Сергей Демьянов - Некромант. Такая работа
— Ты посмел оскорбить маму. — Вампир прошипел это прямо мне в ухо, заломив за спину обе руки. Больно, между прочим. — В ее собственном доме. Ты об этом пожалеешь.
Неубедительно. Очень неприятно, но все равно неубедительно. Вряд ли я когда-нибудь пожалею о том, что не дал вампиру вывернуть меня наизнанку. Даже если этот вампир меня однажды убьет из-за того, что не смог подчинить.
— Это так честно, — я усмехнулся, — говорить о доверии, обрабатывая меня с помощью вампирских заманух. Как того дохлого парня на полу. Решила сменить диету?
— Доверять человеку, который пришел, чтобы убить меня, — не в моих правилах. — Рамона улыбнулась. — Доверие должно быть чем-то обеспечено, а ты не захотел дать мне основания тебе верить.
Знаете, я всегда считал, что, если ты можешь верить только тому, кого загипнотизировал, это значит, что у тебя проблемы в социальной сфере.
Она пробежалась пальцами у меня по груди, коснулась кармана — и, зашипев, отдернула руку, точно святая вода обожгла ее сквозь кожу и стекло. Конечно, этого не могло быть. Для старых вампиров святая вода не опаснее мышиного чиха. Но Рамона почувствовала ее и разозлилась.
— Ты думал, что мне можно повредить вот этим? — усмехнулась она. — Наивный. Может быть, ты и крестами обвешался — там, под курткой? Может быть, мне следует раздеть тебя, чтобы узнать это?
— Нет у меня крестов, — хмуро сказал я.
Мне меньше всего хотелось тут раздеваться. Рамона удовлетворенно кивнула. Не знаю, как они отличают, когда им пытаются врать, но ошибок у них не бывает.
Я почти поверил в то, что теперь она оставит меня в покое. Что бы она сейчас ни говорила, мы оба знали, что я не убивать ее сюда пришел. Ей просто хотелось поиграть со мной, как сытая кошка играет с мышью.
Показать, кто здесь самый страшный.
Она улыбнулась, показав клыки. И без предупреждения ударила меня горькой ледяной тьмой, едкой и вязкой, как олеум. Это была волна холода, концентрированное отчаяние и одиночество, и вожделение, в котором нет ни капли тепла — одна голая жажда. Если бы я мог, я бы потерял сознание прямо здесь, в окружении пары десятков вампиров. Что угодно было лучше, чем чувствовать это. На мгновение я оказался внутри ее, в ее ледяном, мертвом сердце — и это было как попасть в ад.
Наверное, я закричал. Во всяком случае, кто-то это точно сделал, а кроме меня, некому было. В кармане хрустнуло, и святая вода впиталась в подкладку куртки. Гранаты на крайний случай? Ну да, конечно. Хрен мне, а не запас оружия.
Мартынов взвизгнул по-бабьи, шарахнулся назад. Но меня не отпустил. Он был немертвым два, может быть, три месяца, и святая вода на него все еще замечательно действовала. Он боялся ее. Вот только ослушаться маменьки он боялся еще больше.
Я не хотел знать, как она этого добилась. Совсем не хотел. Она развернулась, и это тоже не было человеческим движением. Люди не скользят вот так — всем телом, касаясь паркета только кончиками пальцев, если не танцуют.
— Нам всем нужна уверенность в том, что наши близкие не подведут нас, — проговорила она, устраиваясь в кресле у дальней стены. Взгляд ее был направлен на вампира с волосами цвета ржавчины. Очень красноречивый взгляд. — Мы хотим знать, что они будут играть на нашей стороне, какими плохими бы мы ни были. Что они примут нас и одобрят то, что мы делаем. Но не у всех есть сила, чтобы этого добиться. Это очевидно.
Я промолчал. Мне не нравилось, когда Рашид пытался втюхать мне свои очевидные вещи, но он хотя бы был человеком.
— Тебя плохо учили быть вежливым со старшими, мальчик, — добавила Рамона. — Придется мне этим заняться, раз уж я нашла ключик к твоему сердцу. Никто не покупается на иллюзии, если ему не нужно то, что они изображают. Подумай об этом, глупый наглый мальчик. Подумай об этом.
Спасибо, в другой раз.
Дома, на кухне.
Непременно.
— Мы вот так и будем разговаривать о делах? — спросил я.
Не то чтобы я всерьез думал, что она отзовет Мартынова и предложит мне стул, но молчать дальше как-то невежливо получалось. К тому же у меня спину начало сводить.
— Я не позволяла тебе говорить, мальчик, — сказала Рамона, сохраняя на лице благожелательную улыбку.
Мартынов дернул вверх мою завернутую за спину руку. Легонько, без особого садизма и с тем же скучающим выражением на лице. Я взвыл.
Сделать человеку больно не так сложно. И это было бы не так плохо, если бы не существовало людей, готовых пойти дальше. Гораздо дальше. Некоторые считают, что сломанная рука оппонента — отличный аргумент в любом споре. Даже тот, для кого просто боль недостаточно убедительна, станет гораздо сговорчивее, увидев, к чему может привести излишняя принципиальность.
Проблема заключалась в том, что мое упрямство, кажется, было сильнее моего инстинкта самосохранения. Если бы рядом со мной сейчас оказался психоаналитик, я непременно поговорил бы с ним об этом, потому что меня это беспокоило.
— Если бы ты проявил больше уважения к маме, тебе не пришлось бы сейчас испытывать боль, — промурлыкал Мартынов, почти коснувшись губами моего уха.
— Почисти зубы, гомик вонючий, — процедил я.
И приготовился к новой вспышке боли. Сейчас я был практически уверен, что Мартынов не рискнет сломать мне что-нибудь без приказа, но пропустить мимо ушей оскорбление он бы не смог. То, что вампиры мертвы, еще не делает их хладнокровными существами.
— Я научу тебя быть вежливым, — прошипел Мартыном сквозь зубы и ткнул пальцем мне под лопатку. Мышцу мгновенно свело. Это было так больно, что я с трудом мог дышать, но, по крайней мере, он ничего не сломал. Уже неплохо. — Ты все понял, сукин сын? — спросил он.
Я попытался кивнуть. От этого у меня свело еще и шею. Честно, я совершенно не хотел злить его, но иначе у меня почему-то не выходило. Так уж ложились фишки.
— У меня есть сюрприз для тебя, чачо, — сказала Рамона.
— Терпеть не могу сюрпризы, — отозвался я.
— Ничего, милый. — Она усмехнулась. — Этому сюрпризу тебе придется обрадоваться. Ты даже не представляешь, с какой любовью я готовила его для тебя.
С любовью?
Очень мне не понравилось, как она это сказала. У нее в одно безобидное слово получилось поместить больше крови и боли, чем у некоторых — в книгу о средневековых пытках.
И в этот момент я почувствовал еще кое-что
Кто-то стоял за дверью и ждал, что ему позволят войти, ощущение было, как будто я паутину лицом поймал — так иногда бывает, когда бежишь по лесу. Я дернулся и заставил нас с Мартыновым развернуться. Это стоило мне еще одного синяка на спине. Плевать. От синяков не умирают.
Одна из вошедших была изящной, тонкой в кости брюнеткой, немного похожей на Лив Тайлор. Во всяком случае, губы у нее были такие же красивые.
— Мы опоздали, мама, прости, — сказала она. — Ника очень медленно просыпалась.
— Я не сержусь на тебя, дорогая, — мягко ответила Рамона. — Вы вовремя.
Улыбка у нее была как прочерк ястребиного крыла над головой кролика. Чертовски удачный сюрприз, ничего не скажешь.
Второй была Вероника.
У меня куртка промокла изнутри. Мне только что прокомпостировала мозги древняя нежить. Недавно обращенный вампир заломил мне руки за спину. И даже пистолета под рукой не было. Самый подходящий видок, чтобы столкнуться с бывшей женой.
Я выглядел как дерьмо, но это было еще не самое худшее. Гораздо неприятнее, что теперь я и чувствовал себя как дерьмо.
Бывает так, что ваш близкий человек умирает. Это горько и несправедливо, но даже после этого вы можете попытаться жить дальше так, как будто все в порядке. Некоторым это удастся. Бывает и так, что ваш близкий человек становится вампиром. Это почти то же самое, за исключением того, что мертвец ходит и говорит.
И хочет вас убить.
Почти всегда хочет.
Пять лет назад я выкинул Веронику из своей жизни и с тех пор надеялся больше никогда не видеть. Я переехал. Навесил на дверь целый набор разнообразных замков. Провел несколько последовательных защитных ритуалов. И приучился перед сном класть оружие так, чтобы до него легко было дотянуться. Дома мне было чем ее встретить.
Я должен был подумать об этом прежде, чем приходить сюда. Знаете, вероятность встретить вампира в гнезде вампиров очень высока. Была только одна причина, по которой я это прощелкал. У всех нас есть вещи, о которых мы стараемся не вспоминать, пока это возможно. Они просто выпадают у нас из головы, как ключи из кармана. Иногда это бывает ерунда, вроде необходимости позвонить человеку, который вам очень не нравится.
Но чаще дела обстоят намного хуже. Примерно как у меня. Чем гаже, больнее и постыднее то, что прячется в вашей памяти, тем упорнее вы стараетесь не обращать на это внимания. Просто потому, что у вас плохо получается с этим жить.
Вероника смотрела на меня, насмешливо скривив рот. Это ее не портило. Такое лицо в принципе довольно сложно испортить дурацкой гримаской. В правой руке моя бывшая жена держала мой мобильник. Это выглядело так, словно она сама его украла, но я знал, что этого быть не могло. Если бы она залезла ко мне в карман, я бы это и во сне почуял.
