Александр Радин - Стрингер. Летописец отчуждения
— Мама, — только и смог оценить все это безобразие Мамка.
— И чего люди не летают как птицы? — пробормотал Бочка, пялясь на луг.
— Не ты первый озаботился этим вопросом, — сказал узбек, массирую плечо.
Его все еще пошатывало. Столкновение с хвостом варана не прошло бесследно.
— Кости целы? — спросил командир.
— Вроде…
Саян скривился, обдумывая ближайшие перспективы. Впереди был не просто луг, а целая импровизированная долина смерти. Зона постаралась. Саян это знал, узбек это знал, теперь вот и Бочка, закинув наугад шарик журналиста, тоже сообразил.
— Жора!.. Жора! — позвал Саян. — ЖОРА! Пальцев сколько?.. Да подними ты свою плешивую башку! Вот так… Пальцев?
— Три… — Бугай гундосил, будто ему повыбивали все зубы и вылечили от гайморита самым садистским способом.
Старший слегка похлестал его по щеке, приводя в чувство.
— Жора!.. Не уходи далеко… Бочка, у тебя пилюли еще остались?
— Антишокер?
— В задницу засунь себе антишокер! У него чего, шок? Ну чего ты глазенками хлопаешь?
— Н-е-е-т, — растерялся снайпер.
Саян еще раз ударил по щеке. Лысый недовольно застонал и попытался его оттолкнуть, слабо махнув перед собой руками.
— Транквилизаторы есть? «Крылья» или, на худой конец, «Черный тюльпан»?
Бочка даже в рюкзак не заглянул:
— Кончилось все. Давай «Торпеду»?
— Ты рехнулся, что ли?! Чтоб он нас тут на хрен всех переломал?!
— У меня «Крылья» остались, — узбек извлек из нагрудного кармана вычищенный до блеска портсигар и достал из него красную шприц-ампулу.
Саян с мясом вырвал две верхние пуговицы черного Жориного комбинезона, осторожно потянул за воротник, высвобождая накачанное плечо. С покрытой коркой грязи кожи на него смотрел ощетинившийся барс. Красивый. С красными горящими глазами. Того и гляди спрыгнет и вспорет лапой живот.
В один из этих глаз Саян и засадил иглу, небрежно отбросив колпачок в жижу. Лысый дернулся и в очередной раз махнул рукой. Старший ее легко перехватил, отводя в сторону. Грудь бугая спазматически дернулась.
— Тихо… Тихо, родной… А вот блевать на меня не надо! Не надо, говорю! Бочка! Помоги подержать!
И надо было нарваться ему на эту дрянь, на это долбаное «пятно»!
Рвать Лысому было нечем. Разве что желудочным соком и желчью. Он надсадно мотал головой, разбрызгивая терпкую тошнотворную кислятину, а Саян и снайпер крепко держали за руки. В основном чтобы не захлебнулся своей же гадостью.
Алексей снимал.
Жора, наконец, угомонился. Узбек вопросительно посмотрел на Саяна, но тот только махнул рукой, присаживаясь прямо в грязь.
— Щас пойдем. Жоре полегчает, и двинемся. Кури пока.
— Начальник…
— Да знаю я все! Кури, говорю.
— Саян, вот ты про Монолит говоришь. Почему он нам помогает, а Жору так накрыло? — спросил Смертин, продолжая снимать.
— Камеру выключи, тогда отвечу.
— Ладно-ладно…
— Выключил? Иди ты в жопу! Ты видишь, Жоре хреново? Зачем все это снимать?
Кляп начал постепенно нащупывать коридор, лазая по краю с детектором аномалий. Без толку. Прибор за каждой травинкой видел активность.
— Журналист, а дай шарики, — осознал ущербность своих попыток узбек.
Лысый начал мычать и даже попытался встать.
— Нашел вроде, — буднично сообщил узбек. — Вон смотри, все в порядке с бол… шариком.
Саян глянул на бугая и потуже затянул шнуровку ботинок.
— Выходим, — вздохнул он. — Я первым пойду. Журналист за мной. Потом Бочка и Жора. Кляп, ты замыкаешь.
— Дай еще железа, — сипло попросил Саян.
Узбек высыпал ему в ладонь целую горсть.
Командир лег на пузо и пополз в коридор. Алексей повторял все в точности, как старший. Саян ощутил, как по руке пробежал знакомый жар.
— Тут она! Самая первая. «Всполох», а может, и «жарка».
— Нет, «жарка» бы давно вылезла, да и укрытий для нее на лугу нет. Скорее «всполох». Этот следов на траве не оставляет. Сжигает газом, изнутри, — ответил Бочка. — Осторожней, шеф.
Саян задержал дыхание. Глянул на шарик, прикидывая расстояние. Еще долго. Очень долго. Он прополз с метр. Без кислорода стало нестерпимо. В грудь давило, руками толкаться было невозможно, в трахее застыл какой-то комок. Саян, наконец, хватанул воздуха. Легкие обожгло.
— Ты живой там? — крикнул Смертин.
— Живой… пока…
Второй вздох дался командиру с трудом. Саян почувствовал, что в ботинки кто-то уткнулся. Он хотел повернуться, но на щеку накатил жар.
— Я это, я! — простонал стрингер. — Давай уже, узко тут!
Саян видел перед глазами только траву и блестящий шарик. Он специально не смотрел на аномалии.
— С Жорой там как, — вдруг спохватился командир. — Жора! Ответь!
Лысый замычал, и Саян успокоился.
— Там «фреон», — потеребил его за ботинок Смертин.
— Вижу, вижу. Справа поползли. Только к нему еще что-то жмется.
— Узко?
— Узко.
Так близко к «фреону» Саян не проползал никогда. Даже комбез постепенно покрывался инеем. Алексей почувствовал, как икр обжигающе коснулись заледеневшие брюки. Он ускорился, чувствуя как деревенеет с каждой секундой одежда, как стынут губы и совсем перестают что-либо чувствовать щеки, но тут же уткнулся в ботинки командира.
— Что там?
— Погоди ты!
Коридор все тянулся и тянулся. Бесконечно. Казалось, что Зона собрала здесь все свои аномалии. Саян уже четыре раза закидывал шарики. Два умудрился потерять. Еще один разрезала пополам «циркулярка».
— Пресс, ты болтов, что ли, не мог набрать? — злился Саян.
— Я ж не знал.
— Последний остался. Молись.
— Мне некому, — ответил стрингер.
— Монолиту молись, — запыхтел Саян.
— Монолиту не буду.
— Почему?
Стрингер завозился, укладываясь удобней. Справа щелкнула «электра».
— Не нравится он мне.
— А ты ему, похоже, нравишься, журналист. Раз до сих пор не угрохал.
«Монолитовец» поймал взглядом канаву, видневшуюся на краю луга, и больше старался ее не терять. Наверняка раньше это было русло небольшого ручейка. Оставалось еще чуть-чуть.
Саян закинул вперед последний шарик, целясь на самую бровку.
— Мать ее!
— Шарик твой улетел! «Трамплин» там! Нет, все-таки ты козел, журналист, что болтов не набрал.
Саян в сердцах впечатал кулак в землю.
— Ну и что теперь делать? Ползти наугад?
— Молись, — коротко посоветовал стрингер.
— Журналист! — прохрипел командир. — Кинь мне патрон пулевой. Только поближе, я локтями не больно могу…
Перед самым носом на землю плюхнулась красная гильза, подпрыгнула и откатилась на метр в сторону.
— Сука такая!
— Чего?
— Патрон, говорю, не достать.
Он лежал совсем близко. Саян даже мог прочитать на медном донышке тисненную по кругу надпись «Record».
— Журналист! Ты за ногу меня держи… Чтоб не затянуло… Крепко только…
— Держу. А если тебя затянет, меня тоже?
— Разница есть? Я не пройду — никто не пройдет.
Саян скользнул пальцами в нагрудный карман и выковырял из пачки сигарету. Прикурить удалось только с третьего раза. Руки дрожали. Командир пару раз нервно и глубоко затянулся, а затем проткнул пальцем в податливой почве углубление и похоронил окурок.
— Ты чего там, куришь, что ли?
Алексей начал тормошить ботинок.
Саян потянулся всем телом вперед. Хлипко выдохнул, мимолетно коснувшись медной пластинки пальцем. Тот провалился в землю, гильза отскочила еще на сантиметр.
— Бляха!
Командир в бессилии прижался щекой к жестким стеблям травы и замер.
— Еще пробуй! — постарался поддержать его Алексей.
— Руку тащит! Не могу больше! Порвет!
— Давай!
Саян дернулся вперед и резко накрыл патрон ладонью.
— Тащи, журналист! Назад тащи!
Смертин из всех сил дернул ботинок на себя.
Саян ликовал. Он зажал патрон в руках и попытался выдавить тяжелую свинцовую пулю. Закатанные края были слишком твердыми. Он все ковырял и ковырял ногтями пластик.
— Козел ты все-таки, журналист, что болты не взял!
Командир ухватил край гильзы зубами, рванул, чувствуя, как свинец противно заскрежетал по эмали. Пуля все-таки выпала на ладонь.
Бросок — и свинец полетел к бровке. Саян наблюдал, как он рассекает воздух, как вминается в землю и резво отскакивает дальше, катится бочком, заминая чахлые листочки.
А потом вновь отлетает в сторону под действием аномалии.
— Черт!!!
— Не прокатило?
— Твою мать!!!
— А теперь Монолит нам поможет? Как ты там говорил…
— Да иди ты в жопу, журналист!
Саян полежал немного, глубоко вздохнул и пополз наугад.
— Ты чего?
— Молись, журналист! И я буду молиться!
Командир смотрел только вперед. Ему было жарко, по спине стекал липкий пот, на уши давило, и воздух вокруг дрожал. Где-то в глубине сознания Саяна проснулось что-то черное и полностью заблокировало любые проявления воли. Мышцы не слушались, и ему казалось, что он не в силах пошевелиться ни сейчас, ни когда-либо вообще. Ему казалось, что он так и останется лежать навечно парализованным на этой траве, глядя на блестящий стальной шарик и тяжелую свинцовую пулю. Он гнал от себя прочь эти мысли, но они возвращались, с каждой секундой все сильнее и сильнее овладевая его разумом. Разум Саяна постепенно засыпал. «Монолитовец» не понимал, что двигается вперед, что парализовано только его сознание. Он очнулся уже в балке, коридор был за спиной.
