Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы
Тыловые ходы сообщений быстро заполнялись солдатами тактического резерва, которым давно уже надоело ждать хоть чего-нибудь. Ждать в эшелонах. Ждать в лесу. Ждать в тыловых укрытиях под обстрелом. Ждать, когда штурмовики зачистят вражеские траншеи. Так что смена полков на позициях прошла быстро. Не сказать чтобы четко, но вполне приемлемо.
«Артштурмы» уже катили ко второй траншее, и за ними поспешали огемские саперы-штурмовики второй волны. Первая волна уже вовсю резвилась в первой траншее, выкуривая врага из блиндажей ручными гранатами и сходясь с остатками вражеских солдат в рукопашной схватке. Да, что есть, то есть, хорошо их Аршфорт надрессировал на Щеттинпорте.
Дальности пушек «коломбин» хватало на всю глубину прорыва, и я их не сдергивал с места. Тем более что вражеская шрапнель нет-нет да и давала в небе белесое облачко с характерным хлопком. Правда, все реже.
В перископ было видно, как республиканские солдаты, выскакивая из второй траншеи, сломя голову бегут в свой тыл по открытому пространству, попадая под разрывы огненного вала. Бежали не только в тыл, но и в стороны и даже навстречу нашей пехоте, бросая оружие, на ходу поднимая к небу руки. Похоже, у вражеской пехоты началась паника.
В советской литературе о войне много места было отведено такому явлению, как танкобоязнь. И писатели-фронтовики, кто скрытно, а кто и явно, говорили о том, что танкобоязнь – явление иррациональное, непонятное уму, рождаемое глубинами человеческого подсознания, его первобытными еще страхами. И вот сейчас я воочию вижу у врага стремительно расширяющуюся панику, вызванную внезапно нахлынувшей танкобоязнью. А паника вещь заразная. Не зря любому командиру предписывается уставом моментально расстреливать паникеров на месте. Давить панику в зародыше. Иначе, когда паника охватит значительное количество солдат, будет уже поздно.
– Нажми! – кричал я пехотному полковнику в протянутый связистами телефон передового КП уже во вражеских траншеях. – Мы ломим!
И тут наконец снова появился дирижабль, неожиданно со стороны вражеского тыла.
Воздушный слон только добавил паники, и побежал уже не только тот полк, который противостоял нам, но и его соседи. Наступающие части бригады обозначили себя красными ракетами, и дирижабль отвалил к югу, увидев там для себя цели повкуснее.
– Вперед. Не терять темпа! – орал я в телефонную трубку. – Теперь только прорыв. Вся пехота вперед! Саперам приготовить проходы кавалерии!
Проходы инженерно оборудовать необходимо, чтобы лошади ноги не поломали на перекопанной снарядами земле. Щиты для перекрытия траншей были заготовлены заранее. Каждый сапер знал свой маневр и объем работ. Надо инженера саперов к ордену представлять. Заслужил.
Разбежались посыльные, стрекотали ручки телефонов. Передавались команды.
Эйфория боя захватила меня целиком. Адреналин тек уже из ушей. Хотя я вроде как тренер на футбольном матче. Сам не играю.
Когда была взята последняя – третья линия вражеской полевой фортификации, я вызвонил штаб фронта и, не скрывая гордости, доложил Аршфорту:
– Экселенц, фронт на моем участке прорван. Враг бежит в панике. Ввожу в прорыв драгунскую бригаду. Но больше у меня сил нет. Глубокого прорыва на моем участке не получится. Мой прогноз – войска выдохнутся, максимум достигнув десятикилометрового рубежа. А то и меньше. Требуются резервы как можно быстрее.
– Молодец, Савва, не подкачал, – раздался в трубке довольный голос фельдмаршала. – Вальд на своем участке уже не только прорвал фронт, но и гонит врага и в хвост и в гриву. Ударный корпус вклинился в республиканские тылы. Так что основной твой удар должен идти с охватом на север. Рден как пункт встречи отставить. Теперь точка рандеву – город Кард, где железнодорожный узел. В сам город не входить. Только блокировать. А резервы я пришлю, только им еще дотопать до тебя надо. Никто ведь всерьез не рассчитывал, что ты у себя фронт прорвешь. Молодец!
– Когда я должен быть в Карде, экселенц?
– На третьи сутки наступления, – припечатал фельдмаршал и оборвал связь.
Кард. Нашел я это местечко на карте, после того как положил трубку. Линия железной дороги, что от меня расположена к югу, раздваивается, и одна ее ветка загибается к Карду на северо-запад, там пересекается с меридианной железной дорогой, которая дальше на север образует перекресток с трансконтинентальной магистралью. Ай да умник фельдмаршал. На фронте возле железных дорог у республиканцев настоящие крепости выстроены с бетонными артиллерийскими ДОТами. Этакие мини-линии Мажино. А тут, практически в тылу, этот железнодорожный узел беззащитен, но прочно изолирует южный укрепрайон от помощи по «трансконтиненту». Вот только до этого Карда от фронта как бы ни с полста километров будет. Двое суток нормального марша. А если с боями?.. Суровая задача.
– «Эликам» работать по плану. Долбить фланги. «Коломбинам» приготовиться сопровождать кавалерию. Конным посыльным держаться рядом со мной, – приказал я и пошел садиться в БРЭМ, оставив фронтовой участок на линейного полковника. – Летнаба, как приземлится, гнать ко мне на новый КП.
У БРЭМа нормальный бульдозерный отвал есть, поможем саперам переправить кавалерию через лунный пейзаж нейтральной полосы.
Броневые коробочки произвели на врага сильный деморализующий эффект своей неуязвимостью от ружейно-пулеметного огня. Даже шрапнель на удар всего лишь разбила гусеницу на одной машине. Как ни странно, на моей – тактический номер 001. Бронемастера, командующие «артштурмами» в атаке, в один голос заявляли, что республиканская пушка била из засады только по этой машине, пока ее не заткнули. Никаких других мыслей, кроме той, что Тортфорт выдал врагу этот номер как машину комбрига, у меня не было. Не сомневался я в этом ни разу.
Оставив БРЭМ у подбитой самоходки, сам после короткой пробежки скатился на новое КП, куда связисты уже протянули телефонные провода.
Мимо меня в тыл потянулись группки разоруженных пленных под конвоем редких имперских пехотинцев. Они с ужасом и любопытством смотрели, как два экипажа натягивают гусеницу, заменив искореженный снарядом трак. Эвакуаторы отличались от побывавших в бою закопченных порохом бронемастеров белыми чистыми лицами. Паровые машины стравливали лишний пар с паровозным шипением.
Пленных было много, не меньше роты. Конвоировало их в тыл всего шесть бойцов.
Глаза пленных выражали бесконечное удивление и подавленность. И в то же время облегчение от того, что наконец-то все позади. Ужас закончился.
Летнаб прискакал на коне, пижон.
Получил новое задание и прорысил обратно к летному полю.
Напоследок я ему сказал:
– Передай пилоту, пусть наизнанку вывернется, но сегодня его день. Сделаете все как надо, представлю вас обоих к Солдатскому кресту.
К вечеру, несмотря на панику в рядах врага и его активный драп в сторону собственных тылов, я остановил наступление на седьмом километре. Люди готовы были сражаться и ночью, но кончались боеприпасы в боевых группах. А у меня и так в обозе пяток кляч всего осталось – все, что можно, было отдано Вальду для ночного марша, который, судя по всему, удался. Не напрасны были жертвы.
Только драгуны ушли в ночной рейд развлечься по ближним тылам республиканцев, оставив у нас пулеметные свои тачанки – за ними они вернутся утром. Один полк устраивает в тылах противника этой ночью «похохотать». Второй резвится в нашем ближнем охранении.
Их обоз таскал для нас всю ночь воду, керосин и запасной боезапас к коробочкам. На всех его не хватало. Снова выручили саперы, поработав в этот раз вьючной скотинкой, доставляя на передний край на своих двоих ящики с патронами и мешки с продовольствием, термосы с водой. Иначе бы сидеть нам с пехотой на занятых рубежах голодными.
Среди трофеев нашли целенькими, только слегка присыпанными землей, два новых станковых пулемета, очень похожих на уродцев от фирмы «Лозе». Что неудивительно – источник один: система островитян. Пехотные офицеры моментально установили эти пулеметы на наших флангах. Патронов в полевых складах у противника запасено было не просто много, а очень много.
Сбор трофеев шел организованно, заранее назначенными трофейными командами. Опыт Восточного фронта.
Люди вымотались даже не столько физически, сколько морально, несмотря на успех и победу, и кроме часовых все упали спать где придется, даже не убрав как следует вражеские трупы в траншеях. Приказ о создании утром похоронных команд был последним у меня перед сном.
Занял я тыловой просторный блиндаж на республиканской стороне. Точнее, нашел его мой денщик и сопроводил меня туда. Там я сел за стол на жесткую деревянную лавку. Расстелил карту, выделив складками квадраты завтрашнего наступления. Сложил, как примерный первоклассник, руки на столе, накрыв ладонями карту… Уронил на них голову.
