Оливер Боуден - Assassins Creed. Откровения
Из них троих он пострадал сильнее всех.
София встала у Эцио за спиной, положив руку ему на плечо.
– Я задаю себе тот же вопрос, – признался ассасин.
Ахмет вдруг засмеялся и никак не мог остановиться, хотя смех явно усугублял его боль. Ему удалось встать на колени.
– Если вам посчастливится найти ответ…
Эцио не представлял, откуда вдруг появилась дюжина вооруженных до зубов византийских солдат. Они окружили принца защитным кольцом.
– …обязательно дайте нам знать!
Эцио поморщился. Он выхватил меч, кивнув Софии, чтобы отошла назад.
– И все-таки, Эцио, вы глупец. Неужели вы думали, что я отправлюсь в путь без подкрепления?
Ахмет был готов снова зайтись смехом, когда на его солдат вдруг обрушился град стрел. В считаные секунды его подкрепление перестало существовать. Самого Ахмета ранило в бедро, и он со стоном снова упал.
Эцио терялся в догадках. Он знал, что поблизости нет и не может быть никаких ассасинов, не говоря уже о второй Диляре, поспешившей ему на выручку.
Обернувшись, Наставник увидел янычарских всадников с луками. Они готовились к новому залпу. Их было не меньше дюжины. Предводителем янычар был властный человек лет сорока пяти, одетый в черное и красное. На плечи был накинут плащ с меховым подбоем. Эцио сразу обратил внимание на его роскошные усы. Человек поднял руку и скомандовал янычарам:
– Стойте!
Те послушно опустили луки.
Предводитель и двое его командиров спешились и направились к Ахмету, который все еще корчился от боли. Эцио они как будто не замечали, зато он с тревогой наблюдал за янычарами, не зная, как ему поступить. София вновь встала рядом.
Сделав над собой неимоверное усилие, Ахмет поднялся, опираясь на сломанную ветку. Он стоял с высоко поднятой головой, однако появление всадников явно поумерило его пыл.
Величественный всадник и принц были очень похожи. Эцио догадался, кто перед ним. Тем временем Ахмет обратился к янычарам с речью, стараясь говорить твердым, повелительным голосом.
– Солдаты! Селим вам не командир! Вы служите султану! Вы выполняете только его приказы и никакие другие! Где он? Где наш султан?
Ахмет пятился, пока не уперся спиной в изгородь на краю утеса. Невдалеке плескалось море. Принц медленно сполз на землю. Брат подошел и встал над ним.
– Твой султан перед тобой, брат, – тихо сказал Селим, кладя ему руку на плечо. – Наш отец изменил свой прежний выбор… перед отречением. Это было самое лучшее, что он мог сделать.
– И с чего ты начнешь свое правление, Селим? – растерянно пробормотал Ахмет, внимательно следя за выражением глаз брата.
– Думаю, прежде всего я покончу с угрозой дальнейшего раскола. Ты согласен?
Руки Селима потянулись к горлу Ахмета, подняли его и прижали к изгороди.
– Селим! Остановись! Прошу тебя!
Ахмет начал задыхаться, но Селим был равнодушен к крикам брата. Похоже, мучения Ахмета даже распаляли его. Руки Селима давили все сильнее. Ахмет безуспешно пытался высвободиться. Хлипкая изгородь угрожающе трещала и наконец обломилась. Селим разжал руки, и в то же мгновение Ахмет, едва успев испуганно закричать, полетел вниз с высоты шести десятков метров. Прямо на черные камни.
Селим глянул вниз. Его лицо оставалось бесстрастным. Потом он повернулся и неспешным шагом пошел туда, где стоял Эцио.
– А вы, должно быть, и есть ассасин Эцио Аудиторе.
Эцио кивнул.
– Я Селим, отец Сулеймана. Он очень высокого мнения о вас.
– Сулейман – замечательный юноша, majesteleri[77]. Редкий ум.
На этом сердечность Селима закончилась. Глаза нового султана сузились, а лицо помрачнело. Эцио чувствовал: безжалостность привела старшего из братьев к власти, и теперь, достигнув заветной цели, он вряд ли станет милосерднее.
– Давайте говорить начистоту. – Селим подошел к Эцио почти вплотную. – Если бы не поручительство моего сына, я бы убил вас на месте. Мы не нуждаемся в чужеземном влиянии. Так что уезжайте из страны и больше не возвращайтесь.
Это было как плевок в лицо. Эцио стиснул кулаки, что не осталось незамеченным Селимом. На выручку ассасину пришла София.
– Эцио, – прошептала она, взяв его за руку. – Успокойтесь. Это не ваша битва.
Селим еще раз пристально посмотрел на него. Взгляд нового султана не предвещал ничего хорошего. Затем Селим повернулся и пошел к своим всадникам. Еще через мгновение кавалькада двинулась в сторону Константинополя. Эцио и София остались окруженные мертвыми телами и шумной толпой местных жителей.
– Да, это не моя битва, – согласился Эцио. – Но где кончается одно сражение и начинается другое?
73
И вновь Эцио оказался на подступах к громаде крепости Масиаф.
По сравнению с прошлым посещением здесь многое изменилось. Османская империя неумолимо завоевывала окрестные земли, и потому все, кто находился в крепости, заблаговременно ее покинули. В небе парил одинокий орел, но никаких следов присутствия людей Эцио не заметил. Крепость пустовала, продолжая хранить свои тайны.
Он поднялся по длинной крутой тропе, а затем по откосу, который оканчивался возле внешних ворот. Пройдя часть пути, Эцио остановился и обернулся. Его спутница отстала. Такие подъемы были ей непривычны. Встав в тени старого, исполосованного шрамами тамаринда, ассасин ждал, пока София достигнет ворот.
– Ну и кручи! – выдохнула вспотевшая женщина.
Эцио улыбнулся:
– А представь, если бы ты была солдатом в тяжелых доспехах и с заплечным мешком!
– Я и без доспехов здорово утомилась. Но это интереснее, чем днями напролет сидеть в лавке. Надеюсь, Азиза справится там без меня.
– Азиза – девушка смышленая. У тебя, наверное, в горле пересохло?
Эцио протянул Софии флягу с водой. Она жадно сделала несколько больших глотков.
– И давно эта крепость пустует?
– В прошлый раз я тут наткнулся на тамплиеров. Они пытались добраться до тайного архива, но потерпели неудачу. Как ты знаешь, не сумели они и завладеть ключами, которые все вместе открывают заветную дверь. А теперь…
Они замолчали. София любовалась окрестностями.
– Как здесь красиво, – наконец сказала она. – Значит, с этого места и началось ваше братство?
– Братство появилось тысячи лет назад. Здесь оно возродилось.
– И его levatrice[78] был человек по имени Альтаир?
Эцио кивнул:
– Альтаир ибн Ла-Ахад. Он вырастил нас, выпестовал, а затем отпустил на свободу… Альтаир понял, что время крепостей прошло. Масиаф стал символом высокомерия и своеобразным маяком для всех наших врагов. С годами Альтаир убедился: лучший способ служить справедливости – это вести достойную жизнь. И не над людьми, которых мы защищаем, а среди них.
– Скажи, а плащи с такими жутковатыми капюшонами – они тоже пошли от Альтаира? – спросила София.
Вопрос был задан игривым тоном, и Эцио невольно рассмеялся.
– Помню, ты вскользь упоминал о каком-то Кредо. Это ваше учение? – спросила София. – В чем оно состоит?
Эцио задумался над ответом.
– Альтаир прожил очень долгую жизнь, и последние двадцать с лишним лет он занимался различными… учеными изысканиями. Собирал знания, которые ему открывались. Он много писал, и один отрывок я запомнил наизусть. Хочешь, прочитаю?
– Очень хочу.
– Вот что писал Альтаир. «Любая фраза, которую долго произносят вслух, становится непреложной истиной. Разумеется, при условии, что вам удастся сломить сопротивление ваших противников и заткнуть им рты. Но если вы преуспеете в этом и устраните все препятствия, что останется? Истина! Однако существует ли истина в некоем объективном смысле? Нет. Но тогда как человеку достичь объективной точки зрения? Ответ прост: она недостижима. Это невозможно в самом буквальном смысле. Слишком много разветвлений, в которых можно заблудиться. Слишком много граней, плоскостей и формул, которые необходимо принимать во внимание. Сократ и философы его школы это понимали. Они ратовали за асимптотический подход к истине. Прямая никогда не сольется с кривой, какую точку пространства ни возьми. Но само понятие асимптоты предполагает бесконечную борьбу. Мы бесконечно приближаемся к откровению, но так и не достигнем его. Никогда… И вот к какому выводу я пришел: до тех пор, пока существуют тамплиеры, они будут пытаться сделать реальность послушной их воле. Они понимают: абсолютной истины не существует, а если она все-таки есть, нам нечего и надеяться ее распознать, поскольку мы не имеем нужных качеств. И потому, вместо поисков абсолютной истины, тамплиеры стремятся создавать свои собственные истины. У них есть основополагающий принцип, именуемый Новым Порядком: изменять существующую реальность сообразно их „собственному“ образу. Речь идет не о древних предметах, наделенных могущественными силами. И не о людях. То и другое – всего лишь орудия. Речь идет о понятиях. Надо отдать тамплиерам должное: это умный ход. Разве можно начать войну против понятия или представления? Зато само оно является превосходным оружием. Оно не имеет телесной оболочки, но способно невообразимо и зачастую жестоко изменить окружающий мир. Вы не можете убить учение. Даже если убьете всех его последователей и уничтожите все их книги, в лучшем случае вы получите временную передышку. Где-нибудь, когда-нибудь мы все откроем заново. Заново сформулируем. Я уверен: даже мы, ассасины, попросту заново создали братство, существовавшее до эпохи Старейшины Горы… Все знания – химера. Все они возвращаются и растворяются во времени. Бесконечном. Неудержимом. Возникает вопрос: неужели все настолько безнадежно? Мой ответ таков: мы должны достичь такого места, где подобный вопрос теряет свою остроту. Сама по себе борьба асимптотична. Она всегда приближается к завершению, однако никогда не завершается. Лучшее, на что мы можем надеяться, – это немного выпрямить кривую. Достичь мира и стабильности, хотя оба этих состояния временны. Пойми, читатель: они всегда были и всегда будут временными. До тех пор пока продолжается род людской, будут рождаться сомневающиеся и потрясатели основ. Люди, восстающие против существующего положения вещей лишь потому, что ни на что лучшее они порой не способны. Разногласие укоренено в природе человека. Война – всего лишь один из способов проявления разногласий. Я думаю, что многим нужно еще расти и расти до понимания нашего учения. Но таков процесс развития человека. Он должен заходить в тупик, разочаровываться, учиться, двигаться к просветлению. И наконец, к пониманию, дающему мир с самим собой и окружающими».
