Любовь Федорова - Путешествие на север
Май слушал, что думает на этот счет Маддалена. «Ты мог бы помочь мне сделать эту часть работы? – спросила она. – Боюсь тратить на него Силу. Меня еще ждет встреча с цехом, не знаю, хорошая или плохая...»
«А как?» – спросил Май.
«Разозли его».
«Он уже зол».
«Он не имеет права применить к тебе колдовство. Он станет драться честно назло тебе, если ты обвинишь его в обмане».
Гусиное перо в ее руках окуталось радугой превращения. Май постепенно узнавал предмет, в который оно трансформируется. Это была та самая шпага, которой он убил Бартеля Фрея. Май понял, чего от него ждут. Внутри у него похолодело, но останавливаться ему было нельзя. Если выполнять предложенное Маддаленой, то сейчас, сразу. Тогда Май сказал:
– А ты просто трус, Пелерин, кто бы ты ни был и что бы ты о себе ни думал.
– Выпусти его ко мне, сестра, – обратился к Маддалене Пелерин. – Я докажу ему, в ком из нас больше чести.
Маддалена улыбнулась Маю одними губами.
– Я мало ему верю, – честно сказал Май. – Это опять какая-нибудь подлость.
– Давай поставим все на этот поединок, – не отставал Пелерин от колдуньи. – Чья сторона победит, та и взяла.
– Залог, – ровным голосом сказала Маддалена.
Пелерин указал на Беренику:
– Моя жена тебе залог. И наш будущий ребенок.
Маддалена взвесила в уме ценность прибавившегося факта. Положение ее вполне устраивало. Она косо глянула на Мая.
«Он будет драться честно. Вряд ли он лжет».
И протянула Маю шпагу.
Пелерин сломил веточку с дерева и выступил за пределы своей пентаграммы. В руках его вместо яблоневого прутика уже был клинок.
Береника тихо охнула и обмякла. Май осторожно уложил ее на траву. Он думал, что это нечестно – выставлять его, чтоб делать работу для цеха. Он боялся. Он знал, конечно, что теоретически колдовать против человека, не наделенного Силой, нельзя. Если он ударит чародея кулаком по лицу, он должен ждать ответа тем же самым. Но на практике все зависело от чародея. Если Май правильно кое-что помнил и верно вывел зависимость прозвища «черный колдун» с закладом Юма, который невольно по милости Маддалены подсмотрел, то Юрген Юм был включен в список ненадежных и выслан охранять границу именно за то, что наградил одного из любовников его, Мая, матушки неким колдовским подарком отменно скверных свойств.
Принимая из рук Маддалены шпагу, Май попытался взглянуть на Пелерина внутренним зрением, но путаница в голове помешала что-либо ясно рассмотреть. Различить желаемое, действительное и страхи опять стало невозможно. Тут оказались и россыпи денег, и довольная Маддаленина мордашка, и, одновременно, – леденящий холод вместе со сжигающей жарой, словно прообразы ада. Май сразу вспомнил, что давно не был на исповеди, ему привиделось собственное тело в вечернем сумеречном саду и далее – о ужас! – путешествие в лодке Харона с золотыми ста фларами во рту, а на том берегу его ждет оборотень, чтоб вернуть долги... Последний раз подобное отсутствие решимости отстаивать собственные достоинство и честь случилось с ним лет семь назад, когда за перевезенную тайком депешу одна торговая республика послала по его следу наемного убийцу, и Май лишь чудом не проглотил подсыпанный ему в пищу яд...
Образумил его голос Маддалены, которая тихо спросила:
– Ты всякий раз так трясешься, когда берешь оружие в руки? Но как же ты тогда стал знаменитым?
И Май проглотил свой страх. Он вспомнил, что на него смотрят. Удобней перехватил эфес и шагнул навстречу Пелерину.
Боялся Май колдуна вроде бы зря. Не таков тот был боец, чтоб его стоило бояться. Но и поединка по совести у них не получилось. В чем оказался противник Мая ловок, так это в отступлении. Пелерин пятился по всему саду – вокруг яблонь, к пруду, обратно к Маддалене, прочь от нее, а Маю никак не удавалось его не то чтобы достать, а даже попросту догнать. Через десять минут этой беготни Май начал всерьез кипятиться. Все его усилия пропадали втуне, подлый колдун все время прятался и убегал, убегал, убегал.
Май не понимал, что это за тактика. Пока не взглянул, случайно приблизившись, на Маддалену. Судя по ее лицу, непорядок был не только с поведением Пелерина. Май выбрал момент, отскочил от Пелерина сам и посмотрел вдаль, на горы.
Туманный Пояс дышал. Над ним переливался воздух, и выглядел охраняющий долину хребет неестественно, словно мираж в пустыне. На сад дохнуло потусторонним ветром. Закружились в воздухе палые листья, веточки и сухая трава.
– Вернись сюда, – крикнула Маю Маддалена. – Он нас надул! Я не могу остановить это без тебя – ты составная часть моих построений!
Бернгар Пелерин засмеялся, поняв, что его фокус оценен по достоинству. Сейчас он заступал Маю дорогу, стоя к Маддалене спиной.
– Не пущу, – сказал он. – Я не обманываю тебя, я не обманываю ее, я просто подготовился заранее и гораздо лучше, чем многим хотелось бы думать. Потерпите еще немного, скоро мое дело будет окончено.
– Ты не забыл про свой залог, Пелерин? – проговорил Май, пытаясь подловить колдуна во время разговора.
– Я отдал твоей девчонке в залог много, очень много, но я взял в обмен тебя. Если она причинит вред Беренике, она поплатится твоей жизнью прямо здесь и сейчас. Этого она делать не станет, можешь мне поверить.
– Тебе я уже вряд ли поверю когда-нибудь, – отвечал Май.
Маддалена, мысли которой Май за пределами пентаграммы не слышал, разыгрывала какую-то пантомиму. Она подобрала с земли оброненный Береникой лунный коготь, настрогала в ладонь мыла с обозначающего превращения куска и показывала теперь на себя, на Мая, на Пелерина, на мыло и манила рукой, очевидно, пытаясь показать, что если не выходит подойти одному, надо сделать это вместе с Пелерином, только чтобы он на нее не смотрел.
Такая задача показалась Маю проще.
Он попробовал потеснить мастера, тот осклабился и повторил:
– Не пущу!
Маддалена выбросила мыльную крошку из пентаграммы в их сторону.
– Убью гада, – сказал Май и сделал не очень честный выпад.
Пелерин отпрыгнул, выкрикнув:
– Поздно! Перемену Мест это уже не остановит!
Прикинуться, что потерял голову от гнева, Маю было по способностям. Пелерин посторонился от сумасшедшего полета стали перед собственным носом, сделал последний необходимый шаг назад, вдруг заскользил, как гусь на льду, взмахнул руками, тщетно стараясь удержать равновесие, и навзничь рухнул в траву.
Май моментально перескочил через него и успел оказаться на своем месте рядом с колдуньей прежде, чем Пелерин опомнился и смог бы помешать.
– Выкини отсюда эту... что она разлеглась тут? – сказала Маю Маддалена, указывая на начавшую шевелиться Беренику.
Май без церемоний выкатил подругу Пелерина за магическую черту.
Пелерин тем временем остервенело вытирал о траву подошвы сапог: оказалось, что он шагу не может ступить без того, чтоб не поскользнуться и не упасть. Проку от его стараний было немного. Какая-то пакость, учиненная Маддаленой при помощи мыла, пристала к нему намертво. Наконец он догадался снять сапоги и бросился к своей пентаграмме босиком.
Май видел (хотя и нельзя было этого глазами видеть из замкового сада), что растворяются и дрожат уже не только контуры гор, но и окраины долины, те самые белые фермы и зеленые пастбища. Видел, что Маддалена сосредоточенно ищет выход и что ее собственной Силы на откат сотворенного Пелерином не хватает, и время упущено. Видел тихий ужас Юргена Юма, который более не ждал Мастерский Совет, а просто вслух ругался в своей комнатке в Грааге.
В довершение всего в лицо Маю бросило пригоршню теплой пыли. Май даже испугаться не успел. Пропали деревья вокруг. Солнце, плавя воздух и землю, касалось краем непривычно близкого и словно льющегося в раскаленном воздухе горизонта. Текли зыбучие пески, кипящим золотом горело небо, а предзакатная пустыня была настолько красна, что глаза жгло от ее кроваво пылающего света. С горячим ветром летел, обволакивая все вокруг, мельчайший белый песок, напоминающий на ощупь пудру.
Окликнув мысленно колдунью, Май разглядел ее спокойное упрямство. Мастер Перемены Мест делал свою работу – менял одно с другим местами.
Маддалена тоже делала что умела – рушила чужие магические построения.
Пустыня мигнула и исчезла. Вместо бескрайних песков колдунью и Мая окутала синяя снежная мгла, и ветер застонал и завыл в поднебесье, словно идущая по горячему следу свора Дикого Охотника. Опять перемена не напугала, а успела только удивить. Сместились ребра, на которых натянута кожа мира, и вот они снова в саду: Маддалена зябко ежится, а Май брезгливо отряхивает в одежды перемешанную со снежным крошевом посеревшую пустынную пыль.
Но прежде чем они были брошены в третье путешествие – туда, где смертоносные поляны и отравленное озеро, – Маддалена сделала то обещанное, чего от нее не ждали ни Бернгар Пелерин, ни Юрген Юм, ни подавно профан в колдовских делах Май.
