Интриган. Новый Петербург (СИ) - Чехин Сергей Николаевич
— Царский пес! Из-за таких, как ты, весь в город в огне!
— Мы еще узнаем, кто это устроил, Дмитро, — твердо пообещал Земской. — И ты — снова под подозрением, ведь толпу заводили мелкие бандиты. А все знают, кто им благоволит.
— А тех, что взрывались сами по себе — тоже я подослал?! — рявкнул пленник. — Может, и манород тоже я варил? Так не нашли ни хрена, кроме взрывчатки!
— Просто обыскали не все твои логова, — поддержал адмирал.
— Уроды… — Пан заскрипел зубами и усилил нажим, пытаясь разогнуть раскаленные прутья голыми руками. — Убивайте, а не сдамся!
— Мы сейчас все погибнем! — крикнул, пересиливая нарастающий треск.
— И что ты предлагаешь? — проворчал Генрих.
— Ваша дочь привела дирижабль, но не может подойти к крыше из-за жара и ветра. Нужно объединить усилия и потушить пламя, иначе задохнемся здесь, как мыши в духовке.
— А одна мышь и не против, — Пушкин скрестил руки на груди.
— Мы не можем его отпустить, — спокойно подытожил Олег Вячеславович. — Пан — бандит, предатель и враг короны.
— Значит, вариантов нет — погибнем все.
— Ну почему же, — Распутина вошла в зал и встала напротив клетки. — Варианты есть всегда.
Вихрь ослаб, и дыма стало заметно больше. Но женщина развела большой и средний пальцы, и между ними зазмеилась ярко-голубой сполох, похожий на электрическую дугу.
— Ты знаешь, что это такое? — с вызовом спросила Софья, глядя Хмельницкому прямо в глаза. — Или уже забыл? Так я напомню — этим заклинанием я могу так перегрузить твой Дар, что ты лишишься магии на долгие-долгие месяцы, а может, и годы. Коллегия архимагов разрешает применять эту силу лишь в крайних случаях, но видит Свет, никто из них не поспорит, что сейчас — именно такой. Я повторяю вопрос, Дмитро Степанович — вы успокоитесь сами или вам помочь?
Толстяк вытаращил налитые кровью глаза и попятился. От лица же кровь, наоборот, отступила, и буян побледнел, как мертвец.
— Наденьте на него кандалы, — Софья верховодила могучими дворянами, как если бы те снова оказались классом малолетних несмышленышей, впервые отправленных в Академию. — И чтобы больше никаких глупостей. А после поможете мне разобраться с огнем. Говорят, для пожара порой достаточно лишь раздуть искру. Сейчас мы подуем так, что потушим весь квартал.
— Спасибо, — от сердца отлегло.
— Не за что, — женщина улыбнулась и присела в игривом книксене. — Мы все служим общему делу.
— Я выведу гражданских на крышу и предупрежу Риту, чтобы держалась покрепче. Как только вывезем их, вернемся за вами.
— С чего это вдруг безродные первые? — возмутился оружейник.
— Потому что эти люди, — Распутина сделала особое ударение на последнем слове, — не могут ставить щиты и повелевать стихиями. А мы справимся и сами. Если что — летите в Академию, на шпиле есть причальный мостик. Уверена, там все будут в безопасности.
— Еще раз спасибо, — кивнул и поспешил в холл. — Кто может идти — выносите раненых на чердак. Торопитесь, здесь лучше не задерживаться.
Эвакуация прошла штатно, несмотря на некоторые незначительные трудности. Главное, никто не погиб, не пострадал и не сбежал из-под стражи. По прилету раненых отправили в лазарет, Хмельницких — в камеру в подвале, из которой не выбралась бы даже сотня Панов, а знатные рода и сотрудники компетентных органов собрались в свободном лектории для решения главного вопроса — как спасти город.
Зал находился почти на самой вершине башни — сразу под кабинетом ректора, и обилие узких и высоких, как прорези, окон наполняло помещение ярким светом. И заодно открывало отличный обзор — Академия самое высокое здание, и с высоты Новый Петербург выглядел, как трехмерная карта.
Однако для пущего удобства Софья разложила на круглом столе настоящую, на которой флажками отметили все охваченные беспорядками кварталы. Определяли их по дымам — чем гуще и выше, тем больше молодчиков там до сих пор веселится. Но что самое удивительное — таких мест оставалось все меньше, а львиная доля пожаров гасли сами собой.
— Стоит признать, — сказал адмирал, отойдя от окна, — тактика Гектора сработала. В отсутствии боев и столкновений люди устают, теряют запал и быстро расходятся. Либо перетекают туда, где еще есть что разгромить и чем поживиться.
Николь вместе с двумя агентами принесли с дирижабля радиостанцию и проверили экстренную частоту. Это еще больше прояснило ситуацию и привело к несколько неожиданным открытиям.
Например, рабочие с литейных и оружейных заводов не примкнули к мятежу, а с винтовками в руках поддержали защитников из числа наемников и полицейских.
По их словам, основной костяк мятежников — это преступники, пьяницы, бродяги, нищие и прочие отпрыски социального дна. Те же, кто имел стабильный заработок и хоть как-то держался на плаву, старались вообще не выходить на улицы.
Агенты, проводящие обыски в поместье Хмельницких, доложили, что индейцы всем составом сбежали в горы. «Ковбои» же не собираются лезть на рожон, но готовы помочь за щедрое вознаграждение. «Разящий» передал, что связался с отрядом и через шесть-семь часов доставит в порт полсотни штыков.
— Всего-то? — удивился я.
Генерал отчитался, что казармы все еще в осаде, и возможностей для деблокады нет. Но по его сведениям, в некоторых близлежащих районах люди сформировали отряды самообороны, однако они сумели отвоевать и удержать только свои кварталы.
— Я вижу два варианта, — сказал Генрих. — Выжидательный и наступательный. Первый — спустить все на самотек и ждать, пока толпа всласть нагуляется и разойдется по домам. Должны же они спать, в конце концов. Ночью солдаты займут ключевые точки, а полицейские восстановят порядок. Поутру, когда налетчики протрезвеют и осознают, что натворили, насилие окончательно схлынет. А если нет — мы ему поможем.
И второй — действовать решительно и жестко, разогнать и рассеять толпы любыми доступными средствами, переловить провокаторов, подстрекателей и заговорщиков: половину — на допросы, половину — повесить по законам военного времени. Возможно, страх возымеет эффект, и люди предпочтут разойтись. Возможно, это лишь разожжет почти погасшие костры, и придется идти до конца. И тогда победу определит лишь кровь, жестокость и количество пуль у сторон.
— Из крайности в крайность, — Андрей Семенович снял очки и сжал переносицу. Из правой ноздри показалась алая струйка, но отец спешно приложил к носу платок.
— Пап, ты в порядке? — с тревогой спросил сидевший рядом Марк. — Выглядишь не очень.
— Высплюсь — и все пройдет, — мужчина криво ухмыльнулся, и я понял — врет.
Похоже, потратил слишком много сил на лечение, и это не прошло бесследно для истощенного организма. «Чехов» и так худой, а тут еще и осунулся, как после тяжелой изнуряющей болезни.
— Можно, конечно, дождаться ревизоров, — Земской сидел напротив океана, и дымы эскадры стали заметно ближе.
— Если ничего не сделаем сами — нас первыми и отревизорят, — фыркнул Пушкин. — Убрать мусор с улиц мы, наверное, не успеем, но убрать с улиц двуногие отбросы — обязаны. Иначе окажемся в камере вместе с Дмитро.
— Есть третий вариант, — обвел собравшихся взглядом и продолжил. — Против нас применили пропаганду — и весьма успешно. Почему бы не попробовать ответить тем же?
— Контрпропаганда — прием известный, — адмирал качнул головой.
— Однако нас, дворян, никто слушать не станет. Мы только разъярим людей. Но что если дать слово кандидату от народа?
Собравшиеся с интересом переглянулись, а я продолжил:
— Кто руководит обороной заводов?
Связались по рации и узнали, что рабочие избрали главой мастера кузнечного цеха, который отпахал у гидравлического молота без малого сорок лет.
— Отлично. Николь, Рита — прошу за мной. Помимо самого мастера нам понадобится радио и достаточно мощный громкоговоритель.
— О! — Тесла вскинула палец. — Господин Сименс подарил мне один на день рождения. Все гадала, куда его пристроить — как рупор для граммофона эта штуковина не очень.