"Фантастика 2025-20. Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Остальные стали прислушиваться, и финал песни прошёл под общее молчание прежде гудевшего барака, где все как один превратились в преданного слушателя. Только закончил петь, как со всех сторон посыпались вопросы, мол, что за песня и кто автор?

Снова, как когда-то о «Тёмной ночи» и «Шаландах», заявил, что сочинил её мой знакомый, и меня также попросили спеть ещё раз. Просили политические, блатные же в своём углу играли в карты и делали вид, что им по барабану, что интересовало в данный момент весь барак, хотя я видел, что они прислушиваются к происходящему.

— Ладно, уговорили, — буркнул я, всем своим видом демонстрируя, что делаю одолжение.

Спел, теперь уже кое-кто даже подпевал, запомнив некоторые слова с первого раза. Затем меня спросили, что ещё интересного сочинил мой друг? Я сказал, мол, много чего, но уже хочу спать, да и вам, граждане осуждённые, не мешало бы выспаться перед завтрашней сменой.

А назавтра, не успел прийти на смену, Олег «обрадовал» меня новостью, от которой мне стало не по себе.

— Воры подписали тебе приговор, — хмуро буркнул Олег, лишь только я заглянул в столярку погреть ладони у буржуйки. — Не знаю подробностей, но информация точная.

— Твою ж мать! — невольно вырвалось у меня.

В глубине души я надеялся, что обойдётся без последствий, тем более прошло уже столько дней, а мне до сих пор никто не кинул предъявы. Наивный чукотский мальчик… Урки такого не забывают, это кровная месть, а я позволил себе поднять руку на авторитетного вора.

— Что будешь делать? — поинтересовался Олег, покосившись в сторону нового, молчаливого работника, которого прислали вместо погибшего священника сколачивать ящики.

— Что делать, что делать… Драться буду, что ещё остаётся! С собой хоть одного, да приберу… Слушай, а нельзя тут где-нибудь тесачком обзавестись? — спросил я, понизив голос.

— Эка махнул! Заточку могу подогнать, у меня тут заныкано, а тесак… Если только с Семочко поговорить?

— Точно, пойду в цех загляну, может, решим с ним вопрос, мужик он вроде нормальный.

Семочко был на месте, что-то объяснял относительно молодому заключённому-слесарю, зажавшему в тисках какую-то заготовку. Дождавшись, когда мастер освободится, отвёл его в сторону и объяснил свою просьбу.

— Что, в самом деле блатные тебя приговорили? — переспросил Семочко.

— Олегу я доверяю, он зря болтать не станет.

— М-м-м-да, здорово ты влип… — задумчиво протянул мастер, ухватив пятернёй небритый подбородок. — Я ведь, когда узнал, как ты воров на место поставил, даже порадовался. Они же совсем краёв не видят. Но и не удивлён, что они злобу на тебя затаили, отомстить решили. Хотя, имейся у них хоть капля чести, могли бы сначала вызвать на толковище и там при всех предъявить тебе претензии.

— Ну, ещё не вечер, может, и вызовут…

— Может, и вызовут, — согласился Семочко. — Но не факт. В любом случае я на твоей стороне, а потому твою просьбу уважу. Сегодня вечерком задержусь во время пересменки, поработаю над заказом.

— Спасибо, Петрович, должен буду.

— Ничего не должен, ты единственный на весь лагерь, кто не испугался против воров встать. Даже завидую немного, я бы так, наверное, не смог…

— Почему не смог бы? Припёрли бы к стенке — ещё как смог бы! Я же вижу, есть в тебе стержень, Петрович.

— Скажешь тоже, — махнул рукой Семочко, но было видно, что мои слова ему польстили.

Эту ночь я практически не спал, держа под подушкой наготове кастет и зажав в кулаке подаренный батюшкой деревянный крестик. На смену отправился таким квёлым, что стало ясно — долго я так не выдержу. Рано или поздно отрублюсь, и тогда урки смогут ко мне подобраться и сделать своё чёрное дело. Впору того же Клыка вызвать на откровенный разговор, может, расколется, кому поручено исполнить заказ…

«Дурак ты, Фима, — поставил я сам себя на место. — Клык, может, и не таит к тебе личной обиды, но он из воров, и этим всё сказано. Так что „оставь надежду, всяк сюда входящий“, живи реалиями, а не мечтами».

На полпути из столовой к рабочему месту, когда я, едва переставляя ноги, немного отстал от пары товарищей-грузчиков, из-за угла вдруг выскочил какой-то щуплый мужичонка характерной еврейской наружности. Сначала он воровато огляделся, а затем схватил меня за рукавицу и принялся её трясти.

— Вы кто? — спросил я, безуспешно пытаясь выдернуть руку из вцепившихся в неё десяти пальцев.

— Ройзман, Марк Иосифович, восьмой отряд. Хотел выразить вам свою огромную благодарность.

Наконец мне удалось освободить руку, и Ройзман тоже натянул свои рукавицы — утренний морозец давал о себе знать.

— Что я вам хорошего сделал?

— Не только мне, но и другим представителям еврейской национальности нашего лагеря, над которыми издевался этот самый Туз. А вы его раз — и на больничную койку. Надеюсь, он ещё не скоро поправится.

— Ах вот оно что… И как же он над вами издевался?

— Да по-всякому. — Видно было, что говорил он уже без охоты. — Случалось, просто со своими подельниками отбирали еду, чай или курево. Хуже, когда били. Нас в отряде двое евреев — я и Петя Хирш, совсем ещё мальчик, его арестовали прямо в институте. Так вот Пете сломали пальцы левой руки только за то, что он отказался целовать Тузу ноги. А самым унизительным было…

— Ну?

— Самым унизительным было то, что они всей кодлой привязали меня и Петю к лавкам и мочились нам на лицо, приговаривая: «Вот вам, жидам, за то, что столько лет пили кровь русского народа». Да какую кровь я пил, я всю жизнь портным служил, мой отец был портным, дед обшивал самого Пал Палыча Гагарина, председателя Кабинета министров в правительстве Александра Второго Освободителя. А Петя?! Он вообще мальчик! Так что премного вам благодарен. А также передаю благодарность от других заключённых, которые ежедневно страдают от домогательств и унижений со стороны блатных. Мы с вами!

No pasaran, короче говоря. А на самом деле я уже жалел, что не добил Туза. Ведь выйдет, сука, из больнички, и начнёт заново гнобить людей. Глядишь, ещё злее будет. Конечно, за убийство меня лагерная охрана могла бы и самого к стенке поставить без суда и следствия, они ж тут все меж собой повязаны. Странно, что сейчас не трогают. Допускаю, когда Туз сможет говорить, он и расскажет им правду. С другой стороны, пальцы-то у него целые, мог бы и в письменном виде объясниться. Либо жаждет мести лично, этот вариант кажется наиболее вероятным.

— А, вот и ты! Идём, твой заказ готов. — Семочко, словно ждал меня, встретил на проходной предприятия. Завёл в свою каморку, открыл потайной ящик, вытащил оттуда тесак, изрядно смахивающий на мачете, с простой деревянной рукояткой. Но в ладонь она легла удобно. Я покрутил тесаком в воздухе, рубанул пару раз невидимого соперника, попробовал ногтем остроту лезвия. Хм, внушает уважение! — Сталь рессорная, заготовку для себя держал, — похвалился мастер. — Проволоку рубит только так. А вот ещё перевязь. Сделана просто, но удобная, можно носить тесак под одеждой.

Ого, и впрямь удобная перевязь из кожи грубой выделки! Приладив тесак на левом боку, подвигал рукой, сделал несколько наклонов. Ничего не мешает, хоть спать с ней ложись.

— Уважил, Петрович. Держи, — протянул я ему пачку «Сальве». — Бери, бери, время и силы потратил, я всё равно не курю, пропадут.

Насилу уговорил принять скромный дар взамен его подарка, который, вполне вероятно, ещё спасёт мне жизнь. Во всяком случае, я надеялся, что при смертельной опасности благодаря такому тесаку смогу если не напугать, то хотя бы покалечить нескольких противников. Учился я, правда, в своё время бою на ножах, с мечами и тесаками тренироваться как-то не доводилось, однако и урки, уверен, не такие уж и великие мастера боя с холодным оружием. Заточки — это да, знают, куда вонзать, чтобы с одного удара человек к Богу отправился. Лишь бы не пропустить такой удар исподтишка или во сне, особенно смертельный, это было бы крайне обидно.

На обед «шеф-повара» нынче сварганили рыбную похлёбку, где и рыбу-то можно было определить только по запаху, а вместо картошки плавали чуть ли не очистки, и слегка подкрашенный кипяток, как бы чай. Плюс по пайке хлеба на брата.