Александр Козин - Истории Выживших (сборник)
Кривой тут же обзавелся новым планом. Построил из пивных ящиков шаткую конструкцию под окном, осторожно влез на нее, открыл створку и оценил размеры лаза. Остался недоволен, поморщился. С громким «ха» ударил прикладом автомата по створке. Если сбить ее с петель, лаз чуть расширится. Каждый удар грозил опрокинуть Кривого на пол, легкие ящики опасно тряслись под ногами. Пятое «ха» сопроводилось грохотом и матерщиной.
Между тем напор на дверь усиливался, полотно тряслось и гудело от кулаков. Умертвия кричали, ревели, исступленно визжали, скреблись, стучали, пинали и даже пытались грызть.
Кривой отстроил постамент заново и завершил начатое. Прошелся очередью из автомата по раме, выломал, сколько смог, и выглянул наружу. Умертвий поблизости не увидел, зато заметил одну странность: ветки всех ближних деревьев тянулись в одну сторону, к окошку подсобки. Паранойя?
Кривой тряхнул головой, бросил автомат на землю и попробовал протиснуться в окно. Весь съежился, скрутился, кое-как втиснул плечи, возликовал и… понял, что застрял. Извивался, как червяк, дергался вперед, назад – ни в какую. Глупая смерть… Злость, отчаяние и обида нахлынули разом.
– Давай, давай же! – заорал Кривой, пытаясь протолкнуться.
Позади затрещала дверь, стенания умертвий усилились. По-видимому, мутанты пробили дыру в полотне. Вот-вот снесут напрочь.
– Проклятье! Пожри тебя пламя, Лес! А-а-а!
Рывок, рывок. Плечи саднили, кровоточили, но Кривой не чувствовал боли, только холод, от которого немели члены. Нет, он не станет обедом гниющей массы. Кривой словно обезумел, вопил, брызжа слюной, и рвался наружу, оставляя на раме одежду и собственную плоть.
– Тихо ты! Всех дохляков созовешь, – вдруг раздалось совсем рядом.
Кривой ошалело уставился на пацана лет пятнадцати, рыжего, конопатого, с хитрым прищуром глаз. Юнец был одет в лисьи шкуры, голову покрывала, точно капюшон, морда убитого животного с отломанной нижней челюстью. Пояс заменяла обмотанная вокруг талии в несколько кругов бечевка, за нее были заткнуты пистолет и два ножа, один другого длиннее.
– Малый, – просипел Кривой, – малый, помоги…
– Ща.
Юнец засучил рукава, подпрыгнул, повис на Кривом, уперся ногами в стену, обхватил за плечи и потянул. Не получалось, тогда паренек попробовал высвободить Кривого рывками. Бродяга стоически терпел боль в плечах и с тревогой прислушивался к какофонии у двери в подсобку. Полотно разлеталось на куски. Чем шире становилась дыра, тем яростнее напирали умертвия.
Победоносный рев и громкий хруст могли означать лишь одно: мутанты прорвались. Кривой похолодел, выпучил глаза и зачастил:
– Давай, малый, давай. Они вот-вот схватят меня.
Юнец потянул изо всех сил, натужно зарычал, раскраснелся, на лбу проступила вена. От боли у Кривого проступили слезы.
– Пошел, кажется, – сдавленно промолвил юнец и резко дернул.
Парень и Кривой полетели в бурьян. Из подсобки донесся рокот падающих ящиков и озлобленное рявканье умертвий. Кривой как заново родился. Смотрел на небо и дивился, какое же оно голубое.
– Еще чуть-чуть, и меня бы сожрали, – отстраненно сказал бродяга.
– Позже отблагодаришь. Надо бежать. Ты весь город на уши поднял выстрелами. А Лес и без того раздражен, спасибо возрожденцам.
«Так вот чьи автоматы! – догадался Кривой. – Где же хозяева? Не те ли умертвия в военной форме?»
Юнец подскочил с земли, протянул руку, торопливо представился:
– Меня Лисом кличут.
– Кривой.
– Ага, побежали.
– Куда?
– За мной, больше тебе пока знать не надо.
Небо затягивалось тучами, поднимался ветер, вдалеке послышался гром – готовился Шторм, самое мощное оружие Леса. У Кривого вопросы разом отпали. Он отыскал в кустах автомат и пустился вдогонку за парнем.
Под ноги то и дело подворачивались пни, корни, коряги, словно Лес нарочно чинил препятствия. Порой Лис выкрикивал малопонятные предупреждения: «плотожорка», «вьюн». Кривой инстинктивно уворачивался от опасностей, известных, но прятавшихся под незнакомыми терминами. К примеру, плотожорку – огромный плотоядный бутон на толстом мясистом стебле – в Сибири называли «ловчим». Растение хватало жертву за голову, да так, живьем, и переваривало. Мучительно медленно, несчастный успевал сойти с ума от пытки.
– Тпрр! – вдруг остановил Лис. – Переведи дух. Город далеко, да и шуметь нельзя.
Лес имел собственное мнение: над головой раскатисто прогремело. Земля ответила шипением. Кривой знал этот звук.
– Обойдем стороной, – предложил бродяга.
– Не, там Роща Смерти. Целая плантация плевков. Знаешь такие?
– Возможно, ведь каждый называет эти напасти как хочет.
– Плевки – они и есть плевки, – пожал плечами Лис, – потому как плеваться, бестии, горазды. Почувствуют движение – и ну плеваться иглами. Замертво свалишься, плевкам на перегной.
– В Сибири их называют «игольниками», а на Урале – «стражами».
– Да ты, вижу, всюду побывал.
Кривой безучастно кивнул, посматривая по сторонам.
– У нас, – продолжал Лис, – есть умельцы: добывают эти шипы на стрелы. Мы – народ мирный, но порой приходится защищаться.
– Вы – это кто?
– Думаю, ты слышал о нас как о поселении Край.
Лис пригнулся, зашептал:
– Позже доболтаем. Не шумим.
Впереди земля прогнулась в громадную яму с рваными краями. Дно блестело слизью и оплавленными камнями. Посреди ямы в зеленоватом тумане возвышались три земляных столба. Аномалия казалась живым существом, мерно дышащим и настороженно наблюдавшим за людьми.
Пока Кривой глядел на кислотную яму, ногу обвил вьюн. В стороне прошуршало. Кривой дернулся на звук с автоматом наготове и, конечно, споткнулся. Пальцы рефлекторно сжались – прозвучал выстрел.
Лис побелел. Столбы в яме загудели.
– Ложись! – крикнул Лис.
Кривого качнуло и накрыло мраком.
Кривой с трудом разлепил веки. За мутной пеленой различил мягкий теплый свет и старческое седобородое лицо. Слышался какой-то свист, приглушенное громыханье. Лихорадило. Кожа на правой стороне туловища словно натянулась до предела – вот-вот лопнет.
Кривой облизал сухие, потрескавшиеся губы. Тут же в них ткнулась деревянная чашка.
– Выпей, дружок, – сказал старик. – Родниковая.
Вода оказалась студеной до ломоты в зубах, враз отрезвила. Взор прояснился.
Кривой лежал на тюфяке, набитом сеном, в глухой комнате из жутко старого кирпича. У изголовья, на полке, чадили, распространяя неприятный запах, жировые свечи. На грубо сбитом табурете сидел старец в серых шкурах. Его лицо утопало в седых волосах, даже рот едва угадывался, часть этих косм была заплетена в тугие косички.
– Где я? – прохрипел Кривой.
– В Таракановском форту. Не волнуйся, тут безопасно.
– Что это за звуки?
– Шторм надвигается. Нет-нет, лежи. Ты сильно обгорел. Завтра нагуляешься, а пока отдыхай.
Кривой вскинул брови:
– Издеваешься, отец?
– Увидишь. Живокост и не таких латал.
– Не понимаю?
– И не нужно. Выпей!
На сей раз напиток пах травами. Кривой сделал несколько глотков, сморщился от горьковато-вязкого привкуса, но допил: доброе лицо старика внушало доверие.
– Как тебя зовут? – спросил Кривой.
– Волк. Тот – санитар леса, а я – Края, – усмехнулся старец. – Лис сказал, ты назвался Кривым. Неважное прозвище. Как твое настоящее имя?
Кривой ответил не сразу. Он так давно не назывался по паспорту, что и подзабыл, что в нем написано. Старое имя всколыхнуло цепочку воспоминаний, приятных и в то же время болезненных.
– Максим. – Слова давались тяжело, как при ангине. – Гришин.
Молчание.
– С Лисом все в порядке? – справился Кривой.
– Да, не переживай. Чуть одежду подпалило и волосы – ерунда.
– Я видел людей. Они походили на зомби…
– Мы их так и называем. Дубна полна ими. Это все Лес. Местные разозлили его сопротивлением, и Он наслал тучу мутировавших ос. Их яд парализует большую часть мозга, разрушает клетки так, что человек гниет заживо. Если состояние отравленных можно назвать жизнью.
Мысли Кривого путались, веки тяжелели, по телу разливалась приятная немота. Путано, тщательно подбирая слова, бродяга спросил:
– Что ты мне дал?
– Спи. Тебе нужен отдых.
В комнате словно убавилось света, все звуки заглушил размеренный стук сердца. Кривой отключился.
Волк сидел на том же месте, возможно, не отходил. Лицо старика ожесточилось, застыло в задумчивости.
– Сколько я спал? – прошептал Кривой.
Волк вздрогнул, часто заморгал, вопросительно посмотрел на бродягу. Кривой повторил вопрос. Старик устало отмахнулся:
– Сколько надо. Почти сутки.
– И ты…
– Нет, меня подменял Лис. Будущий лекарь… – В последних словах слышалось разочарование.
– По ком вздыхаешь, отец?
– А? Да случилось… Ночью. Ты сам-то как?
Кривой осторожно пошевелил обожженной рукой – боль практически ушла. Похоже, Волк использовал артефакт. Бродяга спустил ноги на пол, сел и весело ответил:
