Людмила Белаш - Темные звезды
— Что играть прикажете? — насупился флейтист, неловко держа инструмент. Барабанщик сопел, сопел, глядя исподлобья на отчаянную девчонку, а потом стал всхлипывать. Такая хорошая!
— Вон из строя, — приказал поручик. — Шагом марш в казармы. Шесть суток ареста.
Девчонка выбрала «Кошачий танец» — музычка не строевая, для гулянок, но знакомая флейтисту.
— Пивко что надо, — смаковал Удавчик. — И табачок забористый. Как ты его смолила? Надо луженое горло иметь… Ага, попалась! — вдруг толкнул он Безуминку локтем.
— Ты что? — Она заморгала.
— Из одной посуды пьем. У нас это — только по любви.
— Поздно. — Бези перестала казаться колючей, как обычно. — Но так и быть — допьем, поцелуешь меня. Эй! не спеши допивать!
Лара оттанцовывала, стараясь крепче ударять в землю каблучками, флейтист наяривал, да и горнист ладно трубил. Барабанщик шаркал ногами, удаляясь и то и дело оглядываясь.
— Ласточка-то — плясунья! С ней бы на вечеринку…
— Кобель ты, Удавчик. Кстати, и она пила из кружки — с кем у тебя любовь, а?
— …только это не «Кошачий танец».
Стряхнув с ума плывущие, словно туман, мысли, Безуминка прислушалась к топоту Лары.
«О, звезды… Что она делает?»
— Не тяните время. Кайтесь, молитесь — и к делу, — поторопил поручик. — Отделению — построиться! Корнет Сарго, будете командовать залп.
От услуг попа Бези отказалась, зато Тикена поцеловала — всем на зависть. Троицу подвели к столбам и начали пристегивать. Валган постарался, чтобы ему досталась младшая.
— Что, крошка, сорвалась карьера? То-то.
— Валган, тебе мало врезали, — сказала Бези.
— Кто-то говорил, что потанцует на моей могиле, — ухмыльнулся ей Валган. — А получилось все наоборот. Я вас лично землей закидаю.
— Унтер, чего копаешься? В строй! — заорал Сарго.
Поручик, хлопая себя стеком по голенищу, отошел в сторонку с линии огня. Порядок известен: «Заряжай», «Целься», «Пли!»
Лара зажмурилась. Нет-нет-нет. Так не должно быть!
«А почему нам глаз не завязали?» — прыгнула глупая мысль.
Захотелось позвать маму.
В тишине щелкнуло. Кто-то взвел курок.
Потом раздался грубый мужской голос:
— Гере поручик, если вы рот разинете — пуля в лоб. Ясно? Ответ — кивком.
Говорил Сарго.
Лара приоткрыла глаза.
Кривоносый здоровяк держал поручика на прицеле своей пушки — длинного флотского револьвера. Старший офицер замер, не понимая, почему так повернулось. Оцепенел и строй жандармов, и священник — все, кто присутствовали.
— Он мой товарищ, — цедил Сарго, не меняя позы. — Я командовать не стану — и другим не дам. Всем оружие наземь и шагом марш отсюда.
Первым спохватился барабанщик, так и не нашедший сил уйти — сняв и бросив барабан, кинулся освобождать… кого? Того, кто ему приглянулся.
Вторым очнулся унтер:
— Он с ними заодно! Измена!
Валган передернул затвор и вскинул карабин к плечу, но корнет оказался проворней — повернув ствол, он продырявил Валгану башку. На соседей унтера брызнула кровь.
Тут Бези, в отличие от Лары лихорадочно смотревшая по сторонам, увидела нечто, заставившее ее крикнуть во весь голос:
— Сарго! ложись!!
А вот барабанщик это «нечто» заметил и рухнул ничком раньше Сарго.
В десятке мер справа земля бесшумно открылась как люк, оттуда поднялся по пояс гривастый брюнет в белом комбинезоне и темных очках. В обеих руках его были странные штуки, блестевшие, словно стеклянные — и он держал их как оружие.
Послышались частые хлопки — в такт им из стеклянного оружия выбрасывался бледный дым.
Жандармы не просто падали — их отшвыривало на меру-две, прежде чем они валились мертвыми.
«Гордый», дирижабль Его Высочества, был создан на воздухоплавательной верфи в Эренде. Его проектировали, используя новейшие научные достижения. Построенный по последнему слову техники, «Гордый» мог смело тягаться в скорости и маневренности с лучшими машинами ВВС и Морфлота.
Правда, в корабельном реестре он числился не боевым, а легковооруженным дирижаблем разведкласса. Атаковать корабли и объекты с зенитными орудиями ему запрещалось. Для боя на «Гордом» имелось лишь пять картечных установок, зато удобства — как на океанском пароходе! Уютные спальные каюты, изысканно меблированный салон, великолепная столовая, а в электрических холодильниках — запас деликатесов и вина на неделю полета.
Чаще всего, когда стартовая команда выводила «Гордого» из эллинга, это означало, что принц решил покатать по небу свою очередную птичку. Над морями, над горами, выше облаков — так романтично!
Экипаж «Гордого» в полете жил куда скромнее — тесные каютки с гамаками, узкий коридор, суп на балластной воде, сухой паек.
А если на борт грузились свитские или жандармы, экипажу приходилось уплотняться, как галетам в пачке.
Вдобавок корм для пассажиров! В кладовках он не помещался — впихивай в подсобки.
— Не взлетим, — пророчил штурман. — Мы перегружены.
Всех взвешивали, как мешки с зерном. Младший помощник записывал в блокнот, сколько балласта слить, чтобы корабль не утратил подъемную силу.
— Подняться не успеешь, а уже воруют! — прибежал кладовщик с жалобами. — Гере подпоручик, поглядите, безобразие какое! По бумагам — выдано для штурмовых жандармов сорок фунтов конской колбасы…
— Отстань, не до тебя.
— …в ящиках, копченой, — нудил кладовщик. — Ящики в наличии, а колбаса тю-тю. Сам в корме ставил, а полчаса не прошло — сгинула! Прикажите караул на задний трап поставить…
— Как, вся пропала? — Младший помощник оторвался от цифр, мельтешивших в глазах.
— Будто зубами ящики взломали. Тут же, в подсобке, и сожрали часть — хвостики разжеваны и по полу расплеваны.
— Не бредь, какое там «разжеваны» — ее и с голодухи не откусишь, до того копченая.
— Обязан доложить — вот я и рапортую. — Кладовщик обиделся. — Прошу покорно записать — продукт расхищен.
«По ранцам, что ли, распихали?..» — гадал младший помощник, злясь про себя на вороватых жандармов. Куроцапы. Привыкли обыски устраивать, все к рукам липнет. И ладно бы на усмирении!.. Бардак в Бургоне — тащат прямо на глазах, будто хозяин помер!
«Если с собой взяли, это на вес не повлияет».
Кладовщик не унимался:
— И на пол нагадили. Моторист там поскользнулся, ногу подвернул.
— Тьфу! Уйди со своим рапортом… к старпому! Кто нагадил? что?
— С ведро навалили, — смутился кладовщик в сомнениях. — Не поймешь, какая грязь. На вид вроде дерьма…
— Может, жестянку с яблочным пюре разлили?
— Там меньше помещается! И пахнет яблоком, а не…
— Иди, иди отсюда. Все прибрать и вымыть — вот-вот Его Высочество нагрянет, а на корабле весь пол в дерьме! Чтоб блестело. Не успеешь — на землю спишу.
Кладовщик вмиг исчез, словно та колбаса. Летные часы оплачивают втрое, кому охота их терять?
В эллинг вошел стартовый взвод. Бестолковица, всегда царящая перед отправкой, кончилась криками: «Поясные веревки — в кольца! Швартовые — отцепить! К выходу — шагом марш!» Солдаты напряглись как бурлаки, громадная сигара дирижабля величаво поплыла через раскрытые ворота.
В аллее, шедшей от Большого дворца, показалась мотокарета принца. Жандармы у места посадки построились, как положено при встрече высочайших особ; командир отделения обнажил саблю и вскинул подвысь.
— Его Императорское Высочество… принц-наследник Церес!
— Ура!!
Милостиво кивнув, принц помахал им рукой в белой перчатке.
Все идет отлично. Ветер северо-западный. Через два часа «Гордый» будет над столицей.
Церес вышел из кареты, с дирижабля опустили передний трап, капитан почтительно откозырял:
— Корабль к старту готов!
— Благодарю за службу, друг мой.
— Ваше!.. Ваше Высочество!.. Обождите!.. — донесся надрывающийся голос, потом затренькал велосипедный звонок. По той же аллее гнал вестовой жандарм — снова Визи, который был сегодня нарасхват. Так вышло, совсем парня загоняли. Даже на расстреле Тикена не побывал, не поглазел — во жалость-то!
— Срочная!.. с телеграфа, только что получена. — Подкатив, он протянул депешу.
«Наверняка — рапорт по плану „Помин-день“» — Церес развернул бумагу с радостным нетерпением.
Вчитался.
В первое мгновение его мысли смешались, он почти не понимал смысла записанных телеграфистом слов. Затем Цересу показалось, что тень «Гордого» сгустилась чернее ночи, а сам дирижабль стал тучей, в которой скрыта молния, готовая ударить и испепелить на месте.
