Виктор Косенков - Русский клан
— Гражданская война.
— Нет, старик, это еще не война. Это всего лишь гражданские беспорядки. Когда война будет, всем мало не покажется.
— Так ведь и так…
— Я про весь мир говорю. — Морозов подсунул к губам Вязникова железную кружку. — Давай.
Алексей взял нагревшуюся уже железку и маленькими, осторожными глотками стал пить. Чай был густой, крепкий, откровенно вредный для раненого организма, но невероятно вкусный.
— Я вот чего все хотел спросить, — потирая небритую щеку, начал Морозов. — Ты как будто знал что-то, там…
— В подвале? — Алексей сморщился. Глоток чая, слишком большой и горячий, прокатился по пищеводу обжигающей волной.
— Ага.
— Когда парнишка рассказывал о том, как они туда с приятелем влетели, он так говорил, будто их в подвал пригласили. Провели. Подробно описал коридоры и зал.
— Ну, он-то был не из их компании, — покачал головой Юра.
— Нет, что ты. Он был просто… просто глупый. Его девка в ловушку привела. И сослуживца его. Встретила, провела… Черт его знает, кто из них первым заподозрил неладное. Но то, что она в веревках, это он уже просто сам придумал. Не мог поверить в то, что его девушка, идеал, такая падла оказалась. Сам себе внушил. За что и поплатился. Врать себе бывает смертельно опасно. — Алексей снова хлопнул большой глоток горячего и на миг замер.
— А ты это сразу почуял?
— Почуял, может быть, — выдавил Вязников, когда прошли спазмы, — но вот сказать не смог. Знаешь, как собака: понял, но сказать не смог.
Сформулировать не получилось. Устал, наверное. Гадкая история, конечно. Жуткая.
— Это точно.
Юра повозил ложку в тарелке с кашей. С отвращением оттолкнул. Хлопнул ладонями по коленям, встал.
— Ладно. Пойду я еще чего-нибудь выведаю. Мы с тобой сейчас в резерве вроде. Надо пользоваться моментом.
— Погоди. — Алексей поставил опустевшую кружку на столик рядом с тарелкой каши. — А со мной чего?
— В смысле?
— Ну… — Леша окинул взглядом бинты.
— А, ерунда, ничего особенного. Пулю достали. Поваляешься пару деньков, и баста, — махнул рукой Морозов и выскочил за дверь.
Небольшая комнатка, где лежал Вязников, отделялась от коридора тонюсенькой стенкой и такой же, еле живой дверью. Было хорошо слышно, как стучат за стеной солдатские ботинки, кто-то отчитывает кого-то хриплым, прокуренным голосом.
«Спрашивается, с чего мне это все? — спросил сам себя Алексей, с трудом подавив желание начать рассуждать вслух. — Ельцин, Горби, лоялисты, путчисты эти… Что, мне больше заняться нечем, как другим, похожим на меня олухам горло резать? Жуткое время какое. Получается, что и по-другому нельзя. Сначала гайки раскрутить, потом мерзость всякую развести, уродов плодить. Гласность, демократия, перестройка. Все республики, как крысы, в разные стороны кинулись. Так же тоже нельзя. И не в коммунистах дело. Не в партии. И не в демократии. Что одно, что другое… Порядка хочется. Сколько можно издеваться?»
Ему вспомнились мерзкие хари, сидящие вокруг чадного больного огня.
«Сидят вот, рыла, и жрут друг друга. И всяких солдатиков несознательных, вроде меня с Юркой. Суки. — Он сдвинул одеяло в сторону и обнаружил, что белья нет. Поискав глазами, Алексей увидел свою одежду, аккуратно сложенную на стуле. — Подавитесь, гады. Такими, как я, подавитесь! Такими, как Юрка. Дети нужны. Чтобы было из кого людей делать, а то вокруг одни людоеды».
Ему неожиданно сделалось невыносимо душно в этой стерильной палате, захотелось воздуха. Чистого, настоящего. Куда-нибудь на природу, в лес!
Вязников с трудом встал, чувствуя, как в ногу впиваются крупные холодные иглы. Палата судорожно покачнулась, Алексей ухватился за столик, стоящий около койки, одной рукой неудачно вляпался в кашу, опрокинув ее на пол, но устоял.
— Подавитесь! — процедил он сквозь зубы.
«Теперь мы должны решать, что делать и как делать, — пронеслось в голове. — Не генералы, не президенты, не демократы. Только мы. Я и Юрка».
Алексей сделал несколько шагов в сторону стула. Перед глазами поплыло.
— Не пройдет, — застонал Вязников. Но пол неумолимо уходил из-под ног. Алексей попытался ухватиться за спинку кровати, та выскользнула у него из рук, словно просочившись сквозь пальцы.
«Время уходит, — подумал Алексей и сам же удивился этой мысли. — Дети нужны».
Наконец он сделал еще один шаг и понял, что не удержится.
Перед глазами мелькнуло что-то белое, кажется ткань, Вязников уцепился за нее всеми силами. Раздался хруст, кто-то вскрикнул, и Алексей с грохотом обрушился на пол, но сознания сразу не потерял. Над ним стояла девушка, судорожно пытающаяся прикрыться остатками халата, оборванного Алексеем. Стройные ножки, небольшая грудь и узкие бедра. Вязников обнаружил, что держит в руках табличку с ее именем, булавка расстегнулась и больно впилась в ладонь.
— Извините, — прошептал Алексей, разглядывая окровавленный кусок пластика. — Елена… И знаете…
Медсестра отошла от шока, засуетилась, пытаясь одновременно прикрыться полотенцем и помочь больному. Вязников ухватил ее за руку и, чувствуя, что сознание ускользает, выдохнул в образовавшуюся паузу:
— Лена… Выходите за меня замуж… — После этого мир снова потемнел.
— Джентльмен, — покачала головой медсестра, стоя над телом. — Сначала халат изорвал, а потом жениться.
Лагерь поспешно сворачивался. Юра носился от одного к другому, хватал за рукава, не глядя на погоны, пытался что-то узнать. От него отмахивались, пожимали плечами. Армия получила приказ. В конечном итоге Морозов вместе с такими же, как и он сам, хмурыми и прокопченными мужиками ввалился в генеральскую палатку. Охрана попыталась воспрепятствовать, но была скручена и положена отдохнуть неподалеку.
— Какого хрена? — рыкнул генерал, не разгибаясь. Он навис над картой Москвы, уткнув в нее острие карандаша.
— Ополчение, товарищ генерал, — подсказал кто-то из окружения.
— И что? Это повод, чтобы без доклада?
— В некотором смысле гражданские, — чуть тише пояснил тот же голос. Морозов разглядел говорившего. Довольно молодой, гладко выбрит, глаза цепкие, явно на короткой ноге с начальством.
— А, — генерал выпрямился, понимающе хмыкнул, — очень хорошо. Кто у вас тут главный?
— Майор Панов, — снова подсказал кто-то.
— А где он сейчас?
На ухо генералу что-то шепнули. Тот дернул щекой, буркнул неразборчиво — то ли выругался, то ли сожаление высказал.
— Понятно. Что, ребята, без дела маемся?
Морозов вдруг понял, что генерал обращается к нему. Усталость, накопившаяся за время метаний по лагерю, сменившаяся апатией и загнавшая ополченцев к самому большому начальнику, неожиданно сменилась робостью. Юра покосился на коллег по оружию и понял, что все они смотрят на него. Ждут, что же он скажет, а дальше хоть в огонь, хоть в воду. Но слово должен сказать он. Сказать и взять на себя ответственность. За жизни, за судьбы.
В груди сжалось. Чтобы пробить этот душный комок, Морозов вдохнул полной грудью, только портупейные ремешки, скрещенные за спиной, хрустнули.
Он будто бы стал выше. Удивительно, но это его движение повторила вся группа. Теперь это были не гражданские лица, второй сорт, ополчение. Это были люди, способные заходить в палатку генерала без доклада. Мужики, взявшие в руки оружие, стоящие на своем, основа основ. То, на чем держится или должно держаться любое настоящее государство.
Это почувствовали все. Генеральское окружение заволновалось, кто-то повел рукой к кобуре, кто-то сделал четверть шага назад, какой-то совсем еще молодой, с перевязанной рукой, двинулся, было, вперед, заслоняя собой генерала.
— Есть немного, — неожиданно хриплым голосом произнес Морозов и прочистил горло.
Этот кашель странным образом разрядил обстановку. Генерал усмехнулся, чины поменьше заерзали.
— Вижу, — прогудел главный. — Ну а скажите мне, пойдете на дело? Если скажу, что так надо?!
— Пойдем, — легко согласился Юра. — Но только все карты на стол. А то носимся тут, как… в проруби. Мы сюда не затем пришли, чтобы нас все из угла в угол шпыняли.
— Будут вам и карты, и дело. А то, действительно, мельтешите не к месту. — Генерал засмеялся, но Морозов видел, как его глаза холодными иголками уцепились за напрягшиеся фигуры ополченцев. — Майор Панов, к сожалению, погиб. Завалило вашего командира.
Юра внутренне вздрогнул. Майор был стоящий, настоящий, на нем много всего держалось.
— Так что, — продолжал генерал, — пойдет с вами майор Верещагин. Семен Дмитриевич.
Главный кивнул на того самого, бритого, с цепкими глазами. Майор дернулся, но промолчал. Только сухо кивнул.
— Он вам объяснит суть задания и ваших дальнейших действий. Насколько это вам необходимо. — Генерал окинул взглядом группу, повертел в толстых пальцах карандаш и спросил, немного понизив голос: — Под землю пойдете, братцы?
