Андрей Попов - Солнечное затмение
руна восьмая
"Утихли все звуки, умолкли все речи,
Вдали догорели последние свечи,
Не слышен уж стал лай бездомных собак,
И душу сковал осязаемый мрак..."
Королевский кот высунул свою морду из-под кровати, сладко потянулся, выгнул спину, поскреб когтями о покрывало, потом хотел двинуться по своим делам, да не тут-то было. Один коготь зацепился за материю и, прежде чем его освободить, коту пришлось стащить на пол чуть ли не половину злополучного покрывала. Да еще и самому в нем запутаться. Но наш кот был оптимистом, и не придавал подобным ляпусам жизни никакого значения. Он лишь слегка оскалил зубы и облизнулся. Затем неспеша прошел в соседнюю комнату, встал посередине, задрал хвост трубой и принялся внимательно озираться. Теперь-то в его кошачьих зрачках стало заметно недовольство, его взгляд словно вопрошал: "где моя корона?". Усы возмущенно пошевелились, а обнаженные кончики клыков показали свой вялый блеск. Кот поднял голову вверх... Так он и думал! Это безобразие повторяется уже много раз. Его корону своровал король и нелепо напялил себе на голову. Он принялся жалобно мяукать...
-- Да на ты! На! -- Эдвур снял корону и покатил ее по полу. -- Только заткнись, не действуй на нервы!
При виде любимой игрушки кот успокоился. Он положил на нее мохнатую лапу, сладко зевнул и прилег рядом.
Приблизительно в это же время за стенкой Фиоклитиан Первый и Последний сидел на полу и колол орехи. Для сей незатейливой процедуры он использовал сабо -- деревянный башмак с наклепанной на него железной подошвой. Фиоклит старательно укладывал орех между своих ног, прицеливался... и со всего размаху лупил по нему каблуком башмака. Главное было в момент удара не забыть закрыть оба глаза, чтобы в них, чего доброго, не залетела скорлупа. При всяком удачном попадании Фиоклит радовался как младенец и хлопал в ладоши. Его огромные уши, сплошь поросшие волосами, подергивались, а ловкие пальцы тут же выковыривали из ореха манящую сердцевину. Он ее не ел, а поедал. Словно маленький голодный зверек. Вскоре послышались торопливые шаги. Прошел бы рядом кто угодно, Фиоклит не поднял бы головы, но короля он всегда считал достойным своего внимания.
-- Эй, Эдвур! -- Услышать от шута словосочетание "ваше величество" было почти невозможно. -- Послушай, у тебя скипетр из твердого железа?
Король остановился, повернул голову. Уродец, ни малость не смущаясь, смотрел прямо ему в глаза. Его безобразное лицо с искривленным носом не внушало никаких иных чувств, кроме сострадания и крайней снисходительности. У короля и в мыслях не было когда-либо за что-либо его наказывать. И столь панибратское обращение со стороны шута стало в Анвендусе делом таким же обычным, как вечное молчание прекрасных кариатид. Поэтому Эдвур пожал плечами, покрутил в руках свой скипетр, поигрывая блеском инкрустированных в него драгоценных камней, и ответил:
-- Разумеется, из твердого! Что за вопрос?
-- А им можно колоть орехи? -- шут немедленно протянул правую руку, мол: "дай-ка я проверю!".
Король слегка опешил. Глядя на скипетр, он подумал: "какого черта я вообще его таскаю с собой?". Рука Фиоклита была по-прежнему протянута: не умоляюще, не требовательно, а как-то беспардонно, будто он просил у короля обыкновенную сосательную конфетку.
-- А на! Возьми! -- король небрежно бросил шуту жезл своего могущества. -- Берите! Берите у меня и корону, и скипетр, и трон в придачу! Все отдам! -- махнул рукой и скрылся.
-- Эдвур, чего ты психуешь? Я тебе верну. Ты же меня знаешь. -- Фиоклит положил между ног очередной орех. Взмах. Удар. Тр-р-ресь! -- Вот здорово!
Здорово было на все это смотреть со стороны. Шут сидел на полу с раскинутыми ногами и клал орехи так близко к своему животу, что казалось, он долбит скипетром по собственным яйцам. Еще и весело орет при этом.
Короче, шут он и есть шут...
Эдвур увидел королеву Жоанну. Она крутилась возле зеркала, оценивая со всех сторон свой наряд. Впрочем, король знал, что новое платье было лишь поводом посмотреться в зеркало. На самом деле Жоанна внимательно вглядывалась в собственное лицо: сильно ли видны ее прорезающиеся морщины. И с томлением душевным думала, какие бы еще крема использовать, чтобы их убрать. Она тайно прочитала массу книг про мифические эликсиры молодости, сама изготовляла их составы по чьим-то глупым рецептам. И однажды чуть не отравилась.
-- Жонни, дорогая. Давай быстрей. Нас, возможно, уже ждут. -- Король поцеловал ее в шею. Та в ответ мило улыбнулась.
На трапезу были приглашены люди из ближайшего окружения короля. Прежде всего, два его непутевых сына. Лаудвиг сидел, понурив голову, изображал из себя паиньку и тайно поглядывал на бутылки с вином. Пьера удалось уговорить, чтобы вкусил со всеми более разнообразную пищу, он даже одел цветную рубашку. Так что Жоанна не нарадовалась: "может, наконец, образумится и станет нормальным человеком?". Они сидели рядом. И эта их близость друг к другу еще разительнее подчеркивала их контраст. Единственное, что у братьев было общее, так это фамилия Ольвингов да еще, пожалуй, голубые, словно наполненные прозрачной водой, глаза. В остальном одни антагонизмы. Лаудвиг блондин, Пьер -- брюнет. У первого волосы прямые, лишь слегка вьющиеся, у второго -- хроническая кучерявость. Лаудвиг весь из себя: высокий и широкоплечий, Пьер же худой и сутулый. В общем, разница чувствительна. Ну, а если еще сказать об их образе жизни...
Нет, тут лучше промолчать.
За богато сервированным столом также сидели: епископ Нельтон, коадьютор Ламинье, королевский вагант Морис, еще пара знатных графов и герцог Оранский. Последний пребывал в вечном молчании и на всякие вопросы в его адрес отвечал коротко и односложно. Нельтону, как всегда, удостоена была честь прочитать перед трапезой молитву. Королю -- сказать экспромтом тост.
Эдвур поднял переполненный бокал с краев которого капала то ли кровь похожая на вино, то ли вино похожее на кровь. Он не случайно выбрал именно этот сорт красного вина, дабы показать, что вся жизнь поднебесных обитателей имеет как раз цену этого бокала.
-- Мои верноподданные и друзья! -- когда необходимо быть сентиментальным, король успешно был им. -- Кто из вас терял когда-нибудь близких людей, тот поймет меня. Со мной рядом нет больше старшего сына Жераса, теперь не стало и Дианеллы... Да и вообще, многих славных воинов, сынов Франзарии постигла незаслуженная смерть. Будем надеяться, что все они сейчас в мире более справедливом, чем этот... Я хочу выпить за нашу победу. Нашим утешением сейчас может служить только месть! Граф Ламинье, прошу вас, доложите, как там...
Коадьютор кашлянул.
-- Стена Ашера проломлена. Практически весь город в наших руках. Мы уничтожили всех англичан, кто не успел спрятаться. Человек четыреста или пятьсот -- не больше -- во главе с адмиралом Боссони, укрылись в цитадели за стеной Старого города. Но деваться им абсолютно некуда. Они в плотном кольце целой армии. Ликвидировать их можно в любой момент и без каких-либо проблем, но командующий армией граф Айлэр принял мудрое решение. Пусть еще помучаются. Пусть потомятся от голода и отчаяния. То, что терпели от них ни в чем не повинные горожане, пусть падет и на их голову!
Немного помолчали. Король, видя, что к сказанному добавить никто ничего не решается, крепко сжал в ладони хрустальную ножку бокала. Вино обильно полилось через край, и его белоснежные манжеты тотчас покрылись пятнами.
-- Я объявляю короля Эдуанта своим пожизненным врагом! Мы пьем за нашу победу и за его погибель! За торжество Франзарии и полное опустошение Англии!
Бокалы стали пустеть, запрокидывая вверх свои прозрачные ножки. Даже постник Пьер немного пригубил крепленого вина, правда, предварительно разбавил его водой. Тут появился консьерж.
-- Ваше величество, прибыл герцог Альтинор.
-- А... вечно он опаздывает. Зови, чего теперь?
Послышались грузные шаги тяжелых сапогов и еще словно легкое постукивание. Так могут тарабанить по полу либо работающие плиточники, либо женские каблуки. Альтинор развязывал на ходу свой гарнаш.
-- Ваше величество, извините, я не один. Со мной моя дочь Кастилита. Вечно ей не сидится на одном месте.
Пьер поперхнулся недопитыми остатками вина. Он суматошно вытер рукавом мокрый рот и с испугом глянул на пустующее прямо напротив него кресло. "Только бы не сюда! Ведь еще много свободного места!"
-- Ага! -- старший советник сладострастно потер ладони. -- Пахнет жареным медитавром! Поздравляю с успешной охотой, ваше величество.
Не нужно обладать особой сообразительностью, чтобы догадаться, куда села Кастилита. Да, она беспардонно устроилась в том самом пустующем кресле, напротив Пьера. Бедняга готов был провалиться сквозь землю от крайнего смущения. Он покраснел как зрелый помидор, щеки его пылали. Во рту даже перестала вырабатываться слюна, и он не в состоянии был проглотить маленький кусочек мяса. "Зачем?! Зачем я сел с ними за один стол?". Пьер низко опустил глаза, боясь глянуть выше собственной тарелки. Она, предмет его тайных мучений, находилась так близко, что до нее без труда можно было дотронуться рукой. Ее яркое розовое платье словно пылало, обжигая взор. Услышав ее голос, он вздрагивал, а в душе отчаянно молился: "Великий! За что мне это искушение?! Наверное, я слишком мало еще пощусь и творю недостаточно милостыни, что страсти во мне не остыли...И на меня так сильно действуют женщины...".
