Вадим Вознесенский - Механист
В остальном ход спутницы Вик оценил — если она хочет сохранить неуправляемого, но полезного Богдана в деле, несколько дней отсрочки как-нибудь да повлияют на ситуацию. Не сказать, чтобы Старьевщик пребывал в восторге, но в целом, конечно, оценил.
Убийца понимал такую расстановку не хуже механиста. Оттого вид имел кислый.
— Четыре дня?
— Максимум! — Венди улыбнулась своей ангельской улыбкой для торжественных случаев.
Убийца, хмуро промолчав в знак согласия, полез через бревна к выходу.
Вик, между делом, не понимал — что мешает Богдану избавиться от надоедливых гостей более радикальным способом. Свернув, например, им головы.
На прощанье Дракон снова ухнул по нервам своим беззвучным пением.
— Тебе тож не хворать, — буркнул Убийца.
И у самого шлюза добавил, особо ни к кому не обращаясь:
— Он сказал, что вопрошать надо близких сердцу божеств. Это якобы очень важно.
Переход из жилища наружу всегда — путешествие из одного мира в другой. В безграничный. А за спиной остается стиснутое пространство, насыщенное личностью его владельца. Особенно впечатляет, когда покидаешь обитель Дракона.
Даже угрожающе серое небо над головой не мешает вдыхать полной грудью воздух родной вселенной. И радоваться.
— Куда дальше? — Лишь тривиальный Убийца оказался невосприимчивым к таким маленьким благостям.
— Ты рассказывал про разломы неподалеку.
Богдан кивнул.
Разлом — это мощно. Это брешь в теле планеты, причем родившаяся в точке высокого напряжения. Это — сила, а разлом искусственный, возникший от приложения рукотворной энергии, — сила, умноженная своей неправильностью.
— Хорошо подумала?
— Там настолько опасно?
— Нет. — Убийца показал на облака. — Буран собирается.
— Ничего страшного.
Старьевщик глянул на Килима — не подумывает ли тот покинуть их безумное сообщество? Глаза вогула горели. Не уйдет — уже почувствовал себя внутри зарождающейся легенды. Сам механист твердо решил поразузнать пути и при удобном случае свернуть на Валаам. Но сначала все-таки хотелось обновить инвентарь в дебрях мастерской Богдана. Одному и с пустыми руками странствовать опасно даже на востоке, не то что здесь.
А Венедис… вот ей суженый, дорога дальняя и судьба мироздания в руки. Хотя, конечно, жаль расставаться, и душа-лентяйка уюта просит. Значит, надо когти рвать, и чем быстрее, тем лучше. День в мастерской — и все. Но вот как туда добраться, если эта неугомонная собралась шастать в буран, да еще по разломам?
— Неправильный туча, — вдруг шепнул Килим Старьевщику.
— Это чего так?
— Не сам идет. Как оленя гонят.
Туча как туча — тяжелая, неповоротливая, на все небо. Тучи ветром гоняет — сейчас направление ветра и движение облаков вроде бы совпадают. Логика. Может, ветер тоже неправильный?
— Ты бы лучше с Венедис посоветовался.
— Нельзя… девка не туча — сам идет. Большое дело.
Пойми этих дикарей — сам, не сам. На взгляд механиста, все наоборот — это как раз девчонку тащит за собой ее взбалмошность.
— И что теперь делать?
— Осторожный быть.
Здравая мысль. Как еще можно вести себя во время бурана?
К полудню закружило так, что сама княгиня признала: пора окапываться. Одному Убийце все было нипочем — идти так идти, палатку ставить так, ставить. Понятно — он ведь не о конечном результате договаривался, а на срок в четыре дня. Смерти-то он не боится, она же для него «привлекательная сучка».
Палатку воткнули на подветренной стороне какого-то холма, не исключено — заросшего капонира, вход в который под снегом фиг найдешь. Запалили подвесную печечку, доставшуюся от Моисея, выложили на нее сухари с кусочками хрупкого замерзшего масла. Масло перепало от Убийцы. Даже так, в тесноте и не в обиде, получалось много уютнее, чем в гостях у Дракона.
Подоспел чай. Крепкий, будоражащий, вязкий на зубах. Как, откуда, почему у Богдана мог оказаться чайный лист, чего это могло стоить в такой глуши? Впрочем, наслаждаться им было приятней, чем мучить себя размышлениями.
Палатка привычно уже хлопает тентом, звенит под ударами снега — за тонким эпидермисом промороженной ткани бесчинствует непогода. Это возбуждает — несколько миллиметров пропитанного алхимическими зельями льна оберегают маленький теплый мир от леденящей смерти.
Не хватает разве что Менестреля с его гитарой. Стихов о далеких странах и тихих гаванях и музыки, которая сильнее вьюги…
— Ложись, мля!!! — орет Убийца, разливает обжигающий напиток, сгребает всех мордами в землю.
А потом накрывает — неподъемным грузом обрушивается палатка, спутывает, выдавливает воздух из легких. Вик скрипит зубами — щека прижимается к раскаленному боку завалившейся печки, — несколько мгновений он вдыхает запах своей паленой шкуры и вырубается.
Чувства возвращают Старьевщику воспоминания о Хрустальном руднике. Когда это было — совсем недавно, несколько месяцев назад, а кажется, что прошла целая вечность. Так всегда случается, когда жизнь перенасыщена событиями. Все отматывается назад очень быстро. Тяжесть в голове, лицо, пульсирующее болью, обездвиженные, затекшие руки — и ты как будто не выходил из сырых пещер Додо. Сейчас откроется дверь и в камеру снова ввалится уголовник Латын, которого опять придется убивать.
Для начала стоит хотя бы открыть глаза.
Света мало, единственный источник — дыра высоко в потолке. Очередной ангар, может быть, именно тот, на склоне которого ставили палатку.
Спутники — все рядом. Помятые и напряженные Венди с Килимом, Богдан — расслабленный и невозмутимый. У девушки рассечена бровь, засохшая кровь на виске. Килим вроде бы цел, Убийца тоже. Все трое похожи на огородные пугала — через рукава одежды пропущены короткие копья, кисти рук и локти прихвачены к древку грубыми веревками. Что ж, не худший способ фиксации пленного, не лишая его при этом возможности передвигаться самостоятельно.
Когда-то начинающих янычаров обучали технике более эффектной и деморализующей. Полковой анатом, этакий с виду румяный добрячок, показывал, как правильно рассечь мышцы шеи в районе затылка конвоируемого. Так, чтобы у бедолаги не осталось другой заботы, кроме поддержания руками собственной головы — во избежание выворота позвонков. После такого хирургического вмешательства пациент сразу становился робким и исполнительным. Шел куда прикажут, вид из-за постоянно приложенных к черепу ладоней имел задумчивый, но мозг, и без того тяжелый, мыслями о побеге не обременял.
Вообще с пленными рекомендовали не церемониться — вплоть до привязывания лодыжек к яйцам, — так что свое текущее положение механист определил как удовлетворительное. Даже обувь на ногах наличествовала, вопреки святому правилу, предписывающему пленным быть босыми. Ни по камням, ни по лесу, тем более — по снегу на голых пятках не попрыгаешь.
Теперь осталось разобраться, что за непрофессионалы их так лихо захомутали. Вик присмотрелся к теням, снующим возле костра посреди помещения. До них было метров десять. Одеты по-северному, Что, впрочем, ни о чем не говорило.
— Вогулы, — заметила Венедис старания механиста. — Твои знакомцы от Писаного Камня. Как себя чувствуешь?
— Щека. Ожог вроде.
— Нда, тарифы в борделях для тебя теперь повысятся. Если выживешь.
Статутная княгиня шутить изволят, ну-ну.
Далее Венди успела сообщить, что палатку завалило снегом, вроде как сход пласта, а потом их по одному откапывали и пинали ногами — тех, кто рыпался. Рыпались Венедис и Килим. Вик и Богдан не сопротивлялись, первый — оттого, что был в отключке, второй — потому что пидор.
Убийца эпитет проигнорировал, вообще вел себя как ни в чем ни бывало. А потом к ним подошел тот самый вождь, что причаливал к плоту возле Камня, и Венедис замолчала, вызывающе посмотрела снизу вверх.
Вогул ткнул Старьевщика носком унта, словно убеждаясь, жив ли. Вик отзывчиво и достаточно длинно выругался. Вогула, похоже, это удовлетворило, и он повернулся к Богдану:
— Кто ты?
Убийца пожал плечами.
За него попытался ответить Килим. На вогульском — механист различил только имя. Мер-сусне-хума. Вождь высокомерно кивнул — мол, так и думал.
— Тебе плохого не сделаем.
Убийца снова пожал плечами.
— И дальше что? — встряла Венедис.
— Механист нужен Камню, а ты, ведьма, — хэге.
Хэгэ. Уж не чужие ли? Давно не было слышно, расслабились — а они все-таки добрались. Через вогулов. Вот откуда неправильные тучи, пинаемые неправильными ветрами. Ловушка. И еще — жалкий снежный оползень, навалившийся на палатку. Вот у Старьевщика была всем лавинам лавина! Герои, помощники богов, копируют тактику презренного механиста?
Вик презрительно засмеялся в спину отвернувшегося от пленников вогула. И в эту же спину и так же надменно бросила Венедис:
![Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]](/uploads/posts/books/116183/116183.jpg)
