Дроздов Федорович - Самец причесанный
— Не знала, что ты поешь! — сказала трибун, присаживаясь. — В Роме ты мог получать за это деньги.
— Это согласуется с достоинством сенатора? — спросил я.
— Не знаю! — пожала плечами трибун. — Вернемся в Рому, спросим у Флавии. Она у нас цензор. Возможно, запретит. Так что пой, пока мы здесь!
Я захохотал, она поддержала. Виталия и «кошки» присоединились.
— О чем эта песня? — спросила Валерия, отсмеявшись. — Вроде латынь, но не совсем понятно.
— Это итальянский язык, возникший на основе латинского в моем мире. Песня о любимой, которая стала для мужчины солнцем.
— Муж зовет меня «sole»! — похвасталась Виталия. — Это красивее, чем просто «sol»[24].
— Он прав! — согласилась трибун. — За такой, как ты, стоило идти в Балгас.
«Кошки» у костра довольно заулыбались.
— Здесь, — Валерия повела рукой, — собралась вся когорта. Даже я не удержалась. Спой еще, сенатор!
И я спел. «Аве, Мария!», «Санта Лючия» и другие хиты — все, что вспомнил. Это мало походило на концерт «звезды», прибывшей в провинцию с очередным чесом. Не было ужимок, возгласов: «Ручки! Где ваши ручки?!», воплей поклонниц и криков «Браво!». Солдат пел для своих товарищей, и они ему хлопали — просто и от души. Когда репертуар иссяк, я поклонился публике, поднял с земли Виту, и мы направились к себе.
У палатки нас встретила Сани. Лионы не было, и я догадался, что она перебралась в другую палатку. Вот и славно. Взяв у Виты Гая, кварта укоризненно заметила, что ребенок мокрый, и ловко сменила пеленку. Разбуженный сын захныкал.
— Покорми его, госпожа! — велела Сани. — Он проголодался.
Вита безропотно подчинилась. Я сидел рядом и смотрел, как любимая кормит сына. Ужин не затянулся. Гай выплюнул сосок и затих. Сани взяла ребенка и шмыгнула в палатку.
— Боится, что заберу, — сказала Вита. — Она ревнует Гая даже ко мне.
— Странно, — сказал я. — Ей нравятся хвостики, а у Гая его нет.
Вита прыснула и устроила голову на моем плече.
— Я так счастлива! — сказала тихо. — Мы уцелели. У меня есть ты, Гай и Сани.
Я чмокнул ее в макушку. Она обняла меня, и мы поцеловались: раз, другой… От нее вкусно пахло молоком.
— Мне еще нельзя, — шепнула Вита, отстраняясь, — но ты, если хочешь, можешь взять Сани.
— Нет уж! — ответил я. — С вами только начни! Мигом потащите к нотариусу!
Она засмеялась, и мы полезли в палатку. Сани шевельнулась, ожидая, что мы заберем Гая, но мы повалились на свои войлоки, и она успокоилась. Мы обнялись, как некогда на пути в Рому, и уснули.
Глава 14
Валерия, трибун претория. Встревоженная
Амага прискакала на подходе к Малакке и стала выкликать Игрра. Он подъехал, переговорил с сармой и направился ко мне.
— Плохая новость, трибун! — сказал, приблизившись. — Малакка в осаде. Там тысячи сарм.
— Ты уверен? — нахмурилась я. — Амага ничего не путает? Вдруг это гуртовщики пригнали овец, а она не разглядела?
— Спроси сама! — предложил Игрр.
— Привал! — скомандовала я. — Центурионы — ко мне!
Дежурные принесли и расстелили на сухой траве палатку. Подали воды и вина. Мы расселись, Игрр привел Амагу. Сарма проигнорировала палатку и устроилась прямо на земле, поджав под себя ноги.
— Пусть говорит! — велела я Игрру. Сарма подчиняется только его приказам. Он сделал ей знак.
— Сарм у города тридцать раз по сто, — сказала Амага, — может, больше. Они то отъезжают, то приезжают.
— Как ты считала? — спросила я.
— Подъехала… — Амага пожала плечами. — Я же сарма, меня не тронут. Спросила, нужны ли им воины, у меня пятьдесят всадниц. Нам велели убираться: своих достаточно. Перед тем как уйти, я проехала по стойбищу и рассмотрела. Там три орды: Красная, Синяя и Белая. У палаток их значки. Они говорят, что пришли мстить за смерть вождей. Их убил муштарим, которого прислали рома. Он! — Сарма указала на Игрра.
— У них есть лестницы?
— В Степи их негде взять, — покачала головой Амага. — Сармы ими не пользуются. Везти далеко, нужны повозки. Сармы бросают веревки с крюками и лезут по ним на стены. Но здесь так не будет. У них есть горючее масло. Я слышала: они собрались облить им ворота и сжечь.
Я выругалась. Если не поспеет помощь, Малакке конец. Ее гарнизон составляет всего центурию, плюс полсотни вигилов. Защитить стены они худо-бедно смогут, но отбросить врага от ворот… Город не готовился к войне, ее не ждали. По негласному соглашению сармы Малакку не трогали. Здесь они сбывали свои товары и закупали наши. Помыслить было нельзя, что Малакку осадят. Прежняя Мада этого не позволила бы. Но в Степи сейчас нет власти…
— Что будем делать? — спросила я центурионов.
— Надо помочь! — сказала Ирида. — Кроме нас некому!
Центурионы закивали. Я и сама знала, что надо. Если узнают, что мы, зная об осаде, прошли мимо, мне не поздоровится. Но это с одной стороны. А с другой…
— Нас всего пятьсот, — сказала я. — Сарм — три тысячи. Справимся?
Центурионы, не сговариваясь, глянули на вексиллум, добытый Игрром. Вместе с орлом и сигнумами он красовался неподалеку. На стоянках знаки находятся там, где трибун. Я знала, о чем они думают. Судьба манипулы, опрометчиво выведенной в Степь, никого не вдохновляла. Нас также могут окружить и перестрелять. Кому-то, возможно, удастся пробиться в город одной центурии или двум. Но большинство погибнет. Дочки сенаторов, знатных граждан Ромы… С меня за это шкуру спустят, если, конечно, будет с кого. Есть и другое обстоятельство. С нами первый ребенок-мужчина в Паксе. Если его убьют или захватят в плен, наши имена предадут забвению, а дни, в которые мы родились, объявят несчастливыми[25]. Друзья и родственники постараются о нас забыть.
— Сделаем так! — сказала я. — Одна центурия возьмет сенатора и его семью и пойдет в Рому. Счастливчиков выберет жребий. С остальными я попытаюсь прорваться в Малакку. Надеюсь, хотя бы половина дойдет.
Центурионы вздохнули и кивнули. Другого выхода нет.
— Погоди, трибун! — встрял Игрр. Я недовольно повернулась: ему чего? Пусть радуется, что будет жить!
— Есть другое предложение! — сказал он. — Устроить психическую атаку.
— Объясни! — не поняла я.
— Смотри! — Игрр обмакнул палец в чашу с вином и стал рисовать на коже палатки. — Малакка стоит у реки. Дорога из Ромы идет по берегу. Вот здесь, — он ткнул пальцем, — неподалеку от города она проходит между рекой и высоким холмом. Пока не минуем его, нас не видно. От Малакки до холма примерно три стадия[26]. Именно здесь сармы ждут опасность, и отсюда она придет. — Игрр усмехнулся. — Скажи, трибун, как ты хотела пробиться в город?
