Андрей Годар - Под тенью Феникса
Нельзя сказать, что с Мирой у меня не было никаких шансов с самого начала, и от этого на душе делается только гаже. Когда мы только начинали разрабатывать систему организации женских отрядов, она очень трогательно, с терпеливой доброжелательностью указывала на важные моменты, которые я упускал. Объясняла, для чего нужно изменять некоторые нормы дисциплины, и почему командирами обязательно должны быть мужчины. Настаивала на том, что курсантки не должны иметь права на личную жизнь, пока дисциплина не окрепла. Вносила дополнительные пункты в накладные снабжения учебных лагерей. Словом, позволяла мне быть ведущим направления, при этом вкалывая ничуть не меньше, но на позиции ассистента. Все эти долгие вечера, которые мы проводили вместе, склонившись над схемой или сидя плечом к плечу у компьютера… Я, будто даже через одежду, чувствовал, как её локон щекочет мое плечо. Я млел, я цепенел и обмирал, наслаждаясь этим ощущением, подобного которому не чувствовал наверное с самой юности. У меня было много женщин, в том числе и любимых, но чувство, которое пробудил во мне этот рыжевласый ангел, было несравненно боле сильным и полноценным. Настолько мощным, что я просто не знал, как с ним управляться. И в результате сделал наихудшим образом.
Я слишком долго собирался с духом, неизвестно почему полагая, что результат предрешён. Ну, в самом деле – такой неожиданный поворот, соединившей нас в работе судьбы, такое буйство чувств, разве может быть иное развитие ситуации?
Затем я слишком прямо и грубо действовал, когда решился объясниться. Нет, конечно, не в смысле применения силы. Просто вывернул на неподготовленного человека все свои чувства сразу. Не углядел, что она к этому времени уже успела изрядно остыть. И, в конце концов, я не осознал своих ошибок вовремя, не изменил поведения, продолжая упрямо ломиться в закрывающиеся плотнее двери души этой девушки. Что может быть отвратительнее, чем седеющий мужик, натворивший самых, что ни на есть, детских ошибок? Наше общение превратилось в неприятную необходимость для неё и сущую муку для меня. Стоит ли говорить, что разработка программы была завершена в рекордные сроки? Причём, настолько качественно, что ни одного повода встретиться и согласовать дополнительные моменты не возникло.
С женскими отрядами сложилось не в пример проще и благополучнее, чем с одной девушкой-офицером. Всё ещё давя впечатление от неприятных воспоминаний, я отчеканил официальным тоном:
– Могу с уверенностью сказать, что эксперимент удался. Учебная программа показала хорошие результаты, можно её развивать и внедрять. От мужской программы принципиально не отличается. Уделяется большее внимание предварительной проверке курсанток, учебные планы немного скорректированы и есть свои нюансы в снабжении тренировочного лагеря. Главной реальной проблемой программы в будущем станет разработка планов по объединению женских отрядов с мужскими. Нужно учесть и грамотно обработать целый ряд вопросов как психологического, так и бытового характера, и процесс этот будет небыстрым. Прежде всего, мужчины и женщины должны привыкнуть к мысли о том, что в боевом строю они на равных. Ещё сложнее будет как-то обуздать естественное природное влечение, которое может создать проблемы с дисциплиной, внимательностью и надлежащим выполнением воинского долга в целом. Пройдёт очень много времени, может быть, годы, пока мы опытным путём найдём нужные нам решения. Это обязательно случится, но быстрых результатов ждать не следует. Я считаю, что разумнее всего будет оформлять солдатские пары через комиссариат.
Томми внимательно слушал, изредка кивая. Несколько раз он вовремя прятал улыбку, но к концу моего доклада успокоился и тихо ответил:
– Хорошо. Вижу, в проблематике межполовых отношений ты становишься экспертом. Если честно, я думал, что это произойдёт несколько иначе… Ну, идём на станцию сходим, похвастаюсь тебе нашими успехами. Представляешь, там, на складе, были совсем новые машины, ещё в фабричной упаковке, нам только и осталось что установить их! Вся возня – с инфраструктурой…
* * *Меня разбудил телефонный звонок недавно установленного аппарата. К празднику нового, 2037 года в Городе запустили АТС, так что теперь на каждого генерала приходилось по одной телефонной линии. Остальные бойцы пока довольствовались одним аппаратом на барак, но к празднованию дня основания города, четвёртого августа, планировалось обеспечить личными телефонами и всех офицеров. Томми вообще очень любил всякие регулярные праздники, круглые даты и прочие годовщины – каждое значимое событие у нас либо приурочивалось к какому-нибудь празднеству, либо само по себе создавало ещё один красный день календаря. Пару раз на заседаниях эта тема поднималась, и тогда наш куратор произносил небольшую проникновенную речь о том, как важно ощущать ход новой истории, отмечая главнейшие события в бытовой традиции. Правда, никаких выходных и отгулов в честь знаменательных дат не полагалось, эти дни отмечались только поздравлениями. Также по праздникам было принято раздавать поощрения и награды отличившимся на боевых и трудовых фронтах.
Внеочередное собрание боевых генералов, посреди ночи. Проскрипев в трубку сонным голосом, что буду через десять минут, я оделся, наскоро умылся и вышел из дома. Вяло шевелившиеся мысли быстро набрали разгон и начали наперебой предлагать самые пессимистичные варианты случившегося: вторжение противника, саботаж на объекте, восстание поселения, мятеж в армии, убийство офицера, предательство генерала, тревожные новости от Шепарда… остальное могло подождать, как минимум, до утра.
На улице было тихо и пустынно, попадавшиеся по дороге часовые привычно выпрямляли спины и отдавали честь. В ночное время им позволялось стоять по стойке «вольно». Никаких тревожных сирен, никакой суеты – Город спал спокойно. Уже отрада…
В приземистом двухэтажном штабном здании свет горел только в коридоре и на верхнем этаже, в зале собраний. На шторах двигались тени людей, неспешно рассаживавшихся в кресла. Взлетев по лестнице, я пригладил волосы и вошёл в зал. За большим овальным столом под массивной люстрой уже сидело пять человек, все заспанные и молчаливые. Симон сразу подскочил со своего места у дальней стены возле проектора и подошёл ко мне:
– Здравия желаю. У нас важное донесение от разведки. Сейчас дождёмся остальных и начинаем.
– Понял. А что вообще случилось, в общих чертах?
– Сам не знаю. Полчаса назад разбудили, приказали всех срочно собрать.
– А кто разбудил-то?
– Томми, с ним ещё Муха и какой-то солдатик из взвода 2М4.
– 2М4? Это по старой системе какой?
– Группа Монгола, четвёртый отряд. Экспедиционный корпус.
Обойдя стол, обменявшись со всеми рукопожатиями и недоумёнными гримасами, я сел в своё кресло справа от места нашего Командора. Звание у Томми было такое же, как и у остальных заседающий в штабе, то есть генерал, а кличка Командор приклеилась к нему недавно и неожиданно крепко, с подачи кого-то из офицеров. Иначе его в третьем лице уже и не называли. Томми никогда не стремился выделить своё положение номинально, даже наоборот, подчёркивал равенство всех генералов, хотя по факту и обладал всей полнотой власти. Лидерство его никем не оспаривалось, и просвечивающие, время от времени, диктаторские замашки принимались как нечто само собой разумеющееся. Почему-то ему нравилась эта игра в равенство, хотя и верил в неё, похоже, только он один. Как бы там ни было, кличку Командор он воспринимал подчёркнуто нейтрально, и лично у меня не было сомнений в том, что до момента её укоренения на верхней строчке табели о рангах осталось не так уж много времени.
Когда все собравшиеся полным составом допивали уже по второй чашке чая, дверь кабинета, наконец, открылась, и в зал вошли Муха, Томми, и молодой чернявый парень, удивительно незапоминающейся внешности, с нашивками рядового. Увидев такое количество высших чинов, он устремил взгляд в пол и позволил Мухе увлечь себя к одиноко стоящему креслу возле проекционного экрана. Томми коротко поприветствовал собравшихся, плюхнулся в своё кресло, затем откашлялся и произнёс официальным тоном:
– Любезные судари… в нашей армии сложилась неожиданная ситуация, требующая глубокого осмысления её истоков и решительных мер пресечения. Я говорю о мятеже. Благодаря усилиям рядового Гаврана, – он кивнул в сторону также смотревшего в пол паренька, – являющегося по совместительству агентом нашей внутренней разведки, мы смогли вовремя узнать о назревающем заговоре. Предлагаю сейчас заслушать его доклад, после чего мы все вместе разберёмся в происходящем и примем взвешенное мудрое решение. Прошу!
После слова «мятеж» Томми не сделал никакой паузы, и пробежавшее по генеральским лицам выражение крайнего смятения моментально уступило место сосредоточенному прищуру. Услышав приглашение к докладу, Гавран мелко кивнул, поднял неожиданно спокойный взгляд своих чёрных глаз и заговорил:
