Денис Лукашевич - Братские узы
— Бежим! — И, не оглядываясь, бросился вперед. Легко перемахнул через упавшее тело, упал, застучал коленями по металлическим ступеням, но вовремя поднялся и взбежал вверх по лестнице, потому как позади точно также навернулся Войцех. Зашептал какие-то молитвы и грузно потопал вслед за Веллером.
А позади верещал подземник. Гулкие, бесконечные коридоры мигом наполнились криком и улюлюканьем, словно каждый насмехался над двумя жалкими человечками, слепо тыкающимися в темноте в невидимые стены и острые углы. Каждое такое столкновение сопровождалось бранным бурчанием и отчаянным выкриком беспорядочных цитат из молитв. Веллер хохотал. Бежал и смеялся, что было сил. Слезы брызгали из глаз, приступы смеха сотрясали тело, а он был не в состоянии остановить его. Хмельное, адреналиновое веселье било отчаянным набатом в голову. Войцеху оставалось, глядя на дьявольское бешенство наемника, только качать головой в сотый, тысячный раз шептать «Господи помоги, пресвятой Конрад защити и оборони нас от сатанинских тварей Ядерного Рассвета. Вложи меч гнева твоего в руки наши, дай силы воспротивиться дьявольскому искушению страхом и извращенной природы!»
А Веллеру было хорошо. Хлестал кипящей волной адреналин в крови, лился хохот из глотки. Один раз он остановился, утирая бегущие слезы и всхлипывая от невыносимого приступа смеха, поджег старинной, довоенной еще зажигалкой с атакующим орлом на оцинкованном боку последний из оставшихся факелов, предусмотрительно заткнутый за пояс. И вовремя. Вспыхнувший огонь мигом высветил уродливую морду, щуплое тельце и бледные когтистые руки, тянущиеся к моонструмцу. Существо прикрыло слепые глаза, словно свет обжег их, отпрянула с разочарованным визгом. Веллер не мешкал: выхватил пистолет, отщелкнул предохранитель и выстрелил. Голова твари разлетелась кровавыми ошметками, словно перебродивший арбуз под ударом ноги. Кровь, серое вещество брызнуло на стены, на лицо и на одежду. Наемник только и успел, что и зажмуриться. Оглушающее эхо пошло гулять по бесконечным переходом. Где-то в глубине заныли, захныкали, словно оплакивая смерть павшего товарища. Войцех с проклятиями вперемешку с молитвами выскочил на свет, сначала взревел кастрируемым быком, завидев окровавленную фигуру Веллера, но успел вовремя успокоиться, пока обрез, вскочивший ему в руки, не сказал пару веских слов.
— Моонструмец!
— Я уже три десятка лет, как моонструмец! — зло процедил Веллер, пытаясь стереть с лица налипшие кровавые комочки.
— Ты ранен?
— Слава богам, но нет. — Он пнул безголовое тельце, широко раскинувшее по-обезьяньи длинные руки. — Это его кровь. Ха-ха!
— Слава Господу! Вложи в руки наши…
— Хватит бормотать! — Веллер провел количество патронов в магазине. — Двигаем быстрее, пока собратья этого красавчика нас не схарчили. Чую, дело может закончиться именно этим. Ха-ха!
— Не смешно! — опять набычился Войцех.
— Прости, отче, ха-ха… не могу удержаться! Прям, проклятие какое!
— Это все от неверия! И богохульств постоянных!
— Если бы все так просто… Ха-ха! Да я бы уже стал самым праведным и самым благочестивым новохристианином в мире!
Войцех лишь сокрушенно покачал головой: эту ересь можно вытравить лишь вместе с душой богохульника.
— Ладно, надо спешить, а то я чую, клянусь мощами святого Казимира, как демоны подбираются все ближе и ближе.
Действительно, вопли, крики, отдававшие явной воинственностью и злобой, становились громче и отчетливее. Удивительное дело, но нет-нет, да проскользнет в реве нечто осмысленное, да только проблема: с дикцией при таких зубах у подземных обитателей были явные нелады.
Все также безумно хохоча Веллер ткнул горящим факелом в раззявленную зубастую пасть. Тварюка мигом выпучила глаза-плошки, раздула щеки, словно собираясь задуть торчащую у нее во рту головешку, но лишь выхаркнула сноп искр и с диким воплем кинулась прочь, зажимая когтистыми руками обожженную пасть. Кажется, она все еще продолжала гореть.
— Славно! — коротко заметил Веллер, усмехнулся уголком рта и вновь кинулся вперед.
Войцех едва поспевал за ним.
Они проскочили комнату, заваленную аппаратуру, где обнаружился дневник. Запетляли по полутемным коридором, тыкая во все стороны горящим факелом, едва там появлялся хоть намек на подземника, но обошлось. В дальнейшем, их путь пролегал без последствий. Если и знали муты какой-нибудь более короткий путь наперерез, то все равно — безнадежно опоздали. Лишь позади кто-то порыкивал в бессильной злобе до топотали по бетонному полу непропорционально большие босые ноги. Да Войцех успел вломиться лбом о низко нависшую балку, расколотив могучий лоб в кровь. Но на самом здоровяке это практически никак не сказалось: покачнулся чуть-чуть да вновь побежал, только обтирая время от времени затекающую за бровь кровь.
И Веллер, и Войцех с большой долей уверенности могли утверждать, что сегодня они поставили рекорд Новой Европы в преодолении полосы препятствий. Любой тренер, глядя на их впечатляющие успехи, изошелся бы слюной от невозможности обладания подобными подопечными.
Сами же мужчины об этом если и думали, то в самую последнюю очередь. Буквально взлетев по лестнице, Веллер едва дождался, пока грузный Войцех взобрался наверх. Затем они захлопнули крышку, перекрыв обитателям подземелья путь наверх, привалили нашедшимся хламом и только затем позволили себе вздохнуть свободно. Они слышали отдаленные звуки, словно кто-то скребся снизу, да только все не решается в полную силу навалиться на хрупкую крышку.
Звуки стихли еще не скоро, после двух крепких ударов, из-за которых крышка вместе с наваленными на нее железками. Войцех для верности перетянул еще и стол, водрузил сверху тяжеленную дубовую столешницу, удовлетворенно потер руки и, пошатываясь пошел на крыльцо. По пути он замотал кровоточащий лоб тряпицей. Веллер вышел вслед за ним…
— Мда, история… — Анджей отчаянно зачесал свою шевелюру, словно в ней завелись блохи. — Бедный Валко…
— Совсем не бедный. Если бы не он… — Веллер красноречиво ткнул в сторону в сторону подземного хода. — Да и в твоих злоключениях мессир Кальдиус виноват. Почитай — будет полезно.
Анджей принял из рук Войцеха дневник. Раскрыл на указанном месте.
Сначала он недоверчиво хмурился, но со временем его брови поднимались все выше и выше, превышая, казалось, предел указанный человеку.
Глава 14. Братство бледных
А совсем недалеко, в каких-то нескольких сотнях метрах плакал мальчик. Ему было очень и очень больно. Культя, кое-как обмотанная тряпицей, горела адским пламенем, сжигала, казалось, само нутро, выжигая любые мысли, кроме злости, обиды и безысходности.
Отрубленную кисть он потерял случайно. Задел болтающимся обрубком за кусты и тонкая полоска окровавленной кожи тренькнула и порвалась, захлестнув новой волной боли. Свернувшись в своем лежбище, мальчик тихо хныкал и баюкал страшную развороченную руку. Он плакал.
Еще больше его терзало то, что дудочка, любимая, ненаглядная, вырезанная своими руками треснула под безжалостным сапогом, и от нее остались лишь куча бесполезных щепок. Боль в истерзанной душе не заглушить ни прохладой лесного ручья, ни листьями подорожника, ни хмельным медом из сбереженного жбана. Страдания эти могла заглушить лишь кровь. Чужая кровь, жизни тех, кто сотворил с беднягой подобное. Один уже заплатил за совершенное…
Мальчик уже не плакал, лишь шмыгал едва слышно носом и бредил. На бледных щеках проступил лихорадочный румянец с явным синеватым отливом, больше похожий на трупные пятна. Глубокие тени залегли под крепко зажмуренными глазами. Душа, завернувшись в саван кровавого огня, стонала. Мальчик вспоминал, мучительно выталкивал из памяти отрывки прошлой жизни, жестокой и казавшейся такой беспросветной.
Свое детство он помнил плохо. Как не помнил и место, откуда пришел. Только смутные образы приходили порой во снах, но не более. Никакой конкретики: размытые белые фигуры, темные точки глаза, но мальчик знал, что они его любят, и что в глазах тех невидимых скрывается лишь одно: бесконечная нежность. Как же ее не доставало после!
Очнулся маленький альбинос в странной комнате, похожий изнутри на огромный бублик из шершавого теплого материала, отливающего светящейся белизной. У закругленных стен застыли поставленные на попа гладкие, будто облизанные прозрачные гробы. От тех усыпальниц отходили в стену многочисленные гофрированные шланги и тяги, пульсирующие в своем загадочном, мудреном ритме. А в гробах тех спали — знание изначально было с ним, словно и родился ведая все, что положено — его соплеменники, высокие, красивые люди с точеными лицами и мирно закрытыми глазами. Аккуратные губы чуть раздвинуты в вечной полуулыбке. Такие живые! Ох, если бы это так и было, но, кроме того, мальчик знал и то, что все они мертвы, что навечно погас светоч разума под своим бледным челом.
