Павел Молитвин - Город Желтой Черепахи
— Ну и волшебники… — обиженно и удивленно протянул принц и пожал плечами. Он чувствовал непонятное раздражение и разочарование. Принц понимал, что сейчас здесь происходит что-то важное и что он явно лишний в этом зале. Лучше бы ему куда-нибудь незаметно скрыться, но куда? И что ему делать дальше?
Он потер лицо ладонями: в голове теснились и путались мысли о клятве, Венсане, возвращении в столицу, о золотоволосой девушке и трактирщике, жаловавшемся на то, что из-за Железного Замка он вконец разорился. Принц попытался привести их в порядок, но, видя, что ничего путного из этого не выходит, решительно тряхнул головой и, подойдя к креслу золотоволосой девушки, положил руку на ее плечо.
Она с удивлением взглянула на него: дескать, кто он такой, что делает здесь, почему еще не исчез, и тогда принц, изумляясь, что язык повинуется ему, в свою очередь вопросил:
— Что здесь происходит? Кто ты, прекрасная? Человек или фея?
Под взглядом дивно мерцающих темно-фиолетовых глаз принц готов был рухнуть на колени, чего уже давно не совершал даже перед иконами. Черт с ним, с замком, клятвой и королевством, лишь бы еще раз услышать ее бархатный, ласкающий душу голос. И неважно, что он не поймет ни слова, может, это даже к лучшему.
Однако услышать голос золотоволосой девушки ему не пришлось. Подождав, не скажет ли он еще что-нибудь, она вопросительно взглянула на вождя, и тот разразился длинной тирадой, даже общий смысл которой был совершенно непонятен наследнику престола. Золотоволосая девушка нехотя кивнула и поднялась с кресла, которое тут же занял невесть откуда взявшийся мужчина с вытянутым лицом пророка. Золотоволосая девушка несколько мгновений смотрела на принца о явным неодобрением, потом, заметив его состояние, усмехнулась, обнажив ровный жемчуг зубов, и жестом велела ему следовать за собой.
* * *Принц отстегнул ручные и ножные браслеты и встал с кресла. Поколебавшись, он снял легкий белый шлем и положил на низкий столик, — Тоэлла будет недовольна, ну да Бог с ней.
Подойдя к большому, во весь рост, глубокому и светлому зеркалу, принц некоторое время всматривался в свое отражение. Он обладал приятной наружностью, знал это и потому любил зеркала, однако в этот раз созерцание собственной персоны не доставило ему ни малейшего удовольствия и не только не умиротворило, а еще больше раздосадовало. Взять хотя бы серебристо-голубое трико, единственным украшением которого являлось невероятное множество карманов, в которые ему решительно нечего было класть. Изысканная, чрезвычайно приятная на ощупь ткань, да и покрой значительно удобнее его походной одежды, а главное — это подарок Тоэллы. И все же, как ни крути, в нем он похож на бродячего певца-жонглера. Нельзя сказать, чтобы принц не любил жонглеров, напротив, к лучшим представителям этой профессии он испытывал живейшую симпатию, однако наследнику престола подобное одеяние было явно не к лицу.
Кстати, о лице. Благодаря волшебной мази Тоэллы оно было великолепно выбрито — мазь замедляла появление щетины по меньшей мере на несколько суток. Но выражение лица… Выражение его было совершенно несвойственно принцу Лотто — воину, рыцарю, третьему после венценосной четы человеку королевства. Увы, сейчас в нем не было ни твердости, ни величавой надменности. Это было лицо мечтателя, поэта, человека более привычного к лютне, чем к мечу.
Принц сделал гримасу, которая должна была придать его лицу выражение решительности, непримиримости и гордого презрения ко всему на свете. Но стало еще хуже. Гримаса так и осталась гримасой, и, глядя на свое перекошенное лицо, принц не мог сдержать усмешки.
Неужели жизнь в Железном Замке, вид Тоэллы до такой степени изменили его? Принц шагнул к встроенному в стену шкафу, намереваясь извлечь из него меч-Сокрушитель: может быть, вид привычного оружия вернет его глазам холодный стальной блеск? Раскрыв дверцы шкафа, он несколько мгновений задумчиво глядел на верный меч, потом, вздохнув и пробормотав: «Прости», снял с полки инструмент, немного напоминающий лютню.
Принц вернулся в кресло и тихонько тронул струны, вспоминая, как легко перебирали их гибкие пальцы Тоэллы…
Досада и раздражение постепенно растаяли, осталась только печаль, которая не покидала принца с тех пор, как он увидел золотоволосую девушку. Что бы он ни делал, повинуясь указаниям Тоэллы, чувство это, вызванное ее прелестью и недосягаемостью, не пропадало, то усиливаясь, то уходя куда-то в самые глубины души. Даже сны принца оно окрашивало в безнадежные золотисто-фиолетовые тона.
Он просиживал долгие томительные часы перед какими-то ящиками, рассказывая, что делают движущиеся в глубине одного из них крошечные человеческие фигурки: сидят, лежат, бегают, разговаривают. Иногда он усилием мысли рисовал на светящейся поверхности магического кристалла своих друзей, врагов, военные схватки, городские торговые площади, пахарей, уныло бредущих за плугом, крестьян, мечущих стога, строителей, возводящих церкви и крепостные стены в Караканге. Он вспоминал пышные дворцовые балы и гвардейские учения, застенки подземных тюрем и посольские приемы, сопровождая возникавшие в магических кристаллах картины подробными пояснениями. Как умел он представлял карту обитаемого мира, описывал обычаи соседних держав и полумифических племен, живущих на окраинных землях.
Глядя на созданные им картины, золотоволосая девушка смеялась, ужасалась, восхищалась и в свою очередь показывала дивные сны наяву. Небольшая комнатка, отведенная принцу, внезапно увеличивалась, превращаясь то в гигантские спортивные арены, то в площади светлых просторных городов, где здания, словно исполинские обелиски, тянулись вверх так высоко, что их вершины терялись в облаках. Принц то оказывался в диковинных садах, где на тонких ветках приземистых деревьев покачивались фрукты, размерами превосходящие человеческую голову, то странствовал в подводном мире, где среди разноцветных сказочных рыб плавали совершенно обнаженные, божественно прекрасные люди, а со дна поднимались хрустальные купола волшебных дворцов.
Нажатием цветного кружка на одном из ящиков Тоэлла заставляла звучать в комнате удивительную музыку, от которой принц то плакал, как ребенок, то метался от ярости, желая вызвать на поединок всех рыцарей королевства. Иногда золотоволосая девушка брала в руки странный инструмент и сама играла принцу. Без труда освоив принесенную Тоэллой лютню, он тоже играл на ней и пел лучшие из известных ему песен. Бывали минуты, когда лицо девушки начинало светиться нежным внутренним светом, и принцу казалось, что вот-вот чары непонимания рассеются и она заговорит на его родном языке. Но чуда не происходило, и принц снова и снова вслушивался в чарующие звуки незнакомой речи, пытаясь по интонации догадаться, о чем говорит прекрасная Тоэлла.
Временами, когда золотоволосая девушка долго не появлялась, принц, устав от одиночества, отправлялся бродить по пустынным коридорам Железного Замка. Изредка ему встречались чародеи, занятые какими-то спешными, неотложными делами. Они обменивались с ним любезными поклонами, улыбались, всячески выказывая ему свою симпатию, однако принц ясно ощущал, что им не до него, и стремился поскорее уйти. Чувство одиночества от подобных встреч усиливалось, и однажды принц, поддавшись минутной слабости, едва не покинул замок. «Водомерка» проводила его к воротам, где он опять попал в усыпляющую комнату. В этот раз он, правда, уже не испытывал прежнего ужаса и, благополучно выбравшись из нее, спустился по пандусу на траву и долго любовался багровым закатным небом. Только мысль о том, что если он сейчас уйдет, то никогда больше не увидит Тоэллу, заставила его вернуться в замок.
И вновь потекло незаметное, тягучее время, лишенное деления на дни и ночи. Снова принц сидел перед волшебными ящиками, тосковал по настоящей мужской работе, бесился от тоски и одиночества, едва сдерживаясь, чтобы не начать крушить все вокруг. И снова приходила золотоволосая девушка, которая не могла не приметить счастливые огоньки, зажигавшиеся в глазах принца при ее появлении. А принц, глядя на Тоэллу, с удивлением думал о том, что, несмотря на одиночество и окружающие его железные стены, он счастлив. Печаль щемила его сердце, потому что он понимал, что это горькое странное счастье не может быть долгим…
* * *Принц с изумлением стянул с головы волшебный шлем, соединенный гибкими жгутами с магическим кристаллом, и поднялся с кресла, не сводя глаз с Тоэллы.
На этот раз косы ее были расплетены, и волосы золотыми волнами струились и водопадом ниспадали с плеч. Вместо привычного трико на ней была белая с красным узором рубашка свободного покроя и короткая широкая красная юбка. Пояс и края этой юбки были украшены золотым орнаментом. В новом наряде Тоэлла показалась принцу еще прекраснее и желаннее, чем прежде, и он не смог сдержать возгласа восхищения:
