Дмитрий Глуховский - Последнее убежище (сборник рассказов)
Спиной к визитеру, за столом, склонившись над бумагами, сидел мужчина и что-то быстро писал. На звук шагов гостя он даже не повернул головы.
Крот извлек из-под поношенной куртки пистолет Макарова с небольшим глушителем, направил его в затылок сидящего перед ним человека и любезно осведомился:
— Михаил Евграфович?
Тот буркнул что-то неразборчивое, по-прежнему не оборачиваясь и не отвлекаясь от своего занятия, чем привел убийцу в некоторое замешательство. Заказ был именно и только на физика Головина. «Не вздумай ошибиться! — было сказано Кроту со значением. — Лишние жертвы нам ни к чему!»
— Михаил Евграфович, это вы? — с нажимом повторил вопрос Крот, готовый выстрелить в любой момент.
Хозяин палатки, наконец, перестал писать, выпрямился, но головы так и не повернул. Хотя внимательный наблюдатель заметил бы, как он напрягся.
— Допустим, я Михаил Евграфович, — торопливо и сердито, хотя и с некоторой дрожью в голосе заговорил он. — А вам что нужно, товарищ? Вы же видите — я занят, мне ни в коем случае нельзя отвлека…
— Спасибо, вы мне очень помогли, — и Крот нажал на спусковой крючок пистолета.
Раздался сухой щелчок… но выстрела не последовало. Яркая, как сверхновая, искра паники вспыхнула в голове убийцы, и он нажал снова… и опять… и опять.
— Достаточно, — произнес за спиной Крота новый голос, низкий и угрожающий.
В то же мгновение палатка наполнилась людьми; убийцу мгновенно разоружили и скрутили.
Головин сидел за столом, глядя в одну точку и мелко-мелко дрожа. В глазах его стояли слезы.
К нему подошел высокий, широкоплечий, наголо бритый мужчина лет сорока пяти, с крупными и резкими чертами лица, одетый в робу техника станции. Он положил руку на плечо старого физика и легонько сжал.
— Ничего, ничего… — сказал он. — Держались молодцом.
— Макс, а если бы он… — начал Головин, и голос его сорвался. — Если бы он выстрелил?..
— Исключено. Я ведь говорил вам, помните? Пистолет поврежден нашими специалистами таким образом, что стал совершенно бесполезен в качестве огнестрельного оружия.
— А если… Если бы он все-таки… — плечи Головина начали вздрагивать, он всхлипнул.
— Ну-ну, успокойтесь… Метро все спишет, — Макс похлопал ученого по плечу и двинулся к выходу из палатки.
* * *— Золотой ты мой! — Макс взгромоздился на край железного стола напротив преступника. Тот, со скованными за спиной руками, сидел на старом деревянном табурете и угрюмо, исподлобья глядел на противника. Макс же, напротив, был — само радушие. — Кротушка разлюбезный! Или, как там тебя… Гена Нагайкин! Ты молчи, сколь хошь, мы же все про тебя знаем! И про операцию вашу! А человечек, у которого ты волыну обрел за десять минут до акции, давеча нами взят, слил все, что знал и о чем догадывался. Так что сети вашей поганой на этой ветке кирдык окончательный, не сможете вы нас с Ганзой поссорить, чего добивались разными акциями, в том числе — сегодняшним покушением. А ты молчи, конечно, люба моя ненаглядная, молчи. Может, намолчишь себе чего дельного…
Лицо Крота в продолжение Максовой речи оставалось непроницаемым, все-таки убийца был профессионалом; но Макс и без того отлично понимал, что творится в душе Нагайкина, на счету которого полтора десятка успешных акций в самых «горячих» точках метро, в том числе — у красных и сатанистов. И ведь всегда уходил! А здесь — попался. И кому!
— А подумать тебе стоит, — продолжал Макс. — Крепко подумать. Типа, «с кем вы, деятели культуры?» — он озорно подмигнул. — Шлепнуть тебя — не проблема. Хоть сейчас отвели на рельсы, поставили мордой к тюбингу… После либо сталкеры мусор наверх вынесут, где тебя, дохлятину, моментом в пищу употребят, либо в туннеле оставим — огонь «дыхания дракона» слижет… Выбор-то у нас богатеющий, сам видишь. А вот тебе свой выбор обмозговать стоит… Эй, Крот! Ты не заснул там, часом?
Гена Нагайкин, разумеется, не заснул. Он сидел, опустив голову, и размышлял. Слепому ясно — вербует его бугай. Вербует грубо и нагло, раскручивает на слив информации и, возможно, на дальнейшее сотрудничество. Но дело сейчас не в этом. Гена никогда не был героем, не стоял за конкретную идею — что и помогало ему, наверное, выживать. Родившийся за десять лет до Катаклизма и попавший в метро сиротой, с потом, кровью и болью постигал он азы выживания в страшном подземном мире — собственного выживания за счет жизней других людей, хороших и не очень (думать об этом ему и в голову не приходило). Так что, последние десять лет Гена делал то, что постиг лучше всего: убивал, прятался, убегал. Работал на тех, кто платил больше. Было обидно проиграть этому бугаю неотесанному, который сидит сейчас напротив и откровенно насмехается. И на рельсы, мордой к тюбингу — очень не хотелось. Пожить бы еще. А геройство… Ну его к такой-то матери!
— Что намыслил, Гена? — спросил проницательно Трошин. — Быстрее мозгами шевели, времени у нас нет. Бить-пытать тебя — не жди роскоши, мы все тут серьезные люди в серьезном мире, на глупости тратиться не станем…
Открылась дверь. Крот поднял голову. Смешной вихляющей походкой в помещение вошел невысокий человечек, похожий на большую перевернутую каплю: массивная, коротко стриженная голова его сидела на широких плечах, но от груди к талии и к иже тело уменьшалось, сужалось, а ступни в небольших потертых ботиночках выглядели просто детскими.
— Привет, Илья, — без особого дружелюбия сказал Макс вошедшему. — Ты чего здесь?
— Здравствуйте, Максим Николаевич, — столь же сухо ответил тот неожиданно тонким голосом, почти фальцетом и, приблизившись, отрекомендовался пленнику. — Илья Михайлович Батрак. Сотрудник администрации Калининской конфедерации. Далее ваш допрос буду вести я — господина Трошина вызывают к руководству. Макс, ты свободен.
Макс бросил на него дикий взгляд.
— Илья, ты чего?.. Процесс запущен, мне…
— Максим Николаевич, вас оч-чень ждут, — не терпящим возражений тоном сказал Батрак, обошел Макса и уселся за стол. — Не задерживаю вас более.
Лицо Макса побелело от гнева, но усилием воли он взял себя в руки.
— Не запори дело, — процедил он сквозь зубы, направляясь к двери.
— Не волнуйтесь, — фальшиво-добродушно ответил Батрак и посмотрел на Нагайкина с сочувствием и пониманием. — Ну-с, есть ли прогресс, позитивные сдвиги?
— Есть… — пробормотал Макс, выходя, — только не про твою тупоголовую честь…
В небольшом, тесном помещении на краю платформы, у входа в туннель, ведущий на «Марксистскую», его ждали трое мужчин. Двоих Макс знал хорошо.
Рохленко Степан Степанович, в далеком прошлом майор СВР, ныне член Совета Ганзы, советник по безопасности и особым поручениям и Максов куратор. Среди своих имеет прозвище «Богомол». Он и похож на богомола: высокий, худой, как жердь, нескладный. Внешне невозмутимый, но рядом с ним Макса никогда не покидало смутное чувство опасности.
Второй — Мухтарбек Мирабов, «Метис». Шестьдесят два года, смуглый, волосатый. Совершенно гениальные, по убеждению Макса, мозги. В прошлом глава крупной строительной корпорации, ныне — «серый кардинал» Калининской конфедерации и разработчик большинства акций по налаживанию дружественных связей не только с Ганзой, но и с другими «вменяемыми» ветками подземного мира. Пробовал строить дружбу даже с красными и коричневыми — не вышло. Пока.
Третьего, очкарика, Макс помнил смутно. Познакомились лет десять-двенадцать назад в Ганзе, на «Белорусской». Кажется, очкарик был ученым, биологом, до Катаклизма возглавлял некую лабораторию, находившуюся в ведении Министерства обороны. И фамилия… не то Синицын, не то Куницын…
— Проходи, Максим, присаживайся, — кивнул Рохленко. — Поздравляю с успешным завершением операции. Крота ты чисто взял, на горячем. Знает парень кое-что, пригодится нам… Давай-ка мы все это отметим…
На свет была извлечена металлическая фляга; на колченогом столе появились четыре крохотных мутных рюмки.
— Спирт хороший, синтезируют у нас в Ганзе, — сказал Рохленко очкарику, разливая.
Чокнулись, выпили. Нутро ожгло изнутри — и тут же приятное тепло разлилось по всему телу.
— С нюансами мы разберемся сами, — начал Мухтарбек и пристально поглядел на Макса. — Чем недовольны?
Трошин кашлянул.
— Зачем… отдали Крота Батраку? — спросил он. — Илья завалит дело. Брал Крота я, провести допрос и вербовку должен был тоже я.
Богомол показал глазами на очкарика, внимательно вслушивающегося в разговор, и едва заметно качнул головой: дескать, при посторонних не надо бы… Макс ответил вызывающим взглядом, означавшим: «Плевать я хотел».
— Илья Михайлович все сделает, как надо, — заверил Рохленко.
— Ага, как говорится, нудный, но исполнительный, — припечатал Трошин.
