Олег Таругин - Кровь танкистов
Начавшаяся пятого числа Курская оборонительная операция стремительно развивалась, однако впервые встретиться с немецкими танками Дмитрию довелось лишь двенадцатого июля, когда Пятая гвардейская ТА, сосредоточенная перед тем на позициях к северо-востоку от Прохоровки, нанесла контрудар. Перед рассветом бригаду подняли по тревоге. Впрочем, не то, чтобы именно «подняли» – первые столкновения с немцами произошли еще одиннадцатого, да и до того танкисты уже который день спали в машинах, там же принимая пищу.
Что же до развития событий в целом, то история Прохоровского сражения, насколько помнил десантник, довольно существенно различалась в зависимости от патриотизма или элементарной человеческой порядочности автора очередного «исторического исследования». По сравнению с канонической версией, вошедшей во все советские энциклопедии и справочники по периоду Великой Отечественной войны, появившиеся в «либерально-демократические» времена «вариации» претерпели значительные изменения. Например, уменьшилось количество участвовавших в бою танков и САУ. Особенно с немецкой стороны, разумеется. Изменилось и соотношение потерь – понятное дело, что с тенденцией к уменьшению потерь противника при неизменных наших. Посыл, в принципе, понятен: ну, не могли сиволапые иваны на своих устаревших дрянных танках набить такое количество высококлассных арийских панцеров, не могли – и все тут! Ведь у немцев были непобедимые «тигры»! Новейшие «пантеры»!! Непробиваемые «Фердинанды»!!! Ну, и так далее…
Реальным же количеством участвовавших в сражении новых тяжелых танков и САУ мало кто из доморощенных или откровенно проплаченных «исследователей», порой живущих на западные гранты, интересовался. Равно, как и тем фактом, что танков Pz-V Panther на Прохоровском поле и вовсе не было, как и «Фердинандов», воевавших на северном фасе Курской дуги. Довольно-таки неудачно воевавших – достаточно вспомнить, что более двадцати из девяноста самоходок подорвались на минном поле, где и остались. Да и использовали их немцы, мягко говоря, не слишком тактически правильно.
Возможно, Дмитрий несколько и утрировал, вспоминая, как разнились сведения «из Интернета» с данными серьезных источников, например, Центрального архива МО, но в целом все примерно так и обстояло. Поскольку Интернет как та хрестоматийная бумага, «все стерпит». И даже больше…
Но как бы там ни было в постперестроечных исследованиях и современных интернетах, сейчас Захаров воочию видел как раз самую настоящую историю величайшего танкового сражения.
И ему было страшно…
Наверное, именно поэтому события нескольких следующих, поистине «огненных», дней отложились в памяти хаотичным нагромождением отдельных боевых эпизодов, нарезанных неведомым кинооператором по одному ему известному принципу и в ему же одному понятной последовательности. Эдакий набор ожившей фронтовой кинохроники, только, к сожалению, со звуком и цветом. К сожалению – поскольку на виденных в его времени черно-белых кинокадрах старой хроники смерть выглядела почти совсем не страшной. Кровь не резала взгляд кумачовой яркостью и казалась просто темным пятном на мундире или броне, а рвущееся из люков неистовое черно-рыжее пламя не ревело, заглушая нечеловеческие крики сгорающих заживо танкистов. Здесь же с цветопередачей все было, увы, в порядке. Равно как и с запахом. Тяжелым и неповторимым запахом Войны, железисто-кровавым, удушливо-сладковатым, солярочно-соленым, кисловато-пороховым.
В какой-то момент в голову Захарова вдруг пришло, что на настоящей войне запах и цвет становятся одним целым, сплетаясь в некое немыслимое и не существующее в природе сочетание, позабыть которое невозможно уже до самой смерти. Кровь, например, всегда пахнет алым или бурым, сгоревшая плоть – антрацитово-черным, оголившаяся кость – белым с кровавыми брызгами, а вывалившийся из распоротого осколком живота кишечник – серовато-розовым, с желтыми прослойками жировой ткани…
А вообще, конечно, это был ад. Самый настоящий ад, на несколько дней воцарившийся на, как говорилось в описании окрестностей Прохоровки, «сильно пересеченной местности с глубокими балками, оврагами и поймами рек».
По сути, Прохоровское поле, ограниченное с одной стороны рекой Псёл, с другой – высокой железнодорожной насыпью, было не столь уж и большим, около десяти километров в поперечнике. Но плотность танков, САУ, противотанковых орудий и людей, сошедшихся в одном месте и в одно время, поистине поражала. Дмитрий не знал, за что воюют панцергренадеры из «Рейха» или «Мертвой головы», но за проведенные в сорок третьем месяцы уже более чем разобрался, за что сражаются советские люди – танкисты, артиллеристы, летчики, пехотинцы… он сам, в конце-то концов! Да, теперь он знал; и это знание поддерживало его ничуть не хуже, чем необходимость любой ценой выполнить поставленный приказ.
Разумеется, в детстве и юности он не раз смотрел озеровское «Освобождение», поражаясь массовым боевым сценам и прекрасно снятым эпизодам рукопашных схваток оставшихся «безлошадными» танкистов. Но никогда не думал, что сам станет участником чего-то подобного. Только во сто крат более страшного, жестокого и кровавого.
Батальон, в состав которого входила и рота Захарова – комбат все-таки сделал его ротным. И, что уж и вовсе из области фантастики, он снова принял под командование танк под номером «сто двадцать четыре» вместе с экипажем! – вступил в бой после полудня двенадцатого июля. Местность, в одних условиях идеально подходящая для организации танковых засад и проведения скоростных обходных маневров, в других играла с танкистами злую шутку. Зачастую побеждал тот, кто успевал первым заметить и занять подходящий овражек или укрыться за невысоким холмиком.
Прекрасно понимая, что шансов напороться именно на «Тигры» у них не столь и много, Дмитрий заранее проинструктировал взводных, напирая на то, что бороться им, скорее всего, придется со вполне знакомыми «четверками» и «тройками», пусть и новых модификаций. Ну, и с самоходками, разумеется, куда ж без, мать их, «штурмгешютцев», чтоб им сгореть, да с детонацией? Противник смертельно опасный даже на предельной дистанции, кто спорит, но отнюдь не непобедимый. На вопрос, что делать, если все ж появятся тяжелые танки, десантник не колеблясь ответил: в лобовой бой на дистанции свыше полукилометра ни в коем случае не вступать и снаряды попусту не тратить, по полной использовать преимущество в скорости и маневренности, сближаться и бить наверняка, в борт или корму. При возможности – атаковать противника сразу двумя-тремя машинами. Максимально использовать рельеф и естественные укрытия, пропуская вражеские танки мимо себя, и опять же бить в борт или корму. И, конечно же, опасаться пехотного сопровождения, поскольку для того, чтобы прилепить к борту Panzerknacker[23] или запихнуть в ходовую связку гранат, много ума и времени не нужно.
