Виктор Лебедев - Летящий вдаль
Огибаю вдавленную в асфальт автобусную остановку, попутно подивившись: это что же за тварь так наследила? Ага, вот и цель, прямо по курсу – невысокий серо-желтый завод «Топаз», неприветливо взирающий на меня узкими окошками без стекол. Забор перед ним практически весь повален, почерневшие сухие деревья кланяются, словно проявляя почтение. Видать, не так давно здесь был пожар, спаливший их. Собственно, мне в здание заходить не нужно, всего-то и делов – попасть во внутренний двор, для чего надо обогнуть строение. Ну что ж, с богом!
Земля неровная, будто здесь потрудилась землеройка внушительных размеров, вспахав все вокруг. Ноги немного вязнут в сырой глине, идти не очень удобно. Если придется бежать, то легко можно поскользнуться и грохнуться. Вдобавок ко всему, зудит кожа под маской респиратора, но приходится терпеть, ничего не поделаешь.
За углом строения начинают попадаться они. Отважные ребята, решившиеся, как и я, выполнить задание Бормана. Не знаю, с такой же отвагой смотрели они в глаза смерти, с какой шли сюда? Каждый наведывался в разное время и пытался забрать артефакт, и каждый потерпел неудачу. Кто-то пробежал двадцать метров, кто-то десять, а кто-то нашел смерть перед самым алтарем. Остатки плоти догнивают на сырой земле, по ним уже сложно распознать, что это были за люди.
А вот и алтарь – все, как и говорил мне одноглазый. Вокруг него на расстоянии пяти шагов – ни травинки. Даже растения стараются держаться подальше. Или это просто совпадение? Кажется, что даже слабый ветерок стих. Отчего-то становится жарко, по спине под ОЗК стекают капли пота. Так, это все лирика. Надо лишь забрать предмет, одиноко лежащий сейчас на плоском камне, который именуют алтарем. Проше простого! И не обращать внимания на всех этих погибших.
И все же я ощущаю, как меня тянет к алтарю помимо моей воли. Желание невыносимо, хочется скорее прикоснуться к теплой поверхности камня. Почему теплой? С чего вдруг я так решил? Но я в этом уверен.
Борман говорил, что когда-то давно в окрестностях Кожуховской находилось кладбище, пока город не разросся до современных размеров. Так может, аномалия связана именно с этим фактом? Но почему меня так влечет к этому камню передо мной?
Остается пара шагов. Я уже могу рассмотреть, что лежит на алтаре. Там стеклянный шар со снежинками – такие раньше продавались в сувенирных лавках. Еще шаг, и я хватаю его трясущимися руками, встряхиваю и завороженно наблюдаю, как рой снежинок крутится в вихре под прозрачным куполом. Я смотрю на этот вихрь, и воспоминания захватывают меня, уносят прочь. Передо мной проносятся события дней минувших. Вот Аксинья улыбается и призывно машет рукой, предлагая присоединиться к ней. Вокруг полно черных тюльпанов, жмущихся к ее босым ногам, а по щеке девушки катится кровавая слеза. Вот Миша раскрывает рот в немом крике и крушит камнем, зажатым в руке, зеркала, но его отражение глумливо смеется в тысячах осколков. Вот Лёша, Сын Сопротивления, с лицом, искаженным судорогой, тянет окровавленные руки к книге, на обложке которой я вдруг различаю себя. А вот я сам, стою на сырой изрытой земле, держу в руках маленький стеклянный шарик и становлюсь прозрачнее с каждой секундой. Скоро я исчезну, растворюсь без остатка в сыром прохладном воздухе, навсегда покину этот бренный мир.
Я уже практически смирился с этим, как вдруг слышу грохот и роняю шар наземь. Падаю на колени рядом с ним – ноги стали ватными и перестали меня слушаться. Загребаю руками землю и размазываю ее по ОЗК и респиратору. Боже, что я делаю?! Стеклянный шар лежит совсем рядом, в нем еще кружатся снежинки, он будто слегка светится, но уже утратил власть надо мной. Снова раздается грохот, который вернул меня в прежний мир. Это просто гром. Я гляжу на небо – хотя дождя еще нет, молнии сверкают во всю, а грозовые тучи висят так низко над землей, что кажется: протяни руку – и дотронешься до них. Я быстро хватаю стеклянный шар, прячу его в подсумок и бегу назад к наземному вестибюлю станции, мимо трупов всех этих несчастных безумцев, так и не сумевших принести своему хозяину жуткое сокровище.
* * *– Что это за хрень? – я протягиваю шар, предусмотрительно замотанный в тряпку, Борману и вытираю тыльной стороной ладони взмокший лоб. Я еле утерпел, чтобы не скинуть респиратор и ОЗК уже в вестибюле, не дожидаясь дезактивации, лишь бы избавиться побыстрее от долбаного артефакта. Уф! Наконец-то можно вздохнуть спокойно.
Борман ухмыляется, глядя на меня.
– Подарок одному знакомому. Ты свое дело сделал, уважаю, а остального тебе лучше не знать.
Я вдруг понимаю, что, действительно, не хочу знать ничего, связанного с шаром, и вообще с радостью забыл бы о нем как можно быстрее.
– А ты крепкий малый, – говорит мне одноглазый. – Знаешь, сколько раз пытались для меня эту штуку достать?
– Знаю, – бурчу я. – Своими глазами видел!
Как и договаривались, главарь бандитов отсыпает мне положенные три сотни патронов и с легкой руки добавляет еще полсотни в виде премии. Я совсем не возражаю.
– Мне нужно оружие, – задумчиво говорю я, когда оплата произведена.
Борман понимающе кивает и показывает мне большую палатку в дальнем углу платформы.
– У Глока самый лучший выбор. Правда и подороже будет.
Я шагаю по платформе мимо сидящих кто на самодельных табуретках, а кто и на корточках бандитов, которые откровенно пялятся на меня. Но я не обращаю на них внимания. Лишние терки мне сейчас ни к чему, и так дико устал. Откидываю полог палатки.
– Хозяин, ты дома?
– Входи, сынок, – худенький старикан выскакивает из-за деревянного прилавка с товаром и семенит ко мне.
Я отодвигаю его с дороги, игнорируя протянутую руку, и подхожу к импровизированной витрине. Чего тут только нет! Конечно, практически все – видавшее виды, изношенное. В метро с трудом можно отыскать что-то новое. И все равно глаза разбегаются: ножи, длинные и короткие, дубинки, самострелы и самопалы, «макары» и «стечкины», «калаши» и «Абаканы». Ба! Да тут есть даже тактический боевой нож «Смит-энд-Вессон»!
– Сколько? – тыкаю я в него.
Старикашка оглядывает меня с ног до головы, задумчиво жует губами и, наконец, изрекает:
– Сто сорок.
– Не чересчур?
– Найди дешевле! – кажется, Глок обиделся на мое замечание.
– Ладно.
Жаль, нет мачете или топорика, ими махать привычнее. Но и этот малыш неплох. Вдруг мой взгляд останавливается на чем-то необычном.
– Что за хворь?
– Могу продемонстрировать, – улыбается гнилыми зубами продавец.
– Валяй.
– Все просто, – шамкает Глок, – это нож с механизмом выбрасывания. Крепится на запястье с внешней стороны руки, скрывается под рукавом. Вот этот шнурок соединен с кольцом на пальце, сгибаешь руку вот так…
Глок подкрепляет слова делом. С тихим щелчком нож выскакивает из рукава. Эффектно!
– Можно поставить на предохранитель, – продолжает старик. – Вот так, тогда почем зря не будет вылетать при движении.
– Дай погляжу поближе. Забавная штука. Сам мастерил?
Разглядываю механизм, проверяю его на своей руке. Работает!
– Племянник. Он у меня толковый.
Два ножа плюс старенький «макаров» обходятся мне в двести пятьдесят патронов. Расстаемся довольными друг другом.
Покинув палатку торговца, жму руку Борману и Джаббе, отказываюсь от предложенного транспорта и скрываюсь в темном жерле туннеля.
– Мир тесен, судьба сведет еще, – говорит на прощание главарь бандитов, а я ловлю себя на мысли, что, может, он и бандит, но намного честнее лживого прохвоста Веденеева. Потому Глава Конфедерации и покинул наш бренный мир. Заигрался!
Станция Печатники
Вот уже два дня, как на Печатниках неспокойно. Данилов и другие сталкеры делают все, что в их силах, но мало кто знал о темных делишках Андрея Павловича, потому и вразумить народ сложно. С другой стороны, пик недовольства прошел: люди понемногу осознают свое положение, а на сталкеров они всегда привыкли полагаться.
На завтра назначены выборы на должность Главы. Кандидатов двое. Одного из них выдвинули сталкеры, и им оказался Иван. Данилов посопротивлялся немного для приличия и махнул рукой – нехай будет так.
– Если выберут, справишься? – спрашиваю я его на церемонии в память о погибших сталкерах Немове и Томилине, отправившихся в долгий поход к дирижаблю и отдавших жизнь за правое дело.
– Знаешь, я так долго держался подальше от всяких общественных дел, думал только о себе да о товарищах в рейде. А сейчас понимаю, что могу что-то изменить, наладить, сделать жизнь хоть немного лучше…
Одобрительно киваю.
А потом Иван толкает речь, вспоминает своих братьев по оружию и все хорошее, что с ними было связано, говорит о том, что нельзя допустить, чтобы эта жертва была принесена напрасно. Слова правильные и точные. Чувствую, если Данилова выберут Главой, из него выйдет толк. Чай, не кабинетный министр и не интриган, каким слыл Веденеев, этот будет служить верой и правдой, опираясь на других сталкеров.
