Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
твоя рожа не понравится, что тогда?
Как там сказано в параграфе четвертом? « Любой особо отличившийся
стрелок может стать конунгом». Любой… Вот, значит, в чем расчет! Кто был
никем, тот станет всем. Сегодня ты морозишь зад на вахте, а завтра
распределяешь между бывшими боевыми товарищами трофеи. Что ж, умно.
Но в данный момент из всего Устава меня должен интересовать
параграф…
Я зашелестел тетрадкой.
Параграф три, вернее, его первая часть, где говорится о вступлении в ряды
стрелков. Вот: « В ряды стрелков зачисляется лицо, сделавшее взнос в
кокаиновый банк Армии и прошедшее ряд испытаний. Не прошедший испытания
получает статус «непретендент». Непретендент не имеет права
повторного участия в испытаниях, подвергается наказанию в соответствии с
категорией – «средний проступок» Устава Наказаний и выпроваживается за
пределы Цитадели».
«Непретендент» - вот так словечко! Точно лежащее поперек дороги бревно.
Непретендент…
Память выстрелила двумя образами – Киркоров и Снегирь. У одного нет
глаза, у другого – руки. Выходит, категория «средний проступок» Устава
Наказаний подразумевает кару в виде увечья. Если учесть, что четверых
претендентов уже пустили в расход, - это не самая худшая перспектива…
3
СЛУЖУ ЛОРД-МЭРУ!
-Подъем!!!
Я подскочил на нарах, ударившись головой о низкий потолок. Посреди
помещения стоял тот самый низкорослый офицер, что встречал нас у входа в
Цитадель. Рядом с ним – два автоматчика.
Претенденты попадали с коек, как лещина поздней осенью. Я спустился
вниз, стараясь не зацепить носком ботинка голову стоящего навытяжку Бориса.
-В шеренгу стройсь, - гаркнул офицер.
Заспанные претенденты кое-как упорядочили свои ряды.
-Тепленькие ото сна, - засмеялся офицер, разглядывая нас.
Он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, лениво
развернул.
-Первый?
-Здесь! – откликнулся стоящий неподалеку от меня претендент.
-Отвечать – «Я».
-Я!
-Второй?
-Я!
Офицер выкликнул все номера, вплоть до тридцать второго (до моего).
Шестой, семнадцатый, двадцать первый и двадцать девятый не откликнулись –
видимо, это те, пущенные в расход, о которых упоминал Сосо.
-На выход!
-Офицер, - подал голос кто-то из «номеров». – Мы еще даже не ели…
-Ничего, на пустой желудок умирать легче.
Стрелки засмеялись, бряцая оружием.
Претенденты друг за другом покинули барак и выстроились в неровную
шеренгу.
-По двое, по двое, - суетился офицер.
Я встал рядом с Борисом. Он улыбнулся и кивнул мне.
-Итак, - начальственный коротышка дождался, пока ряды более-менее
упорядочились. – Сейчас я поведу вас в Золотую Долину, в самое сердце
Цитадели. Хочу предупредить, что в Золотой Долине вы, грязное паршивое мясо,
должны вести себя тише воды ниже травы. Любого, кто пикнет без приказа,
ждет… Сами знаете, что ждет.
Офицер, повернулся, резко взорвав снег каблуками сапог, и двинулся вверх
по улочке, стиснутой с двух сторон клещами бараков. Мы - вслед за ним, неумело
укорачивая шаг, натыкаясь на впереди идущего. За моей спиной дышал
автоматчик, слева и справа от колонны шагали два его товарища.
Мы проследовали мимо памятника рабочему и колхознице и очутились
перед той самой шестиколонной аркой, за одну лишь попытку приблизиться к
которой я получил прикладом от Сосо.
-Стой, - крикнул офицер.
Колонна замерла.
Дежурившие у арки стрелки ухватились за цепи, приваренные к чугунным
воротам. Потянули… Ворота медленно распахнулись. Вслед за офицером,
«номера» по двое стали проникать в сердце Цитадели, последними (как всегда)
вошли мы с Борисом.
Черт подери, неужели все это – ради нас? По обе стороны широкой
площадки, заканчивающейся колончатым дворцом с золотистым шпилем,
выстроились стрелки в полном обмундировании. На белом теле дворца – ярко-
зеленое пятно; когда мы приблизились, я понял, что это плакат: странного вида
юноша держит у щеки мобильный телефон; и надпись: «Будущее зависит от
тебя». На длинных флагштоках позади стрелков трепещут на ветру красные
тряпки. Посреди площадки – нечто вроде эшафота, только без виселицы и пня. На
эшафоте – вроде как кресло с высокой спинкой (пустое).
Коротышка – офицер, кажись, оробел не меньше нас, претендентов. Он,
заикаясь, доложил стоящему у эшафота лысому особисту (черный кожаный плащ,
значок-пасть) о прибывшем мясе.
-Прекрасно, - кивнул особист.
Похоже, здесь все чего-то (или кого-то) ждали. Напряжением ожидания
сгущался воздух. Особист нервно сжимал что-то в кармане. Не иначе, рукоять
пистолета.
Со стороны белого дворца раздалось тарахтенье, переходящее в
механический кашель. На площадку выехал черный автомобиль, и на высокой
скорости помчался на нас. Когда казалось, что сейчас наша колонна будет
втоптана в ледяную корку, раздался визг тормозов, и машина замерла прямо у
эшафота. Передняя дверца распахнулась. Моложавый особист спрыгнул вниз, и
тут же принялся орать лысому коллеге, чтобы тот очистил пространство перед
эшафотом.
Лысый, в свою очередь, заорал на приведшего нас коротышку – офицера.
-Подай назад, - бледнея, крикнул офицер.
Мы отодвинулись шагов на двадцать ближе к воротам.
Обе задние дверцы машины отворились. Я смотрел во все глаза. Из
темного нутра вылезли два черных особиста. Один из них держал в руках
винтовку со снайперским прицелом.
Особисты настороженно осмотрелись. Кругом была тишина. Мне
показалось, что я слышу неровное дыхание стоящих в шеренгах стрелков.
Особист, который с снайперкой, наклонился к заднему сиденью, и что-то сказал
(значит, в машине есть кто-то еще).
Сначала показался остроносый сапог с золотистой пряжкой над каблуком,
затем – край красной ткани.
Статный мужик в красном, расшитом золотыми узорами, плаще с явным
удовольствием распрямил могучую спину, тряхнул рыжей копной волос (почти
такой же, как у Марины). Длинная рыжая борода схвачена у подбородка золотым
кольцом и оттого напоминает рыбий хвост; на груди – массивный блестящий
медальон в виде креста; на поясе – самурайский меч без ножен.
«Сущий попугай», - мелькнула крамольная мысль.
«Попугай» поднялся по скрипящим деревянным ступеням на эшафот,
опустился в кресло. Охранники последовали за ним. Снайпер тут же вскинул
винтовку и принялся процеживать через прицел не только наши ряды
(претендентов), но и шеренги стрелков.
Возбуждение охватило меня. Кто этот рыжий? Уж не Лорд-мэр ли?
Точно прочтя мои мысли, особист, подойдя к краю эшафота, закричал:
-Приветствуем носителя креста, главу ОСОБи, отца Никодима!
Стрелки загудели – трудно понять - приветственно или неодобрительно.
Так вот значит, кто он, наш красный «попугай». Глава ОСОБи… Не
участвовал ли этот ублюдок в допросе Марины? До эшафота шагов двадцать
пять, не больше, если вырвать пистолет у коротышки-офицера… Снайпер может
и не успеть…
Перед моим внутренним взором возникло грустное лицо Христо, я вспомнил
его слова: «Тогда напрасны все те жертвы и муки, что принесли возрожденцы на
алтарь нового мира. В том числе, напрасны муки Марины…». Он прав, наш
учитель Христо, тысячу раз прав: месть – это утеха слабака; сильный не мстит,
сильный – творит новый мир. Я буду, я хочу быть сильным!
Отец Никодим лениво поднялся с кресла, сделал шаг к краю эшафота.
Тусклое солнце блеснуло в рыжей гриве.
-Претенденты на славную должность стрелка Армии Московской
Резервации, - голос «носителя креста» был хриплый, как у алкаша. – По
поручению Лорд-мэра...
-Служу Лорд-мэру! – отозвались стрелки.
-Я прибыл в Цитадель со Второй Военной Базы, чтобы участвовать в
ежегодных рождественских испытаниях. Я отвлекся от важных дел не для того,
чтобы смотреть на петушиные бои. Надеюсь, вы покажите все, на что способны, и
те, кто выстоит, станут стрелками. С рождеством.
Отец Никодим вернулся в свое кресло. Особист дал отмашку офицеру:
«Начинайте».
Шеренги стрелков подались в стороны, пропустив на площадку человека в
черной маске. Остро отточенный топор поблескивал у него в руках. Палач
остановился рядом с офицером. Что-то подсказывало мне, что он будет сегодня
отнюдь не второстепенным действующим лицом.
