Александр Афанасьев - Чужая земля
— Подайте мне ее вместе с вашими документами. Из машины прошу не выходить.
Американец говорил на английском, но все таксисты здесь либо знали, либо старательно учили английский. У англоязычных пассажиров было больше денег.
— Это ваши пассажиры?
— Да, сэр.
— Попросите у них документы и передайте их мне. У них есть багаж?
— Нет, сэр.
Махмуд передал документы, которые подал ему капитан американцу. В этот момент — в районе Садр-Сити еще что-то грохнуло, но это был уже не танк. Возможно, это был миномет. Рановато начали…
Американский солдат на посту перелистал документы и…
Вернул их Махмуду.
— Можете ехать, сэр. Будьте осторожны.
За мостом, который они пересекли со скоростью пять миль в час — их ждал другой мир…
Никакой зелени, никаких причуд архитектуры, никаких свободных пространств, которые так любил Саддам, и которых немало в Багдаде. Грязь, ямы от фугасов на дороге, некоторые наскоро засыпаны, некоторые так и оставлены зияющими провалами в дорожном полотне. На каждом шагу — горелые машины, останки от автомобилей-фугасов, машины, пробитые пулями, ржавые от пламени. Попадаются и горелые остовы НАТОвской техники — их отсюда просто опасно вывозить, некоторые заминированы и можно подорваться повторно.
Люди… В Ираке — одним из благ жизни, почти бесплатных — являлся бензин, за доллар здесь можно было заправить бензобак Субурбана и оставалось еще на сдачу — катайся, сколько влезет. А вот у местных жителей максимум что было — это осел, машина была им не по карману. Ослов можно было встретить и сейчас, маленьких свидетелей последних безумных лет, а вот люди…
Дети. Прежде всего — здесь было много детей. Грязные, босые, они бежали за каждой американской машиной, что-то кричали в расчете на то, что кто-то бросит им шоколадку — но в ответ они запросто могли кинуть гранату. Детей здесь нет, дети — это такие же воины, только маленькие. Палестинский терроризм пустил корни и здесь — здесь уже растет поколение шахидов, джабаль аль-никба[10], поколение катастрофы. Дети, которые ходят в медресе а не в школу и не знают никакого бога кроме Аллаха, дети, которых если спросить, кем ты станешь, когда вырастешь — без заминки отвечают — шахидом. И с этим ничего нельзя поделать… разве что сбросить несколько сотен тонн напалмовых бомб и выжечь весь квартал дотла вместе с его обитателями, правыми и виноватыми, как огнем, крича от боли, выжигают заразу, чтобы она дальше не распространилась по телу. Но увы — этого нельзя делать, это противоречит Женевской конвенции, и им остается только наблюдать, как на желто-буром теле этой земли медленно, но верно вспухает отвратительный гнойник тотального террора.
Женщины… Женщины здесь поголовно одеты в никаб — мусульманское одеяние, закутывающее женщину с головы до ног и оставляющее только щелочку для глаз, которая в наиболее строгих вариантах никаба — закрывается волосяной сеткой или тюлем. Женщине, которая рискнет появиться на улицах Садр-Сити в короткой юбке — тут же отрежут голову. Потому что это харам — запрещено. в исламе много запретов, за них есть разные наказания, но здесь. в Садр-Сити наказание одно — смерть. Возможно, поэтому лучшими их агентами в этой стране были женщины, все они были идейными и работали потому, что не хотели быть скотом. Женщин здесь тоже много, они ходят по лавкам, нянчатся с детьми, торгуются на базаре, зорко смотрят по сторонам. На них лучше не задерживать взгляд — даже неосторожный взгляд может привести здесь к выяснению отношений и крови.
Мужчины… Мужчины здесь — не работают, но чем-то живут, многие — искалечены или имеют следы наскоро залеченных в подпольных клиниках пулевых ранений. Многие из них целый день лежат или сидят, вставая только для того, чтобы поесть — но как только на улице раздается крик или стрельба — хватают оружие и выскакивают, чтобы убивать. Здесь это как у собачьей стаи — стоит только одному из сородичей залаять как остальные сразу бросаются на выручку, ни секунды не раздумывая. Террористов здесь поддерживают все. Человек может не иметь никакого отношения к Армии Махди и не поддерживать ее — но он, не раздумывая, солжет на допросе, укроет разыскиваемого, покажет неправильный маршрут американскому патрулю. Все это делается не потому, что люди запуганы экстремистами — было бы проще, если бы это было так.
— Сворачиваем… — напряженно сказал Махмуд.
Команда «приготовиться» была никому не нужна — каждый и так отлично знал, что делать. В никабе — есть незаметная прорезь на бедре, она скрывается складками, но если сунуть туда руку — пальцы наткнутся на пластик и холодную вороненую сталь. У каждого из них — на бедре ждет своего часа Зиг-Зауэр 226. Удлиненный «израильский» магазин на девятнадцать патронов вместо стандартного, открытая кобура, предохранителя на этом пистолете в отличие от штатного М9 нет, двадцатый патрон достал в патронник. У сержанта — щечки рукоятки заменены на Кримсон Трейс с встроенным лазерным прицелом, у капитана они стандартные. Каждый прошел подготовку по программе «воздушных маршалов» в тренировочном центре в Аризоне и может из положения сидя выхватить пистолет и поразить пять или шесть мишеней за четыре секунды, как минимум по одному выстрелу на каждую в убойную зону. Вдобавок — на случай отрыва у сержанта есть светошумовая граната, а у капитана — стандартная дымовая шашка. Но и тот и другой знают, что это им не поможет. На каждой дороге, ведущей в Садр-Сити дежурить отряд не меньше чем из тридцати милиционеров, из которых восемь-десять — имеют ручные противотанковые гранатометы РПГ. В заварухе — они просто не смогут достаточно быстро сдать назад, их заблокируют стоящие сзади машины — и шквал гранат РПГ разорвет их. В отличие от американцев — боевики Махди не ограничены в своих действиях ничем кроме Аллаха и, не раздумывая, откроют огонь что по толпе, что по веренице машин…
Такси останавливается напротив рослого боевика, который картинно держит автомат Калашникова на плече, как герой боевика. Это — блокпост, уже блок-пост армии Махди. Справа — развалины, около них такси и небольшой грузовичок, дальше — небольшая площадь и розовая двухэтажка больницы, госпиталя Ибн-аль-Балади. С другой стороны — старый, носатый, покоцанный пулями самосвал-Мерседес в кузове открыто, ничего не боясь — торчат два гранатометчика, у каждого — по гранатомету РПГ. У самого «проверяющего» — на голове черная, бандитская маска, приклад Калашникова выкрашен в зеленый цвет и на нем белыми буквами выведены священные слова шахады — Нет бога кроме Аллаха и Мухаммед пророк его. Буквы не арабские — это фарси. Возможно, с другой стороны приклада — небольшой портрет молодого Муктады, здесь это модно.
— Салам… — первым приветствует проверяющего Махмуд.
— Салам… — автоматчик мельком оглядывает кабину такси, и взгляд его теплеет от висящей на салонном зеркале безделушке с портретом Муктады — как живут твои родители, брат? Все ли с ними в порядке.
— Хвала Аллаху, они живы… — говорит Махмуд, и мысленно добавляет «и там где они живут, ублюдок, тебе до них не добраться».
Боевик говорит как-то растянуто, размазано — так говорят люди находящиеся под действием наркотика. Благодушное настроение боевика в любой момент может смениться на звериную ярость. При Саддаме в Ираке наркотиков не было, за них расстреливали — а теперь, все больше и больше…
Махмуд протягивает бумажку в пятьсот арабских динаров. Боевик хмурится.
— Разве ты не заплатил закят, брат?
Американцы в задней части салона начинают волноваться — разговор затягивается. Рука капитана уже давно лежит на пистолете. Но на них никто не обращает внимания — и так и должно быть. Если ты приходишь гостем в дом — ты должен делать вид, что жены здесь вообще нет, и если она появилась, чтобы, скажем, подать кушанья — ты должен благодарить не ее, а хозяина, а на нее не обращать внимания. Если при женщинах разговаривают двое посторонних мужчин — то они не должны обращать на них внимания, а женщина ни в коем случае не должна вмешиваться в разговор. Варварские традиции — но они играют на руку американцам, их как бы нет.
— Ни в коем случае, я каждую пятницу посещаю мечеть и плачу закят[11], как это и положено истинно правоверному.
— Тогда зачем ты мне даешь эти деньги?
— На помощь больным и пострадавшим от рук кяффиров братьям — нашелся Махмуд.
— Мы сами обеспечиваем больных и раненых братьев — сказал боевик — но если это от чистого сердца, рахмат, брат. В этом месте есть много горя и несправедливости, и твои деньги найдут путь к неимущим…
В этот момент — где-то впереди и справа ударила танковая пушка, рвануло совсем недалеко. Абрамс с одной из баз продолжал обстрел.
— Езжай брат! — боевик отскочил от машины и показал кому-то какой-то знак. Впереди — загремели выстрелы…
