скирата глубоко вздохнул и сложил руки, все еще упираясь локтями в ограждение балкона. Далеко внизу под ними проревел гудок спидера.
— Ты знаешь подробности? Тренировки под реальным огнем. В их обучении они начинаются с пяти лет. Это значит что я посылал десятилетних детей на смерть. И одиннадцатилетних, и двенадцатилетних и так далее, до тех пор пока они не стали мужчинами. Я потерял четверых из моего потока в несчастных случаях на тренировках, и некоторые из них погибли от моей руки, от моей винтовки, из-за моего желания максимально приблизиться к боевым условиям.
— Я слышала, что такое случается в любой армии.
— В таком случае задай мне вопрос. Почему я так и не сказал "ладно, хватит!"? У меня были нелестные мысли на ваш счет, ад'ика, насчет того, почему же ваша братия не отказалась руководить армией рабов. А потом я подумал — Кэл, ты хат'туун, ты же точно такой же, как она. Ты никогда не протестовал против этого.
— Твои солдаты тебя обожают.
Скирата закрыл глаза и на секунду крепко стиснул веки.
— Думаешь, мне от этого легче? Этот вонючий стрилл любит Вэу. В чудовищ всегда влюбляются — вопреки рассудку.
Этейн подумала — не стоит ли утешить его, осторожно повлияв на его разум, так, чтобы он не терзался виной. Но Скирата был человеком независимым, жесткого склада ума — достаточного, чтобы заметить влияние на его разум и отбить ее манипуляции. Если она предложит ему добровольно… нет, Скирата никогда не выберет такого легкого пути. У нее нет утешения, которое она могла бы ему предложить — такого, что не сделает все лишь хуже.
Это была часть его исключительной — и привлекающей — отваги. Первые ее впечатлением было — что его грубовато-добродушная манера держаться была всего лишь реакцией, вызванной смущением. Но Скирата совершенно не смущался своих чувств. У него было мужество для того, чтобы оставить открытым забрало. Наверное это и делало его настолько искусным в умении убивать: он мог любить так же твердо, как и сражаться.
"Сила, перестань напоминать мне. Двойственность. Знаю, знаю, что не может быть света без тьмы."
Ее душевные терзания сейчас неважны. Она несет ребенка Дармана. Она ждет-не дождется сказать ему и знает, что должна подождать.
— Ты любишь их, Кэл, а любовь всегда права.
— Да. люблю. — Его жесткое, морщинистое лицо было образцом пылкой искренности.
— Всех их. Я начал со ста четырьмя учениками, плюс мои Нулевые мальчики, а теперь у меня осталось девяносто коммандос. Говорят, что родители не должны пережить своих детей. Но я переживу их всех, и думаю, что это послужит мне достойным наказанием. Я был паршивым отцом.
— Но…
— Нет. — он поднял руку, останавливая ее, и она умолкла. Скирата был добр, но непререкаемо властен. — Ты не о том подумала. Я не использую этих парней, чтобы задобрить свою совесть. Они заслуживают большего. А я лишь пользуюсь тем, что могу их учить — ради них.
— Имеет ли это значение — до тех пор, пока их любят?
— Да, имеет. Я должен помнить, что беспокоюсь за них, за тех, кто они есть, или же я опять сделаю из них… инструмент. Мы мандалориане. Понимаешь, мандалорианин не просто воин. Он отец, он сын и отвечает за семейные дела. Эти парни заслуживали отца. Они также заслуживают сыновей и дочерей, но такое вряд ли случится. Но они могут быть сыновьями, и есть две вещи, которым ты должен научить своих сыновей — уверенность в своих силах и то, что ты можешь отдать за них свою жизнь. — Скирата оперся на скрещенные руки и снова посмотрел вниз, в подернутую дымкой пропасть. — И я бы отдал, Этейн, отдал. Но мне стоило бы быть в такой же меланхолии тогда, когда я ввязывался в весь этот бардак с Камино.
— И уйти? И оставить их? Потому что программа клонирования от этого не изменилась бы ни на бит, пусть даже ты от этого и чувствовал себя отважно выдержавшим испытание.
— Ты на это смотришь именно так?
— На то, что выбрав тихо уйти и отказаться вести их — я буду больше заботиться о своем покое, чем о них?
На пару секунд он уронил голову на сложенные руки.
— Что ж, это ответ на мой вопрос.
Как джедай, Этейн никогда не знала настоящего отца; не больше чем клоны, но в этот момент она точно знала — кого бы она им выбрала. Она подвинулась ближе к Скирате, так, чтобы уронить руку на его плечо и соприкоснуться головами. Из морщинистого уголка его глаза показалась слеза и скатилась по щеке, и она вытерла ее рукавом. Он улыбнулся, хотя его взгляд оставался прикованным к движению внизу.
— Ты хороший человек и хороший отец. — проговорила она. — Тебе не следует сомневаться в этом ни секунды. Твои люди в этом не сомневаются, и я тоже.
— Хорошо — я не был хорошим отцом, пока они меня таким не сделали.
А теперь он станет еще и дедом; и она знала, что это должно его обрадовать. Она вернула Дарману его будущее. Она закрыла глаза и прислушалась к новой жизни внутри нее — сильной, странной и удивительной.
"Хижина Квиббу", главный бар, время 18.00, 385 дней после Геонозиса.
Ордо втиснулся к барной стойке между Найнером и Боссом и заказал себе порцию сока.
Корр показывал Скорчу опасный фокус с виброклинком, что требовало мгновенных рефлексов — чтобы убрать руку до того, как клинок ударится в стол. Вид у Скорча был недоверчивый.
— Но у тебя же руки металлические, ты, хитрый ди'кут! — возмутился он. — Я порезался.
