Евгений Гуляковский - Последний мираж
— Когда ты смотрел на песок в последний раз, ты понял нечто такое, чего не должны знать люди.
— Что ты имеешь в виду? Я много раз смотрел на песок.
— Тогда вспомни наш последний разговор. «Бесконечно малое переходит в бесконечно большое». Этот город всего лишь крохотная часть того, что скрыто внутри одной единственной песчинки. — Смерти нет, Алексей. Ее не нужно бояться.
Николай, или существо, в которое он теперь превратился, сделало по направлению к нему еще один шаг, и Алексей, невольно, попятился, стараясь сохранить между собой и мороком хоть какую-то дистанцию.
— Ты все еще боишься меня?
— Мне что-то не хочется знакомиться с мирами, о которых ты говорил, слишком близко. Меня вполне устраивает тот, в котором я живу. Я хотел бы в нем и остаться.
— Этого я обещать не могу. Ты сделал слишком много ошибок.
— Ошибок? Каких? Скважина не нашла металла на том месте, где ты закладывал шурф, но это не моя ошибка.
— Причем здесь металл?
— Тогда, что же?
— А что, по-твоему, может быть для человека дороже собственной жизни?
— Я не знаю, что ты хочешь услышать…
— Только то, что ты думаешь. Но не торопись. Ответ очень важен для тебя.
Алексей беспомощно оглянулся. Стена за его спиной срослась в сплошной монолит, от ворот не осталось никакого следа. Холод усилился, к тому же становилось темнее, словно здесь, в сердце пустыни, на солнце начали наползать тучи.
— Чужая жизнь?
— Чужая жизнь… Но лишь в том случае, если она соединена с твоей собственной жизнью, с твоей судьбой. Видишь, мне приходится подсказывать тебе решение.
— Ты хочешь сказать, любовь?..
Николай улыбнулся какой-то вымученной, болезненной улыбкой, словно сломал лежавшую на его губах восковую печать, и сразу же ветер пустыни прорвался сквозь призрачные стены города, смешал в своем вихре его заколебавшиеся здания, разрушил лабиринт улиц…
Окончательно Алексей пришел в себя, когда понял, что стоит посреди лагеря, сжимая в руках страховочный трос, протянутый между палатками… Он не знал, как здесь оказался, но зато понимал, что мираж останется теперь с ним на всю жизнь.
Буря стихала. Уже можно было рассмотреть сквозь песчаные облака стену коллекторской. Было и еще что-то… Обещание, так и не произнесенное вслух.
«Все пройдет, и огорчения, и все, что было, песок заметает даже следы…» Так она сказала в их последний вечер. Но она была не права. Есть следы, над которыми не властен песок.
Добравшись до коллекторской, он подождал с минуту, пока глаза привыкли к полумраку палатки, а затем, отыскав глазами водителя, спросил:
— Когда проходит московский поезд?
— В восемнадцать двадцать, по средам. Но в такую бурю он мог задержаться.
И это означало, что до ее отъезда все еще оставалось не меньше четырех часов.
— Заводи машину. Буря стихает. Мы выезжаем прямо сейчас.
