Николай Чадович - Особый отдел
Что его туда погнало, сказать было трудно, поскольку атмосфера свалки мало соответствовала тому образу жизни, которого в последнее время придерживался Павианыч. Это было одно из немногих мест, где имелась возможность без напряжения, а главное, без лишних формальностей срубить кое-какие деньги, а потому среди истинных бродяг отиралось немало барыг, лишь прикрывавшихся их честным именем. Короче, это был не скит и даже не монастырь, а некое торжище, влекущее к себе все человеческие пороки.
Впрочем, как уже успел убедиться Ваня, искать смысл в поступках Павианыча – то же самое, что с помощью карманного калькулятора вычислять дату грядущего Страшного суда.
Даже издали свалка напоминала поле недавно отгремевшей битвы. Там и сям к небу поднимались столбы дыма. Повсюду суетились оборванцы, весьма смахивающие на мародёров. Кучи мусора, значительную часть которых составляли изношенная обувь и старые автомобильные покрышки, походили одновременно на подбитую военную технику и на груды мёртвых тел. Общую скорбную картину довершали стаи воронья, искавшего здесь лёгкую поживу.
Где-то урчали бульдозеры, роющие всё новые и новые могильные рвы, а лязг пустой железной бочки, в которую стучал один из самозваных «бригадиров», созывавший своих подручных, заменял звон погребального колокола. Но сильнее всего действовал на психику запах разложения, витавший повсюду.
Ваня ещё даже не успел ступить на территорию свалки, как на него набросились местные огольцы, пытавшиеся если и не отогнать, то хотя бы припугнуть чужака. Полемизировать с ними он не стал, а подобрав с земли обрезок арматуры, преподал урок хороших манер, правда, воздержавшись от членовредительства.
Кое-кому из взрослых такая самодеятельность не понравилась, но Ваня процедил сквозь зубы: «Я к Пахому Вивиановичу по личному делу», – и этого оказалось достаточно, чтобы смирить всякие страсти.
Один из бродяг узнал гостя и с удивлением воскликнул:
– Да это же Ванька! Вот чудеса! Я его уже почти десять лет знаю, а он как был от горшка два вершка, так и остался.
– Кому Ванька, а кому и Иван Самсонович, – веско заметил гордый недомерок. – И знал ты, лапоть, не меня, а моего двоюродного братана, царство ему небесное.
– А что с ним случилось? – не отставал любопытный бродяга.
– Язык оторвали. Вместе с головой. Чтобы глупые вопросы впредь не задавал.
Свалка представляла своим обитателям не только работу, но и жильё. Те, кто считался здесь белой костью, квартировали в бытовках, имевших даже электричество. Чернь ютилась в землянках и брошенных автомобилях.
Павианыч, естественно, занимал самое лучшее помещение – стоящую чуть на отшибе сторожевую будку. Ходить в гости с пустыми руками тут не полагалось, и Ваня заранее запасся немудреными подарками – литровой бутылкой водки и потрёпанным двухтомником «Мир философии», изъятым из лап базарной торговки, которая использовала его листы для сворачивания кульков.
К вящей радости Вани, Павианыч был жив, относительно здоров и сравнительно трезв. Выглядел он примерно как бог Саваоф, каким его изображают досужие карикатуристы – лысый череп, седая борода лопатой, босые ступни, вместо приличной одежды какая-то несуразная хламида.
Впрочем, лик Павианыч имел вовсе не божественный, а скорее сатанинский – ехидные глазки, фиолетовый крючковатый нос, запавший рот, уши-обрубки. Зубы он потерял ещё на приисках Бодайбо, когда зимой сорок второго зэков косила цинга, а уши отморозил сравнительно недавно, рождественской ночью 80-го года, опрометчиво заснув на снегу.
В сторожке, несмотря на сравнительно тёплый день, топилась плита, сплошь заставленная разнообразными кастрюльками, мисками и банками, однако булькавшее в них варево распространяло отнюдь не кухонные ароматы, а какую-то едкую химическую вонь.
Схожим образом, наверное, пахло в лабораториях концерна «И.Г. Фарбениндустри», когда там создавали печально известный газ «Циклон».
Впрочем, вероятность каких-либо предосудительных замыслов полностью исключалась. Учитывая преклонный возраст Павианыча, можно было предположить, что он готовит зелье, возвращающее молодость и здоровье. Эту гипотезу косвенно подтверждало разнообразное химическое оборудование, загромождавшее колченогий стол, – реторты, колбы, пробирки, дистилляторы, горелки, аналитические весы. Имелся даже допотопный микроскоп.
Почтительно поздоровавшись и вручив подарки, Ваня уселся на перевернутый фанерный ящик – единственный не до конца загаженный предмет здешней меблировки. Павианыч, никак не реагируя на появление гостя, продолжал возиться у плиты, проверяя своё мерзкое варево и на запах, и на цвет, и на консистенцию, но только не на вкус.
Минут пять Ваня молча рассматривал босые ступни Павианыча, больше похожие на копыта какого-то малоизвестного ископаемого существа, а потом поинтересовался:
– Тут поблизости какого-нибудь кузнечного цеха нет?
Этот довольно странный вопрос застал Павианыча врасплох, но, немного подумав, он ответил:
– Кажись, на мусороперерабатывающем заводе механическая мастерская имеется… А зачем тебе?
– Попроси, чтобы тебе мозоли на ногах свели, – посоветовал Ваня. – Если «болгарка» не возьмёт, придётся гильотинные ножницы в ход пускать.
– Обойдусь как-нибудь, – ответил Павианыч. – По свалке только такими копытами и топать. Да и на том свете сгодятся – адскую смолу месить.
– На райские кущи, стало быть, не рассчитываешь?
– А на кой мне они? Что там делать? На арфе тренькать да псалмы распевать? Нет уж! Я лучше поближе к теплу… Эх, не ко времени ты явился! Сам видишь, я занят по горло.
– Видеть – вижу. Но в толк не возьму, что это за дрянь у тебя варится. То ли средство от комаров, то ли горючее для летающих тарелочек…
– Не угадал. Это я на старости лет решил врачеванием заняться. Сейчас составляю мазь, которая по идее должна заживлять любые раны. Хоть сифилическую язву, хоть газовую гангрену. Каково?
– Благодарное человечество тебя не забудет, – сказал Ваня, конечно же, ни на йоту не поверивший Павианычу – тот уже и вечный двигатель изобретал, и велосипед на атомных батарейках испытывал. – Да только место для медицинских опытов какое-то неудачное. В лесу сподручней будет. Там ведь целебные травы растут. А тут один чертополох.
– То-то и оно! Ты сути проблемы не понимаешь! – взволновался Павианыч, которого, похоже, Ваня задел за живое. – Что такое трава? Типичный продукт дикой природы, ещё мало затронутой человеческой деятельностью. Свою пользу она принесла, не спорю. И кормила, и лечила, и сладкие сны навевала. Но мы уже давно обитаем в искусственной среде, частично являющейся плодом нашей собственной жизнедеятельности. Прости за грубость, что высираем, то и едим, пусть даже в переработанном виде. Круг замкнулся… Ты про антропогенную фауну слыхал?
– А как же! – брезгливо скривился Ваня. – Вши, клопы, тараканы, крысы, вороны, коты.
– Коты тут ни при чем, – возразил Павианыч, знавший Ваню довольно поверхностно. – Коты – сами по себе. Они, если что, и без нас не пропадут. А относительно всего остального ты прав. Крысы и тараканы существуют исключительно благодаря деятельности человека. Более того! Рано или поздно на земле останется одна лишь антропогенная фауна… Кроме того, появилась антропогенная флора. Я сейчас говорю не про культурные растения, это другое. Пройдись по свалке и полюбуйся. Пырей разросся, как сирень. У ромашек красные лепестки. Такая флора в других местах произрастать уже не может. Для её нормального существования нужны цианиды, мышьяк, свинец, нефтяные отходы и ещё чёрт знает что. Короче говоря, мы столкнулись с феноменом, который со временем обещает принять повсеместный характер.
– Хочешь сказать, что скоро земля превратится в одну большую свалку и нам придётся жить на ней? – уточнил Ваня.
– Ты, конечно, утрируешь, но в принципе так оно и будет. Причём ничего страшного в этом нет. Все требуют жертв, а уж прогресс – вдвойне. Мир меняется с тех самых пор, как в нём появился человек разумный. И от этого факта никуда не уйдёшь. Отовсюду раздаются стенания. Ах, люди свели половину лесов Евразии. А где же ещё людям сеять хлеб и пасти скот? На Северном полюсе?.. Ах, бенгальские тигры на грани уничтожения! Ну и хрен с ними! Нашли кого жалеть. Они-то наших предков не жалели. Неужто им теперь всю Бенгалию отдать? Дудки! Тут уж приходится выбирать, или люди, или тигры. Или леса, или города. Или культурные пашни, или дикие травы. Кто в этом конфликте одолеет – сомневаться не приходится… Вот я и стал про себя соображать: а не пора ли забыть все эти дары природы, уже и без того не имеющие исторической перспективы, и переключиться на вещества, образовавшиеся естественным путем вследствие действия человека. Наглядный пример тому – наша свалка.
– На вашей свалке только тухлятина может образоваться, – опять скривился Ваня.
