Виктор Глумов - Мышеловка
Начало смеркаться. Игарт наслаждался одиночеством – отрадно было не слышать сварливого Артюхова. Но через два часа он начал ломиться в тело:
– Игарт, неси вахту. Поверь, летать очень приятно.
Некоторые эмоции Артюхова прорывались к Игарту, и, пока ворон парил, чувствовалось, что олигарх был почти счастлив.
Игарт же ничего подобного не ощущал, потому что, когда Артюхов крутил спирали, от прогретой земли поднимались воздушные потоки – оседлай такой и наслаждайся, а сейчас земля остыла, потоки иссякли, и приходилось не парить – махать крыльями. Ворон начал уставать. Кроме того, очень ухудшилось зрение. Если раньше он восхищался недоступным человеческому глазу богатством красок, то сейчас все посерело и утратило четкость. Память Артюхова подсказывала, что у большинства птиц в сетчатке колбочек, отвечающих за цветовое зрение, намного больше, чем у человека, а палочек меньше. Потому в темноте они почти слепнут.
Перекинув автомат через плечо, Маузер бесшумно побежал по мху. Артюхов подумал, что такие марш-броски не для него, но вспомнил, что он стар в реале, а здесь здоров, бодр, молод, и рванул следом.
Маузер правильно рассчитал нагрузку, и рывки чередовал с пешими переходами. Артюхов обливался потом, но не сбивал дыхалку. Мутанты по-прежнему не попадались, зато аномалий было с избытком, только и успевали поворачивать, чтоб не вляпаться.
Когда совсем стемнело, ворон Игарта уже ничего не видел и еле летел. Казалось, еще сто метров – и упадет кверху лапами от усталости или о высоковольтные провода ударится.
Наконец горизонт впереди засветился золотым – это прожекторы завода! Ворон замахал крыльями из последних сил и вскоре в непроглядной темноте различил световое пятно. Казалось, что огромный луч бьет вертикально вверх. Игарт устремился к свету, увидел сверху двор, где сталкеры жарили мясо на костре.
Молодой парнишка настраивал гитару, задумчиво дергал струны.
– Самочкин, – крикнули ему. – Давай «Черного сталкера»!
Ворон тем временем долетел до пирамиды и рухнул на усеченную верхушку рядом с погасшим кристаллом, преломляющим блики костра.
Внизу запели басом:
– Черный сталкер, что ж ты вьешься…
Десяток нестройных голосов подхватил:
– Над моею голово-о-ой…
Ворон закрыл глаза. Сердце понемногу успокоилось, и Игарт сделал то, о чем мечтал последние дни, – заснул.
Артюхова он предупредил, что-де темно, ничего не видно, хочется спать, и вырубился.
* * *Фонарь не включали, чтобы не привлекать к себе внимания. Света молодого месяца едва хватало, чтобы различать стволы деревьев, звезды дрожали в черной воде луж и болот, наперебой пели сверчки.
Мутантов по-прежнему не было. Артюхов думал, что черные их не отпускают далеко от себя, готовятся к завтрашнему штурму крепости. Что штурм планируется на завтра, он не сомневался: ястреб ночью тоже слеп, а помощь разведчика нужна как никогда, да и мутантам необходим отдых, иначе будут вялыми, и толку от них никакого. Интересно, устоит ли стена после удара колосса? А попадание гранаты выдержит?
Завтрашний день покажет. Сначала Фрайб проведет разведку, увидит Маузера… В худшем случае к двенадцати все будет кончено. Осталось часов десять. Но как бежать в черноте, когда даже не видно, куда ступаешь?
Только он подумал об этом, как споткнулся о корень и растянулся на земле. Хорошо, в грязь не упал. Оно, конечно, полезно для маскировки, но мокрый костюм, во-первых, отвратителен, во-вторых, тяжел.
Мысли снова вернулись к Наукограду. Фрайб вел свою игру, Артюхов – свою, причем о последней инвалид до определенного момента не подозревал. Думал, босс слишком занят, его не интересует жизнь виртуального мира.
Он ошибался. Сообразив, что утратил контроль над ситуацией, все оцифрованные подчиняются Фрайбу и по его команде выходят в реал, Артюхов с помощью Можайского разработал тысячу обходных путей. Даже если бы он устранил инвалида в реале, Фрайб остался бы в цифре и подыскал себе подходящее тело среди кого-нибудь из правительства, только работал бы в разы осторожнее. Действовать надо было в двух мирах одновременно.
Даже когда цифра-один вышла из-под контроля, Фрайб создал относительно автономное сознание, действующее в Наукограде. При желании Фрайб мог вбирать его в себя и становиться полноправным жителем вирта.
К сожалению, Фрайб вычислил Можайского. Пришлось действовать быстро, без должной подготовки. Еще в детстве, прежде чем браться за сложное дело, Артюхов составлял план, хотя реально придерживался его через раз. План – своего рода защитный ритуал для уверенности в себе. Минусов даже у самого продуманного плана хоть отбавляй, например, если что-то идет не так, сложно сориентироваться и подстроиться под ситуацию.
Глядя под ноги, он снова и снова обсасывал план. Наукоград – система зданий, связанных друг с другом стеклянными галереями. Здания современные – высотки из стекла и пластика со встроенными мониторами. Повсюду камеры и движущиеся дорожки, как в «Полдне» Стругацких.
Незаметно в Комнату желаний можно проникнуть только через вентиляцию. Благодаря стараниям Можайского она гораздо шире, чем подозревает Фрайб. Или через канализацию, о которой инвалиду все известно. Но прежде надо добраться до ближайшего вентиляционного люка. Во дворе по-любому придется засветиться перед камерами и лишь потом нырнуть в люк, находящийся вне обзора.
Для этого Артюхов и терпит Маузера. Ему даже от Игарта удалось спрятать свои тайные мысли. Говорить детективу, что ему отведена роль пушечного мяса, или нет, Артюхов еще не решил. Во всем были свои плюсы и минусы.
А если все пойдет не так? Что, если Фрайб обнаружил читерские ходы к Комнате желаний и Артюхова будут ждать черные?..
Бросило в жар и в холод, так явственно Артюхов себе это представил. Приковал взгляд к лохматому черному пятну, движущемуся впереди, и заставил себя думать о Маузере. Ему еще хуже, он несвободен, Фрайб наверняка попытается его шантажировать… Если успеет, конечно. Точнее, если они успеют в Наукоград, пока Фрайб будет занят штурмом крепости.
Но если он раньше поймет, что и там подстава…
Артюхов крутнул головой. Шизоидная акцентуация личности это, конечно, хорошо, но есть у нее один весомый недостаток: мысли возвращаются к травмирующей теме, как считывающая головка проигрывателя, попадающая в выщерблину диска. Если насильно себя не оттаскивать от наболевшей темы, то недолго заработать истощение нервной системы.
В будущее не заглянешь, всего не предвидишь.
Погруженный в мысли, он не заметил вскинутой руки Маузера и, чуть не налетев на его спину, замер. Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп – отчетливо слышалось в тишине. То ли в болотца срываются капли, то ли кто-то топает по воде. Артюхов попятился и сел на замшелую кочку. Маузер остался возле поросшего лишайником куста.
Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. Едва различимое шипение. Или шелест, похожий на шелест крыльев стрекозы? Звуки приближались. Теперь добавился хруст ломающихся веток. Что движется в темноте, было не разобрать. Однозначно что-то большое. И тварей с десяток.
Месяц выглянул из-за тучи и посеребрил поляну, над которой клочьями висел туман. Игнат задержал дыхание: между замшелыми кочками, пошатываясь, двигалось это. Ступало оно грузно, чуть заваливаясь вперед, волочило по земле массивные руки, лоскутами одежды цеплялось за кусты терновника. Потянуло тухлятиной. Понятно, что это – мертвяки. Стягиваются к заводу. Значит, где-то неподалеку – установка с излучателем.
Вдалеке едва различимо зарокотал мотор. Звук то появлялся, то исчезал.
Шлеп-шлеп… Ближайший мертвяк остановился в двух метрах от Артюхова, замаскировавшегося под кочку. Игнат смотрел прямо на его землистое лицо. Кожа слезла с левой скулы и повисла, обнажая кость и полусгнившие связки. Отвратительное зрелище! Игнат потупился и принялся разглядывать свои заляпанные грязью «берцы».
Мертвяк так и торчал напротив, и остальные твари остолбенели. Неужели все? Если они учуяли чужаков, надо скорее рвать когти, пока все не пропало.
Мотор зарокотал ближе, звук оборвался. Черные остановились? Нет, снова донесся рокот. Наверное, установка катится с горки на горку…
По земле, раздвигая мох, что-то ползло. Небольшое, похожее на земляного червя. Артюхов напрягся. Нельзя шевелиться. Стоит вздохнуть громко – и конец, вон, умертвия торчат из тумана, как сгнившие пни. Набросятся, разорвут, и придется полночи потратить, чтоб найти свои вещи и Маузера.
Червь уперся в ботинок, изогнулся, будто пытался его сдвинуть, ощупал нити маскировочного костюма и скользнул под штанину. Артюхов ощутил прикосновение холодного щетинистого тела и зажмурился.
Инстинкт самосохранения вопил, что эта тварь опасна, нужно оторвать ее и выбросить, но разум умолял потерпеть еще немного.
Замершие мертвяки вздрогнули, развернулись и зашагали в сторону дороги, где тарахтел мотор.
