Вадим Вознесенский - Механист
Зачем сооружать такие, как здесь, громадины и внешне бессистемно разбрасывать вдоль русла, Вик решительно не понимал. Он даже не мог вообразить вырубку леса в таких масштабах, когда во время сплава между бревнами не видно воды, а для их вылавливания необходимы тысячи рабов и десятикилометровые шеренги таких вот гигантов.
Однако, несмотря на свою массивность и расположение по течению, опасности для плотов ряжи не представляли. Стены они имели вертикально уходящие вниз, что исключало возможность посадки плотов на мель, и даже разрушенные ниже уровня воды острова легко определялись по перекатам.
Говорливый почти прошли мимо, когда уже настоящий остров разделил Вишеру на две протоки. Широкую и узкую или, как здесь говорили, толстую и тонкую. Справедливо рассудив, что в «толстой» протоке вода спокойнее, Моисей направил первый плот в нее.
Ряжей в широком рукаве оказалось так много, что сразу пришлось маневрировать среди их стенок. А потом кто-то на носу закричал про камни под самым брюхом, и плот, взыграв бревнами, чуть не подпрыгнул над водой. Все, кто стоял на ногах, повалились на четвереньки, костер рассыпался углями из отведенного ему чана, вещи под навесом, да и сам навес тоже не остались на месте. Плот, надрывно скрипя, пробороздил остатки очередного ряжа и облегченно вывалился в тихую воду. На счастье пассажиров, веревки и дощатые крепления, стягивающие бревна, не пострадали — иначе бултыхаться всей компании в ледяной воде вместе с их пожитками.
Следующим за ними могло так не повезти.
— Э-гей!!! — крикнул пахан кормчим второго плота, плывшего на изрядном удалении. — Греби тонкой!!!
На плоту помахали рукой, а уже почти оставшийся за спиной Говорливый Камень ответил. Так внятно, что даже скептичный Вик услышал:
— Убей!!! — Скала выдержала раскатистую паузу — Ребенка!!!
И что-то оборвалось внутри. Дальше молчать было не о чем.
— Что за хрень? — поинтересовался механист У Венди.
— Знать бы…
Не знаешь, значит?
— Надоело все.
Говорящие Камни, поющие в инфразвуке скалы и непристойные надписи, возведенные в ранг откровений. Недомолвки и прямые ссылки, пронизанные сквозь века. Вик устал плыть, устал пялиться на горы, устал слушать советы, усматривать знаки, разгадывать шарады, и дико надоело вспоминать невесомое тело Венедис в руках. Такое накатывало на механиста время от времени — желание идти, а не дрейфовать, убивать, а не подстраиваться, и не тащиться следом, и не вести за собой. Просто уходить.
Угробить ребенка? Подавайте! Задушить в пеленках! Поджарить на вертеле, сделать кубок из черепа и ожерелье из кишок.
Куда там указывала армиллярная сфера? Направление, которое ничем не хуже остальных. Кроме того, что в конечной его точке присутствует Машина.
— Пристань-ка. Где-нибудь.
Моисей вопросительно посмотрел на механиста:
— Инженер…
Венедис дернула пахана за рукав:
— Погоди, его же прет. Не знаю, что значила та фраза, но его зацепило. Похоже на вербальный код.
Старьевщику было все равно, код это или нет. Просто он на самом деле считал, что единственные настоящие святые во всем этом ушлом мире дети.
Они разошлись с неприкаянными прямо там, где причалил плот. Моисей, отмахнувшись, что до Солькамска осталось по течению всего ничего, нагрузил путников под завязку. Отдал запасную малую палатку, пару волчьих шуб, походную печку-самовар, лыжи и остатки провизии.
— Понимаешь, какое дело, — напутствовал пахан Старьевщика, — я даже не могу представить, в какую задницу вас несет…
Надо же — Вик тоже.
— …но почему-то уверен, что так надо. Моя чуйка — на правильных людей. Сдохнешь ты преждевременно или будешь коптить воздух до дряхлого возраста… скорее всего, конечно, сдохнешь, но по-любому — не зря.
Вик не слушал, проверял амуницию, только на мгновение отвлекся — раз уж пахана занесло в пророчества, стоило пользоваться.
— Подгони мне еще одну стрельбу.
— Ну ты загнул, Инженер.
Механист посмотрел на север. Координаты, рассчитанные на армиллярной сфере, находились на северо-западе, но из рассказов Себеды Старьевщик знал, что отсюда надо идти именно на север. А спорить и доказывать что-то, тем более вымаливать Вику не хотелось. Если придется — управится и с одним стволом.
И это молчаливое безразличие подействовало на пахана сильнее, чем настойчивые просьбы.
— Старого, млин, человека, — Моисей, кряхтя, полез за своей стрельбой, — без зубов оставить готов.
— Мне бы столько лишних зубов, сколько у тебя, — без эмоций прокомментировал Вик.
— О, узнаю зверюгу в Инженере. Счас ломанется, что таран, только не отставай. — Пахан подмигнул Венедис.
По кислому выражению лица Венди было видно, что именно этого-то она и опасается.
Вик же просто хотел найти кого-нибудь из местных, чтобы задать пару вопросов насчет географии. Если это окажутся вогулы — тем интереснее.
— Жилье чувствуешь?
Плоты с неприкаянными медленно скрывались за очередным поворотом реки.
— Да, — Венди задумалась, — недалеко. А ты, механист, всегда такой?
— Какой?
— То просчитываешь каждый шаг, перднуть без анализа боишься…
Вик присвистнул — это она у паханят таких оборотов нахваталась? А с виду — все такая же приличная ханум.
— …а сейчас совсем без берегов остался.
Если бы механист был другим — он был бы другим. Чтобы стать рациональным, надо иногда становиться бездумным. Стравливать накопившееся и плевать на все — даже на желания. Этим он тоже отличался от вид оков, должных всегда уметь контролировать свои эмоции. Он был свободным до крайностей. Даже в мыслях.
— Так что насчет жилья?
— На юг, по берегу, два часа ходу, — помассировала висок.
— Ну, пошли тогда.
Вогулы обычно не селились там, где когда-то жили древние. Потому что там не хорошо — отпечаток застаревших мыслей и существований напрягает. Но даже тогда, в древности, люди умели находить самые лучшие места в округе для своих больших деревень. Поэтому вогулы селились недалеко от поселков древних.
Названия старых селений иногда переходили к новым, иногда — нет. И не всегда даже старики помнили, откуда повелось настоящее имя. Да кто такие старики — такие же младенцы на пороге вечности, как и остальные. Этот поселок прозывали Красновишера, и никто не знал почему.
А Вик и Венди не знали даже названия. Красновишера — не из тех топонимов, которые обозначают табличками на входе в поселение. И остаться незамеченными среди полутора десятков дворов путникам не грозило.
Но Старьевщик хотел завоевать максимум внимания и знал, как это сделать.
Когда в поселке появились двое незнакомцев в необычных волчьих шубах, с огромными мешками-горбами за спиной, с рукоятями мечей, торчащими по бокам, и со страшными стрельбами, но без привычных самострелов и рогатин, первыми их заметили дети. Что странно — чужаков в тайге слышно издалека. Для взрослых. А ребятня — они как-то по-другому чувствуют. Всей толпой сразу, как стайка рыбешек.
Детвора сбежалась — мал мала меньше, неуклюжие в смешных оленьих малицах-колокольчиках — посмотреть. Гости — не такая уж редкость, но чужаки-то — в диковину. Мужчина и женщина. Женщина, как ни прячь, но добрая, а мужчина из себя немного боязный. Осмотрелся по сторонам, присел на корточки, поставил перед собой железную штуку и давай блестящими обручами двигать.
К тому времени и взрослые подтянулись. Охотники — ничего не боятся. Но зашептались опасливо:
— Механист…
Кое-кто рогатину поудобнее перехватил. А мужчина от своих железин оторвался, достал из-за пазухи сверточек, раскрутил, высыпал в ладонь щепоть серой пыли и белый круглый камешек. Пыль в кулаке стиснул, а камешек подбросил несколько раз и протянул стоящему ближе всех мальку. Тому шикнуть не успели или оттащить подальше — взял.
Странный камешек — ни тепла от него, ни холода. Вроде бы есть, а вроде бы и нет. Мальчишка повертел в пальцах, прислушиваясь, — и так и этак. Ничегошная вещь. Только взрослые замерли отчего-то. Мужчина же мальку и говорит, на одного из охотников кивая, мол, отдай ему. Килим-промысловик не лучший и не худший, уважаемый, рука дрогнула, но подошел, тянется — дай, возьму. Паренек, недоумевая, чего тут такого страшного, отдал. Килим сжал крепко камешек и стоит — ни жив ни мертв.
Вик усмехнулся: ему про такое рассказывал Палыч, надо же — действительно прокатывает. Теперь неплохо бы для пущего эффекта найти открытый огонь. Жалко, что армиллярная сфера никакой не механизм — не производит чуждых возмущений, не забивает восприятие, не смущает чуткие разумы. Но ведь и без того, похоже, получилось неплохо.
Лучше было оставить керамическую пулю у ребенка, тогда бы вогулы стали совсем как шелковые. Но Старьевщик пожалел — фарфор хоть и абсолютно нейтрален, но можно столько нафантазировать о непроницаемой механистской штуковине, от которой ни заговорить, ни оберечься, что на всю жизнь останется след на карме.
![Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]](/uploads/posts/books/116183/116183.jpg)
