Игорь Поль - Ностальгия
Брюнетка, спотыкаясь в темноте, бредет к стене, испуганно оглядываясь на молчаливых бойцов конвоя.
– Ваши?
– Приятель, я тут вообще не при делах – я просто пилот. Мне говорят: «Лети!» – я лечу.
– Понятно. Во-он к той стене, пожалуйста.
Красавчик-пилот в форменном комбезе, сгорбившись, идет куда сказано.
Размышляю на отвлеченные темы, глядя на спектакль. Думаю о превратностях войны. Странная эта штука – война. Нет создания более лживого и одновременно – более правдивого, чем она. Вот мы – черви, мы и были ими всегда, только не замечали этого. Думали, что жить умели, любили, трахались, вкусно ели. О чем-то мечтали, чего-то хотели, хотя на поверку оказывалось, что мечтания наши сводятся к покупке очередной машины и погашению кредита за предыдущую. Все юношеские устремления привели нас туда, где мы есть, мы оцениваем, сбылись или нет наши грезы, сравнивая толщину счета в банке. Жизнь удалась, если ты кредитоспособен. Даже тут, на войне, мы зарабатываем деньги, нам платят за каждого убитого, мы по привычке хвастаемся друг перед другом величиной личного счета. И вполне нормально себя ощущаем, хотя и знаем – многие из того сытого быдла за заграждениями, которые жируют за наш счет, живут в тысячу раз богаче. Но вот свободней ли? Те, кто пять минут назад летел сюда, сидя в мягких креслах и попивая мартини, кто прикидывал, что можно выжать для себя, общаясь с такими недотепами, как я или, скажем, Гот, мы для них – низший сорт, твари расходные, говорить с нами – все равно что с заключенным перед казнью: интересно, выгодно, но запоминать ни к чему, нас все равно вот-вот не будет, и вместо нас вырастят других, а эти все так же будут вальяжно болтать с нашими генералами и обсуждать сплетни на светских раутах, но они, так же как мы, лишь тешат себя иллюзией свободы. И вдруг – о чудо! – поворот судьбы. Война берет счастливчиков за шиворот и одним махом переворачивает колесо. И мы теперь – над ними, они трясут бесполезными удостоверениями и клубными карточками и никак не могут поверить – да, карма, она есть, она существует, это не вымыслы немытых дикарей, и пришла им пора перерождаться. И в толк они никак не возьмут, что их так пугает безмерно, а пугает их на самом деле то, что мы, те самые черви, расходный материал, на выходе оказываемся вершителями их судеб. Не случай, не великая богиня с крылами – Судьба, а простые зачуханные морпехи, для которых в затылок походя выстрелить – как почесаться. Они попадают в ловушку, которую сами подготовили для нас. Любой может нас убить, и мы можем убить любого, и все это – ради их финансовых интересов, и вот мы убиваем их самих, и те, кто остается, радостно потирают руки – какая тема для сенсации!
Через пять минут все рассортированы. Мужики о чем-то перешептываются. Паркер заключает пари с Крамером. Одна Рыба сидит дура дурой, крутит головой, не въезжая, что происходит. У стены собрались человек десять без документов. Тихо переговариваются, оглядываясь на часовых. У вертолета всего трое – Шейла и два ее помощника.
– Сото! – говорит взводный.
– Сэр!
– Этих обыскать. Всю аппаратуру изъять. Потом расстрелять. Трупы сжечь – возможны имплантаты. Термита не жалей.
– Есть, сэр! Козловски! Гот! Чавес! – начинает выкрикивать Сото.
– Сэр, капрал просит разрешения обратиться, сэр!
– Что у тебя, Трак? – недовольно поворачивается взводный.
– Сэр, взвод просит проявить гуманизм к задержанным женщинам, сэр! Зачем добру пропадать? Ребята изголодались, на людей непохожи, сэр!
Взводный останавливается. Напряженно думает. Смотрит на нас, почти невидимых в темноте. Мы затаили дыхание. Черви мы и есть, и желания наши червивые, приземленные. Ехидная улыбка трогает его губы.
– Ладно… жеребцы. Сото, под твою ответственность. Женщин обыскать, потом препроводить в фильтрационный лагерь. Два часа на все.
– Сэр! Спасибо, сэр! – козыряет ухмыляющийся Трак.
Мы дружно выдыхаем застоявшийся воздух.
Пленных делят на две группы. Одну осторожно ведут – не гонят к мыльным пузырям над «Томми». Вторую раздевают на месте.
– Ты это, Трак, спиртом, что ли, оботритесь… Все же не шлюхи какие, акулы пера… – говорит неуверенно лейтенант.
– Не беспокойтесь, сэр! Ни царапинки не оставим! Будем чисты, как ангелы, сэр!
– Сэр! Рядовой просит разрешения обратиться, сэр! – раздается хриплый голос Сантаны из первого отделения. Бой-девка подобралась, как перед прыжком, ноздри раздуваются хищно.
– Ну?
– Сэр, мы тоже люди, сэр! Отдайте нам хотя бы вот того дылду. Летуна. Проявите этот, как его… гуманизм, сэр! – выпаливает Сантана.
Взводный устало машет рукой.
– Сэр, спасибо, сэр!
Лейтенант замечает пребывающую в ступоре ведущую.
– А вы, Шейла, что притихли? Добро пожаловать на войну! Делайте свой репортаж, ребята вас любят слушать. Про музыку не забывайте, Шейла. Больше музыки! Мои, к примеру, джаз обожают и настоящий старый рок-н-ролл. Всяких там «Роллинг Стоунз» и Чайковских.
– Шейла, ну чего ты, действительно? – подталкивает ее оператор. – Зря летели в такую даль, что ли?
– Спасибо, лейтенант, – механически отвечает Шейла, глядя в темноту, где белеют пятна обнаженных тел.
«Прости меня, Шар, тростинка моя. Нет больше мочи терпеть…» – думаю я, втискиваясь в распахнутый десантный люк. Мне, как командиру отделения, выпала пальма первенства. Сжимаю в кулаке выданный Мышем презерватив. Экипаж по такому случаю выгнали вон, в общую очередь. В тусклом красном свете формы съежившейся на десантной лавке брюнетки еще соблазнительнее. Она плачет, размазывая по лицу водостойкую тушь, закрывает рот ладонями. Лицо ее вовсе не кажется мне красивым. И уж точно не молодым.
– Вы нас всех убьете, да? – всхлипывая, спрашивает она.
Я сажусь рядом. Провожу рукой по ее волшебно чистому плечу. Касаюсь груди.
– Ну что ты, хорошая моя. На тебя даже дышать не будут. Просто потерпи чуть-чуть. Устали мы, как черти. Понимаешь?
От треска близких очередей брюнетку начинают бить рыдания. Она в ужасе смотрит на меня. Пришла пора становиться другой, красавица. Ты переродишься, как и твои невезучие дружки. Научишься предчувствовать поворот колеса.
– Все хорошо, милая. Все хорошо… – шепчу я. – Как, говоришь, зовут тебя? Бриджит? Красивое имя. Встань на колени, милая. Пожалуйста…
– …С вами ваша ведущая Шейла Ли. Мы ведем наш репортаж с переднего края, из Олинды, города, где наши доблестные морские пехотинцы сражаются с фанатиками из так называемой народно-освободительной армии Шеридана. Чувствуя свой близкий конец, бандиты ожесточенно сопротивляются. Прикрываясь мирным населением, они сражаются за каждый камень. Но морские пехотинцы в очередной раз демонстрируют миру, что такое несгибаемая воля к победе. Вот что говорит командир взвода «Лоси» лейтенант Бауэр…
19Четыре тридцать утра. Улица Поэйра ди Флор – «Цветочная пыль». Никакими цветами тут и не пахнет. Такая же мусорная вонючка, что и предыдущие. Дома тут почти не тронуты артогнем, так, стекла кое-где выбиты, да стены пулями поистыканы. «Лоси» занимают три дома. Держим улицу под прицелом. Тишина стоит, даже птицы где-то в вышине верещать начали. Не нравится мне эта тишина. Печенка ноет от дурных предчувствий. Уж слишком легко мы вчера сюда вышли. Пяток заминированных дверей – не в счет, «мошки» вовремя их обнаружили. А может, это она от надоевшего сухпая бунтует – вчера вертушка скинула наконец пару ящиков вместе с патронами. Жаль, воды нет. Краны в квартирах шипят бессильно, вычерпываем грязную воду из сливных бачков, фильтруем через броню и кидаем в нее обеззараживающие таблетки. Каждому достается примерно по стакану невкусной жидкости. Делаю пару глотков. Ощущение, словно вода впитывается в сухую глотку, не доходя до пищевода. Полжизни отдал бы за литр холодной воды!
Каждый вечер диктую Сото перечень того, что нам необходимо. Список каждый раз получается внушительный и с каждым днем растет все больше – вода, заправки к аптечкам, сухпай, гранаты к подствольникам, гранаты ручные разных типов, сухие носки, легкое белье, ремкомплекты к броне, витамины, патроны к винтовкам, картриджи к пулемету, патроны для дробовика, снаряды для «Томми», модуль такблока для Нгавы – у него броня барахлит после того, как его осколком шваркнуло. Сото все тщательно фиксирует, уточняет количество. Суммирует с запросами других отделений. Вздыхает тяжело. Связывается с ротным старшиной. Сбрасывает ему файл. «Роджер, принял», – подтверждает рота. И к ночи вертушка привозит что-нибудь из заказанного. Если привезут канистру чистой воды, то почему-то без сухпая. Если сублимированные фрукты, то без воды. Патроны – без гранат. Гранаты – без картриджей. Если заряды к базуке, то осколочные вместо плазмы. Патроны к снайперке – со сминающейся головкой вместо бронебойных. Белья мы не видели целую вечность – врагу не пожелаешь влезать в комбез без белья. То, что оставалось, излохматилось и пропиталось грязью до состояния вонючих тряпок, которые в руки взять противно, не то что надеть. Швы натирают нам кожу, мы вечно мокрые как мыши, потертости гниют, автодоктора ширяют нас лекарствами, пока аптечки не пустеют, спирта у Мыша больше нет, пускаем на протирку все свои НЗ – джин, виски, бренди, ароматические масла Нгавы. Воняем мы страшно, словно мертвецы живые. Позавчера вертушка не прибыла вообще. Рота сообщила, что сбили ее. Старшина божится, что она везла нам все, что заказывали: и спирт, и патроны, даже снаряды и носки он нам добыл. Врет, наверное, сволочь… Зато дымовых гранат у нас – закачаешься. Каждый таскает с собой штук по пять. И еще нетронутые ящики в БМП. Выбросить – жалко, применить – некуда. И в каждой новой посылке – опять ящик. Мы встречаем их гомерическим хохотом. И еще – мазь от обморожения. Ее у нас скопилось столько, что запросто можно вылечить целый полк эскимосских десантников, если им приспичит отморозить ноги в местных джунглях.
