Андрей Попов - Солнечное затмение
Фиасса умирала долго. Она корчилась на земле, зажимала пальцами горло, кричала и призывала на помощь давно умершую мать. Трава под ней окрасилась в багровый цвет. Ладонь герцога разжалась, и нож упал в какую-то бездну.
-- Все орудия к бою! Стенобитные машины к бою! -- заорал граф Айлэр, и этот приказ многоголосым эхом стали повторять по своим позициям старшие офицеры.
Под вой штормового ветра загрохотали пушки, и затряслась шаткая земля. Тевтонские машины вновь задолбили по городской стене. Стрелы наперегонки с пулями засвистели по воздуху. В городе началась паника. Англичане поняли, что это их конец. Адмирал Боссони мигом спрыгнул со стены, но все же получил глубокую рану на бедре -- отпечаток великой войны на теле великого человека. Стена города принялась содрогаться с пунктуальной точностью. Перед каждым очередным ударом английские воины вздрагивали: сначала от страха, потом и от самого удара. Кое-кто из них еще пытался оказывать сопротивление, но большинство побежало искать глубокие норы, чтобы спрятаться.
Герцог Оранский упал рядом с мертвым телом и зарыдал. В слезах, что текли из его глаз, было больше отчаяния, чем в обильном дожде, льющимся с чем-то опечаленных небес. Никто даже и не подозревал, что о смерти Фиассы он горюет сильнее, чем о смерти своей дорогой Дианеллы.
Создавая разимый контраст его чувствам, солдаты франзарской армии вдруг радостно закричали. Стали бить мечи о ножны. И следом послышался глухой треск падающих каменных глыб. Стена наконец рухнула... Долгие молитвы к Непознаваемому были услышаны.
-- Все слушаем меня! -- громко, через рупор, отдавал приказ граф Айлэр. -- Старайтесь не убивать англичан! Отрубайте им руки и ноги. Пусть умирают в медленных муках!
Королевская инфантерия ломанулась в образовавшийся проход. Все орали от дикой экзальтации:
-- Смерть! Смерть нечестивцам!!
-- Вперед! За короля Эдвура!
-- За великую и непобедимую Франзарию!
Казалось, что внутрь города хлынул живой океан. Английские солдаты бросились бежать. Только -- куда? Иные пытались прикрыться горожанами как заложниками! Но смерть косила и тех, и других. Англичан за то, что они англичане. А коренных обитателей Ашера за то, что не смогли уберечь племянницу короля. Смерть сама по себе скудна интеллектом. Куда ее направят, туда она и идет.
Лейтенант Минесс с презрением отбросил в сторону аркебузу. Он считал, что огнестрельное оружие -- позор для настоящего воина. Меч! Вот она, стальная душа справедливой войны! Он с наслаждением сжал его эфес своей жилистой пятерней, посмотрел на амальгаму каменных осколков, посмотрел на изуродованные паникой лица врагов и воскликнул:
-- За короля Эдвура!
Наверное, Минесс потому и выжил в столь жаркой битве, что мастерски владел любыми видами оружия (в том числе и щитом). А меч был для него родным как собственная плоть. Он даже чувствовал через него. Холодное стальное жало становилось как бы продолжением нервов. В бою он приходил в исступление, творческий экстаз. Ибо каждая битва являлась искусством.
Лейтенант менял свое местоположение длинными прыжками, иногда он делал в воздухе пируэт, вращался, рубя на право и налево. Сначала выбирал себе жертву, потом резко сгибал ноги, прыгал... и уже в полете точно знал, какая часть тела противника в какую сторону отлетит. Выполняя приказ командующего, он в первую очередь отсекал врагам правую руку -- ту, что держит оружие, потом (при желании) левую. Всего два взмаха и два удара. Насмерть англичан никто не убивал. Их укороченные по всем направлениям тела валялись на земле, извергая страшные вопли и шевеля окровавленными культями. Отрубленные руки и ноги беспорядочно были разбросаны по всем направлениям. Зрелище было дикое: люди, словно механизмы, лежали разобранные по запасным частям, их конечности будто кто-то дергал за невидимые ниточки. Нередко случалось, что человек уже умер, а его правая рука, валяющаяся на противоположной стороне улицы, ощупывает бледными пальцами поверхность земли. Души убиенных поднимались над остывшей плотью и незримо воспаряли к небесам. Туда, где Настоящий Мир. Туда, где каждый получит по своим делам.
-- За короля Эдвура! -- браво воскликнул Минесс и сделал очередной выпад. На сей раз неудачно: английский солдат успел уклониться, и острие меча лишь расстегнуло его мундир, сорвав все пуговицы.
У англичанина в руке сверкало мачете с широким, слегка искривленным лезвием. Далее все очень просто: лезвие само выстрелило из рукоятки и в тот же миг торчало в бедре лейтенанта. Пока противник спешно насаживал новое, Минесс всю свою ударную силу отдал пружинистым ногам. Его тело взмыло в воздух, делая в нем сальто. Все вокруг начало вращаться вокруг воображаемой оси. Точность точки падания была рассчитана безошибочно: его обитые железом подошвы с такой силой ударили по мачете, что оно вошло в живот англичанина своим обратным концом, то есть рукояткой. Тот лишь сипло захрипел, придавленный к земле. Минесс перевернулся через голову. У него имелась лишь сотая доля мгновения, чтобы увидеть вокруг себя еще пару красных мундиров. Справа, слева, сверху или сзади -- не поймешь. В полете все направления смешались. Остался лишь единый ориентир: с той стороны, где больно, -- там земля. И меч снова ожил. Раз пять или шесть он рубанул ни в чем не повинный воздух. То, что в темноту отлетела чья-то голова -- Минесс поклялся себе -- была чистая случайность. Со вторым экземпляром пришлось повозиться. Противники, лязгая сталью с тем же остервенением, с каким лают друг на друга дворовые собаки, долго кружили на одном месте. Лейтенанту даже некогда было вынуть злополучное лезвие из своей голени: оно так и торчало словно жало, пьющее кровь. Более того, он пропустил пару ударов, и на его груди подстать двух медалей ярко засветились две красные полосы: какая-никакая, а награда за отвагу.
Англичанин слегка отскочил, чтобы отдышаться. Лейтенант за это ему был только благодарен, так как вымотался куда сильнее противника. Оба высунули языки и буквально пожирали прохладный воздух. Вокруг доносились крики, стоны и привычный для слуха металлический звон. Битва в своем апогее, и удар в любой миг может прийти с тыла. Какие-то недоумки еще принялись палить из пушек, полагая, что летящее чугунное ядро само разберет, кто в рукопашном бою свой, а кто чужой.
Английский солдат решился на маленький финт. Он сделал вид, что случайно выронил меч. Нагнулся. И, поднимая его правой рукой, левой незаметно выхватил пистолет... Уже в воздухе Минесс подумал: "хорошо все-таки, что моя мать вышла за акробата!". Да, его очередной раз спасли его атлетические способности. Огонек выстрела и облачко дыма он увидел сверху. Мобильное, натренированное тело, не взирая на усталость, совершило в воздухе то, что не всякий повторит стоя на земле. Однако, увы! Падение получилось крайне неудачным. Дикая боль в ноге, да еще темнота в глазах являлись плохими приметами для предсказания его дальнейшей судьбы.
Но вот что любопытно: когда раздвинутые ноги английского воина прижали к земле его окровавленные ладони, когда вражеский меч уже был занесен над головой, а из-под медного шлема зияла мимика триумфа, -- именно в этот момент Минесс прошептал:
-- Странно, дождь уже закончился... А я и не заметил.
* * *
Предвечная Тьма покровительствовала Англии не меньше, чем другим миражам. Она покрывала ее густым слоем мрака, словно защитным панцирем. Более того, Непознаваемый отвел ей какую-то особую роль в устройстве черной вселенной. Ибо Англия со всех сторон омывалась водами: теплыми и прохладными, тихими и нередко бушующими от злобы. Здесь шла вечная война между землей и атакующими ее отрядами волн. Война, не имеющая ни начала, ни конца, ни побед, ни поражений. Демиург этого загадочного мира словно дал острову наглядное знамение: подобно тому, как суша и море ведут между собой непрестанную вражду, и количество их побед равно количеству поражений, -- так и Англия обречена на вечные склоки с окружающими ее миражами. Не стать ей никогда властительницей мира, но и не суждено быть полностью опустошенной.
В летописях записано, что полвечности назад этот огромный остров покорили швайды, норды и фины, создавшие в то время Альянс Холодных Миражей. Англия находилась под гнетом иноземцев целых шесть эпох: платила им дань, работала на чужих сюзеренов и не имела собственного короля. Потом явился Робин Смолл, неутомимый вояка и народный любимец. Он-то и сплотил вокруг себя отряды таких же отчаянных мужей. Нет, они не стали поднимать никакого освободительного движения. На нескольких кораблях они переправились к берегам Скандии, проникли в Хельсинки и перерезали весь город: не оставили в живых ни одной души. Но это была лишь зажженная спичка, воспламенившая целый пожар. Тевтонцы в союзе с рауссами, видя, что холодная столица пала, немедленно заключили союз и уничтожили весь Альянс. Немногочисленные остатки его армии -- те, которые находились на порабощенном острове -- впали в такой страх, что любой англичанин, даже самый робкий, мог без проблем подойти и перерезать горло любому фину или норду.
