Андрей Ливадный - Туманность Ориона
Ближайшие три часа показали, насколько прав был генерал Покровский в интуитивном определении ситуации.
Вадим понятия не имел, где сейчас Андрей Георгиевич, что он делает, Полуэктову была известна лишь условленная для данного пароля точка встречи, но, прежде чем выбираться с Ганио, он должен был дождаться результатов работы своего прибора.
Они не заставили себя долго ждать.
Спустя час терминал сетевого компьютера издал долгую тревожную трель. Это заработал канал Гиперсферной Частоты, передавая в гостиничный номер изображение, снятое, вероятно, за сотни световых лет от Ганио.
* * *
Два космических корабля медленно сближались, осторожно маневрируя двигателями ориентации.
Вспышки корректирующих дюз на какие-то мгновения освещали их броню, создавая стробоскопический эффект и не позволяя рассмотреть даже малого фрагмента величественно плывущих навстречу друг другу конструкций.
Вокруг расплескалась бескрайняя чернота. Звезды отсюда казались далекими колючими точками, рассеянными в невообразимой дали. Окружающий космос выглядел бездонным…
— Как это получается? — Рорих не смог скрыть своего изумления. — Это ведь черт знает где!..
Вадим, не отрывая взгляда от изображения, кивнул.
— Да, похоже, где-то на краю Галактики… — согласился он. — Работает выделенный канал Гиперсферной Частоты, связанный с локатором звуковых волн, — спустя несколько секунд добавил Полуэктов. — Прибор прикреплен к обшивке корабля. Он испускает высокочастотные колебания, заставляющие весь корабль, каждый его атом «звучать». Все вибрации снимаются прибором, потом запись обрабатывается микролазером. В результате получается объемное изображение каждого отсека в сопровождении реальных звуковых шумов. Каждый отсек можно рассматривать в отдельности, поворачивать под разными углами, при желании есть возможность заглянуть даже в открытый ящик какого-нибудь стола.
— Неплохо.
— Прибор изобретен еще в двадцатом веке. Современные технологии только сделали его микроскопическим и очень надежным.
— А связь?
— Я же сказал, работает выделенный канал Гиперсферной Частоты, — повторил Вадим.
Рорих предпочел промолчать.
Представив, какие суммы за столь неординарную внепространственную связь выкачиваются сейчас со счетов, он понял — смертельная игра, в которую он только что вступил, идет не на деньги.
…В ходовых рубках кораблей наблюдалась в этот момент схожая картина: ни одного человека за пультами — все управление как с одной, так и с другой стороны осуществляла автоматика.
Компьютерные консоли перед пустыми креслами деловито перемигивались огнями. Показания зеленоватых окошек радаров, расположенных на терминалах слежения, полностью подтверждали мысль об абсолютной заброшенности данного участка космического пространства как в плане человеческой деятельности, так и в смысле наличия естественных, природных объектов.
Излучение поисковых систем бессильно тонуло в пустоте, не находя в радиусе миллионов километров от точки рандеву ни единого материального тела.
Корабли сближались очень медленно. Они были чем-то похожи друг на друга: оба обтекаемой эллипсоидной формы, темные, без огней навигации и габаритной подсветки — зловещие сгустки материи, таинственные и внушающие вполне понятную оторопь…
Управляющим машинам не был нужен свет. На контрольных мониторах обеих рубок в тонкой паутине координат медленно рос стыковочный узел корабля-оппонента. Бортовые компьютеры прекрасно видели и понимали друг друга, поддерживая неуловимый для человеческого восприятия диалог, протекающий на уровне взаимной телеметрии данных.
…Когда расстояние между двумя темными эллипсоидными глыбами сократилось до нескольких сот метров, по команде навигационных систем заработали реактивные двигатели окончательного торможения и вырвавшийся из их сопел огонь на некоторое время осветил броню готовых соприкоснуться кораблей.
В этом ярком, пронзительном свете стали ясно различимы детали конструкций, и теперь можно было понять, что корабли действительно похожи, но далеко не равнозначны.
Оба имели форму вытянутого, неправильного диска диаметром в несколько сот метров, но если броня одного отливала черным лоском недавно реставрированного покрытия, то обшивка второго, наоборот, казалась старой и ноздреватой, как пригретый солнцем мартовский снег, на поверхности которого проступают черные разводы вытаявшей грязи.
Разнились они и в деталях.
Первый корабль казался изящным, полностью обтекаемым. Взгляд скользил по его темной обшивке, с трудом угадывая на ее фоне плавные выступы орудийных портов, углубления диафрагменных люков, предназначенных для подачи в космос каких-то механизмов, — все это было наглухо закрыто, заботливо завуалировано, и лишь на вершине дискообразного корпуса топорщились антенны работающей в данный момент локационной системы.
Второй корабль выглядел более примитивно и одновременно более угрожающе.
Его надстройки казались менее обтекаемыми, они рельефно выпирали наружу, и оттого их истинное предназначение не вызывало никаких сомнений: поперек диска тянулась цепочка покатых орудийных башен, между которыми зловеще выделялись сомкнутые створы электромагнитных катапульт, предназначенных для запуска в космос истребителей поддержки…
…Сияние дюз внезапно истончилось, погасло, и вместе с этим исчезла разница в деталях внешней обшивки. Оба корабля вновь стали темными и безликими.
Их стыковочные узлы соприкоснулись, легкая судорога касания пробежала по исполинским корпусам, в беззвучии вакуума медленно выдвинулись контактные пилоны, срослись, сцепившись электромагнитами удержания, и на несколько секунд всякое движение прекратилось, будто два корабля приноравливались друг к другу, свыкались с временным союзом, прежде чем в соединившей их шлюзовой конструкции раздастся шипение сжатого воздуха и откроются люки.
* * *
Спустя несколько минут после стыковки, когда стихло завывание сирен, по трапам второго корабля прогрохотали шаги. Людей было семеро.
Первым шел высокий, сухопарый, смуглый ганианец средних лет, одетый в полевую военную форму, без знаков различия и планетной принадлежности. Черты его лица не могли не притягивать взгляд. Маленькие глаза, глубоко посаженные под бровями, черные, чуть подернутые желтоватой поволокой зрачки вкупе с едва заметной горбинкой носа создавали ощущение чего-то хищного, отталкивающего, отдающего привкусом осознанной жестокости. Этот человек явно не пребывал в плену иллюзий, он понимал, что, как и зачем делает. Жесткая линия плотно сжатых губ только дополняла это ощущение, а стоило ему усмехнуться в ответ каким-то своим мыслям, как эта полуулыбка, больше похожая на своего рода оскал, завершала облик ганианца, придавая ему недостающий штрих, от которого собеседнику всегда хотелось отвернуться, отвести свой взгляд в сторону…
В этом не было ничего странного, учитывая то, что Хаким Аль Максуд был больше известен на Ганио под кличкой Бешеный.
Вслед за ним, соблюдая некоторую дистанцию, двигались еще шестеро представителей этой неприветливой планеты. Их расовую принадлежность можно было с легкостью определить по темно-коричневому оттенку кожи, такой отпечаток на гены любого коренного ганианца накладывала звезда их родной системы — яростный Халиф, сияющий в небесах Ганио, как горячечный шар пронзительно-голубого цвета.
Поднявшись на предшлюзовую площадку, Хаким остановился, машинально похлопывая себя по бедру забранным в чехол нейросенсорным хлыстом, который заканчивался охватывающей запястье петлей. Он явно нервничал в ожидании предстоящей встречи, и по его лицу, искажая черты, то и дело пробегала зловещая полуулыбка.
За спиной Аль Максуда, соблюдая прежнюю дистанцию в несколько шагов, остановилась его охрана. Эти люди вели себя более раскованно и непринужденно, чем их лидер. В их позах, жестах, негромком разговоре отсутствовало само понятие «дисциплина». Просто группа уверенных в себе вооруженных людей. Лица ганианцев на первый взгляд могли показаться одинаковыми, но на самом деле это была лишь иллюзия, ложное впечатление, которое тут же растворялось под внимательным взглядом.
Они были такими же разными, как представители любой другой расы, просто ганианцы редко селились на чужих мирах, и потому человеку стороннему нужно было некоторое время, чтобы научиться видеть эту разницу черт.
Единственное, что действительно объединяло между собой шестерых сопровождающих и одновременно разительно отличало их от предводителя, — это выражение откровенной скуки на лицах. Они не находили в начавшемся рандеву ничего необычного, экстраординарного, и заботы Хакима, отражавшиеся в его напряженной мимике, явно не напрягали их.
