Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович
Глава 15
Я не представлял, что такое «будни войны».
Последние дни мы прикрываем железнодорожный узел, совершая по четыре-пять вылетов в сутки.
Сейчас стоит ранее сентябрьское утро. Солнце еще не взошло. Стылый воздух пахнет прелой листвой. В мятое жестяное ведро набрана колодезная вода. По ее поверхности бежит рябь, искажая отражение моего осунувшегося лица.
Неподалеку рыкнул мотор. За нами пришла полуторка.
Плеснул себе воды в лицо, смывая ощущения нечеловеческой усталости, которую совершенно не лечит провальный сон.
Немцев — тьма. Их бомбардировщики под прикрытием истребителей, постоянно рвутся к станциям «Ржев-1» и «Ржев-2».
Каждый день «сто десятые» пытаются блокировать аэродром Ржева, где базируется две неполные эскадрильи нашей сводной авиагруппы.
Сейчас чуть свет — прилетят. Сегодня мы с Захаровым идем на прикрытие.
Ночью техники латают машины. Еще в сумерках прогревают моторы. У «И-16» окончательно выработался моторесурс. Теперь Земцов и Синченко тоже поднимаются в воздух на «МиГах».
Совсем недавно я думал, что все знаю, умею летать и воевать.
Ничего я не знал. В сумасшедшем «догфайте», принося по два-три «килла» за вылет, меняя самолеты, как перчатки, невозможно «проникнуться духом эпохи», как анонсировали разработчики «ви-ар».
Земцов, Захаров и Синченко поджидают меня у дороги. Забираемся в кузов. Говорить особо не хочется.
Дорога ухабистая. Проезжаем мимо столовой, но с утра никто из нас не ест. На сытый желудок тяжело пилотировать.
Нет, не подумайте, это не безысходность. Просто накопившаяся усталость нескольких напряженных фронтовых дней. Понятия не имею, сколько еще мы выдержим, но суть войны в том, что никто не спрашивает, можешь ты взлететь или нет.
Скрипнули тормоза.
Земцов первым спрыгнул на землю, обернулся:
— Андрей, Илья, — на взлет. Прикрываете аэродром. В восемь ноль-ноль сбор эскадрильи в квадрате двадцать четыре. Высота три тысячи. Оттуда идем курсом двести семьдесят. Дальше по фактической ситуации.
Я кивнул и пошел к своему «МиГу».
Мы с Ильюхой сильно повзрослели за последние дни. Слетались парой. Хоть и без раций, но в небе отлично понимаем друг друга, знаем, как действовать.
Пожимаю руку Потапычу. Он хоть и командует всеми техниками, но к моему «МиГу» прикипел. Сам готовит к вылету. Никому не доверяет.
Двигатель уже работает. Самолет развернут носом к взлетной полосе. Осматриваю свежие латки на фюзеляже. Вчера «мессер» продырявил.
Старшина помог мне надеть и застегнуть парашют. Забираюсь в кабину.
Было время, — сейчас оно кажется далеким прошлым, хотя объективно еще не наступило, — было время, когда «успешность», «эффективность», «мастерство» для меня определялись количеством сбитых за сессию. Было очень обидно, когда этого не удавалось.
Иногда я читал воспоминания военных летчиков, и удивлялся, почему же вражеские бомбардировщики часто сбрасывали свой груз, где попало и разворачивались восвояси, когда наши начинали их атаковать? Почему пилоты немецких истребителей любыми способами избегали боя при сложных для них условиях (вплоть до ухода на свой аэродром), а наши принимали ситуацию такой, как она есть?
На самом деле ответ прост. Его даже не надо озвучивать. Война — это сплошь человеческий фактор.
Выруливаю на взлетную полосу. Начинаю разбег.
Серое утреннее небо распахнулось навстречу, как только колеса шасси оторвались от земли. Тускло светятся приборы. Видимость плохая, — детализацию стирает предрассветная мгла. В ней даже заходя в атаку, с трудом различаешь очертания вражеского самолета.
По спирали набираю высоту, контролируя обстановку.
Илья взлетел.
Прикрываю его, а мысли невольно возвращаются к теме прошлого жизненного опыта. Война меня реально обожгла, до окалины, которая теперь слетает шелухой сгоревших заблуждений.
Вчера утром я пролетал над станциями. Видел десятки эшелонов, скопившихся на путях. Санитарные поезда, теплушки с беженцами, вагоны с боеприпасами и составы с оборудованием предприятий, следующих в эвакуацию.
Одна упавшая туда бомба разом оборвет десятки, если не сотни жизней. Так что мне есть что защищать даже при неравных раскладах сил.
Немцы упорно пытаются блокировать аэродром Ржева. Скажу больше, — с каждым днем их прессинг лишь усиливается.
С высоты в две тысячи метров хорошо видны появившиеся в светлеющем небе точки.
«Сто десятых» сегодня шесть. Их прикрывают два «мессера». Первый заход штурмовики сделают на зенитки. Позиции наших средств ПВО меняются каждый день. Работы у батальона аэродромного обслуживания всегда в избытке. Вкалывают от заката до рассвета. На вчерашних позициях сооружают нехитрые макеты, а зенитки окапывают в других местах, поэтому мы можем действовать более или менее свободно — первый удар «сто десятых» цели точно не достигнет.
Присматриваюсь к точкам. Пара прикрытия ведет себя необычно. Идут с минимальным превышением и не маневрируют, как это бывает обычно.
Мы с Ильей набираем высоту на встречном курсе, но «мессеры» не реагируют. Не заметили?
На сближении я сманеврировал, чтобы разглядеть цели, идущие ниже.
Оказывается штурмовиков сопровождает пара «Bf-109E». Они тоже идут с бомбовой нагрузкой, потому и не дернулись на нас.
Замысел фашистов понятен. Вчера они уже бомбили деревяшки, прикрытые маскировочной сетью, и сегодня решили вскрыть нашу противовоздушную оборону нехитрым приемом: первыми на штурмовку зайдут легкие машины, — на большой скорости в пикировании они представляют трудную мишень, а когда по ним откроют зенитный огонь, «сто десятые» сразу же довернут на обнаруженные позиции.
Тактика не лишена смысла. Пилоты «Эмилей[1]» уверены, что успеют освободиться от бомб и вступить в бой на правах истребителей. Нас они видели, но на выходе из пикирования у них будет набрана приличная скорость, чтобы быстро набрать высоту и связать боем пару «МиГов», летные характеристики которых они по-прежнему недооценивают.
Тяжелые «Bf-110» нагло прут тесной группой, в готовности начать штурмовку. Учитывая их мощное курсовое вооружение и наличие бортовых стрелков, прикрывающих заднюю и верхнюю полусферы, такой маневр сильно усложнил нам с Ильей построение атаки.
Сигналю Захарову: «делай как я»!
Вхожу в пикирование. Защитное построение «сто десятых» оставляю выше, просто подныривая под него. Два «Bf-109E» уже начали заход.
Иду им вслед, чувствуя, что не успеваю. Как только немецкие пилоты сбросят бомбы, то сразу же начнут набор высоты. Стрелять тогда придется с большим упреждением, и попасть будет крайне сложно. Надо успеть атаковать на прямом участке их пикирования! Опасно увеличиваю скорость почти до границы флаттера. Илья не отстает. Цели начали резко укрупняться.
Немцы задергались, но поздно. На больших скоростях ручка управления ходит очень тяжело, а маневренность ограничена. Секунды уже решили все. В крутом пике сажусь на хвост ведущему «мессеру». Он панически сбрасывает бомбы, собираясь отвернуть, но я оказался быстрее. Пулеметные трассы настигли его, вырвав отчетливые вспышки попаданий.
«Мессер» дернулся всем корпусом и начал заваливаться на крыло. Похоже пилота убило, либо он потерял сознание.
«МиГ» сотрясают ощутимые вибрации. У самой земли выхожу из пикирования и сразу же начинаю набор высоты, одновременно доворачивая на «сто десятых», чтобы атаковать их строй снизу.
Ведомый «мессер», которого атаковал Илья, не успел освободиться от бомб и теперь его обломки раскиданы по всему летному полю среди свежих воронок. Команде БАО привалило работы.
В происходящем нет «везения», только холодный расчет, основанный на опыте последних дней. Нам долго не разрешали взлетать заранее. А вдруг немцы не появятся? А сколько будет сожжено горючего? А почему не взлететь по факту их приближения?
На эти вопросы пришлось отвечать, споря до хрипоты с вышестоящим начальством, которого на крупном аэродроме действительно оказалось немало.