Вадим Вознесенский - Механист
Богдан молчит, и слезы текут по его лицу. Кажется, я знаю, с какими бесами общается он сейчас. Для него Ребенок — это то, что он, Убийца, сотворил с этим миром.
— Убейте, сделайте это хоть кто-нибудь! — орет Венедис-Килим.
— Иди в жопу, — отвечает Убийца.
Он растерян, он не знает, что делать. А я знаю.
Глупая девочка. Дерзкая, отчаянная, прекрасная моя девочка. Ты ошиблась. Трижды.
Убийца Богдан — это Машина. Раз.
— Богдан, — прошу я, — то, что тебе дорого, отдай. Пожалуйста.
Он переводит взгляд с Ребенка на меня.
— Самое, самое дорогое, — вкрадчиво намекаю я.
И он понимает! Улыбается. Лезет за пазуху. Садится на корточки перед Ребенком. Достает шкатулку. Ставит на землю. Поднимает крышку.
Тин-тин-тили-тили-дин.
Ребенок склоняет голову набок.
Тин-тили-тили-дин.
Ребенок откладывает в сторону обугленную доску. Тянется к шкатулке. Рука Богдана рефлекторно дергается — забрать, но он сдерживается. Опять погружает ладонь в карман. Рядом со шкатулкой покачивается неваляшка.
Тилин-тилин.
И расплывается в выцветшей улыбке. Ребенок тоже улыбается, по-настоящему, не вызывая сомнения — радость это или предупреждающий оскал. И бросает потрескавшийся корень.
Убийца показывает Ребенку открытые ладони — это все твое. Я вспоминаю свои фокусы — настало время их показать. Открученный палец и театр теней. Ребенок смеется, и теперь Убийца, кажется, улыбается тоже.
А Венедис-Килим сейчас плачет. Я не знаю, чьи это слезы — княгини, вогула, скорее всего — обоих.
— Идите, — отпускает нас Убийца.
— А ты?
— Я останусь.
— Но ты сам не сможешь вернуться.
Богдан все еще улыбается.
— Да… — говорит Венедис-Килим.
Или Килим-Венедис:
— Это… его… свобода. Пошли.
Неваляшка и шкатулка в руках Ребенка. Феникс и Уроборос ему уже неинтересны.
— Прощай, Богдан, — почти сожалеют Килим и Венедис.
— Прощай, Ключник, — вспоминаю я имя, названное Гекатой.
— Счастливо. — Он даже не оборачивается, поглощенный яркой улыбкой Ребенка.
Может быть, все это просто мой сон, но ведь сны — это тоже реальность. Только другая.
Эпилог
Виктор очнулся в гостевой избе Валаамской обители. В окно было видно, как над Ладогой восходит солнце. Неподалеку на лавке дремал Килим. Богдан отсутствовал.
Механист потянулся, ощущая легкое неудобство — талисман все-таки отключен. Прислушался. Давящее чувство никуда не пропало. Это замечательно — ведь когда что-то меняется в один миг, может случиться непоправимое.
Венедис трижды ошиблась в картах. Смерть — не убийство. Богдан — Судьба и ключ в центре Колеса Фортуны связан с названным Гекатой прозвищем. Ключник.
Зато Старьевщик — самый настоящий Дурак, творящий по наитию, таскающий в котомке всякую хрень. Кстати, надо будет выбросить. Убийца Драконов. Забавно.
Драконами, первичными силами в мире машин и точных наук, были возрождающаяся из пепла птица и змей, пожирающий собственный хвост. В новом мире ими могут оказаться либо нечто ассоциирующееся с детской игрушкой, которая никогда не падает, либо музыкальная шкатулка — механизм из пружин и шестеренок.
Что было бы, если б Старьевщик ее не починил?
Неваляшка и механизм — рациональные символы мистического бытия. Новые игрушки нового маленького бога. Не того, одинокого, дотянувшегося своими всемогущими ручками до обгоревшей доски и потрескавшегося корневища. Нового.
Не того, который не смог уйти вместе со всеми старыми богами. Просто оттого, что была Большая Война Людей и они убивали друг друга, а потом долго-долго умирали уже после Войны.
Отрекаясь от всего, от надежды и веры, забывая мораль, отказываясь от прошлого, будущего и настоящего.
В боли, уже не чаявшие избавления, в страдании, не скорбя и отчаявшись терзаться молитвами. В грязи, невежестве, дикости.
И только одно сохраняли немыслимым образом, единственное, еще отличавшее их от животных. Любовь — скромный дар маленького бога. Он просто не смог уйти. И деградировал в одиночестве.
А может быть, все не так романтично, и ребенок в Улье — никакой не Камадева, а порождение лишенной богов реальности или самих Феникс и Уробороса, странный гибрид божества людей и божества насекомых-пришельцев.
Чем бы все ни оказалось — Вик встряхнулся, — это не тема для головной боли настоящего механиста. Для такого существуют философы и всякие мудрецы. А у механиста куча других важных дел.
Вернуться в Обитель и медленно, по сложному алгоритму отключить Машину. Так же постепенно, как будет влиять на верхние уровни бытия один из новых богов — Ключник. Бог-опекун, герой, Смотрящий-За-Миром.
Вернуться в Курган и привезти сюда прах Дрея Палыча. К Вере — они достойны того, чтобы быть вместе. Потом помочь строить новый храм, а после и Город — Вику казалось, что он теперь связан с этим местом.
Самое главное — вернуться к Венедис. Ведь если Старьевщик — Убийца Драконов, то девушке тяжело будет отвертеться. Ведь это она говорила о Предназначении. Стать человеком и выковырять талисман из зуба.
Будет ли муж статутной княгини считаться князем?
Механист рассмеялся.
Вик и Венди — звучит как название детской сказки.
![Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]](/uploads/posts/books/116183/116183.jpg)
