Александр Митич - Игра в поддавки
Представляю, как худо было тебе. Хвост, в последние минуты жизни твоего разума, и не держу на тебя зла. Ступай куда хочешь. Может, когда-нибудь я расскажу о тебе в «Харчах», и мы выпьем за помин твоей души. А что, я выпью.
– Гляпа… – громко шепчет Вычет.
Глазастый! А вот мне совсем не хочется видеть еще одного зомби, сфабрикованного сукой Зоной из славного в общем-то парня. Но не отворачиваться же.
Он идет в том же направлении, что и Хвост, отстав от него метров на сто, и так же сомнамбулически. Несчастный парень. Ведь говорил же я ему: брось Хвоста, брось! Или, когда я это говорил, было уже поздно? Не может быть. Нашли же мы мертвую зону, гак, может, и он нашел бы. Ну зачем, зачем он опять потащился за Хвостом?
Какая же подлая штука эта Зона! Что для нее люди? Муравьи. Они копошатся, суетливые и деловитые, а она их давит. С ее точки зрения – если у нее есть точка зрения, – муравьи сами виноваты: зачем бегали там, где не надо бегать? Сидели бы в теплом своем муравейнике!
Я покидаю укрытие. Гляпа не реагирует. Он проходит в шаге от меня, видит меня и даже дважды хлопает глазами, но не может вспомнить и идет мимо. Ладно, иди. Что я теперь могу сделать? Но «шнек» я у тебя возьму назад, ты уж извини. Он тебе больше не нужен. Где «шнек», парень? Думаю, что еще при тебе, потому что ты был жив, когда попал под пси-удар. Если бы «шнек» отнял Хвост, то вряд ли оставил бы тебя в живых. Хвост просто не успел это сделать.
Гляпа не возражает, когда я обчищаю его на ходу, опустошая поясной контейнер и рюкзак, забирая автомат, а у меня в голове без конца вертится фраза: «Двум смертям не бывать… Двум смертям не бывать…»
А их и нет, двух смертей. Вместо них то, что еще хуже.
Глава 14.
Последний рубеж
Через полчаса слепого тыканья мы находим безопасный коридор на пустыре – и вот она. Чернобыльская атомная. Она огромна. Далеко справа высится над кучей более мелких построек циклопический Саркофаг над Четвертым энергоблоком, впритирку к нему притулился Третий, а Первый и Второй отделены от них порядочным расстоянием. И все четыре пристыкованы к длинному-предлинному зданию машинного зала. Из-за неимоверной длины оно выглядит приземистым, хотя и высота его порядочна: спыгнешь с крыши – убьешься наверняка. Об этом здании я хотя бы знаю, что в нем машинный зал, а не что-то иное; что до прочих построек станции – темный лес. Я даже не предполагал, что их так много. Буйство архитектуры и машинерии. Вон, скажем, впереди справа от нас торчат штук шесть матерых цилиндрических фиговин, похожих на нефтяные резервуары, – что это было и для чего? Не для нефти же. Может, теплообменники какие-нибудь? Не знаю. А остальные сооружения? Очень их тут много – и бетонные параллелепипеды, и крытые ходы-переходы, и высокая ржавая труба, окруженная ферменной конструкцией, торчит между Третьим и Четвертым энергоблоками, на дымовую смахивает, а высоченная железобетонная труба обломана наполовину, изогнутая арматура торчит во все стороны, и просто пучки толстых и тонких труб проложены повсюду, причем некоторые трубы порваны, и всякая электротехническая мутотень с могучими батареями изоляторов, с ржавыми стальными мачтами, стоящими и поваленными. И упавший набок подъемный кран лежит себе, потихоньку ржавея, зато рельсы, с которых он свалился, блестят, как будто по ним пять минут назад что-то ездило…
Мертво, жутко. С некоторых труб и крыш свисают какие-то нити, да еще и шевелятся не в лад, и видно, что не ветер их шевелит. Непонятные бурые кляксы на бетонных стенах. Может, лишайники? Или неизвестные формы жизни? А может, нечто такое, о чем никто из людей, включая ученых, не имеет никакого понятия? Впрочем, мне все равно, что это такое, главное то, что я ни за что на свете не притронусь ни к нитям, ни к кляксам и постараюсь держаться от них как можно дальше.
Главное, непонятно, где эпицентр Второго взрыва. Саркофаг – он хоть и потрескался, но, в общем, остался цел и, по идее, до сих пор защищает территорию от радиоактивных выбросов. Может, и не стопроцентно защищает, но без него было бы во сто раз хуже. Мелких разрушений на территории много, а крупных что-то не видно. А ведь, по идее, хоть какое-то здание должно быть всерьез разворочено – ведь Ударила же откуда-то аномальная энергия и теперь еще бьет иногда, хотя теперешние выбросы не чета тому, первому, всему миру известному как Второй взрыв. Но целы с виду три реактора, экранирован потрескавшимся бетоном четвертый, и не просматривается на территории ничего похожего на жерло действующего вулкана. Такое впечатление, что при выбросах энергия сочится отовсюду понемногу, щадя постройки, и собирается в ударный кулак в небе над станцией. Непонятно опять же, где источники энергии и что это вообще за энергия.
И не пойму я этого никогда. Что делать мне там, где лучшие физики планеты зубы себе пообломали? Мычать и задавать дурацкие вопросы?
Я потерян, как ребенок, впервые оказавшийся в лесу. Куда идти, как идти, где искать? Неизвестно. Пропасть здесь – раз плюнуть. Холодок по спине бежит, стоит лишь подумать о том, что почти никто из дошедших сюда сталкеров обратно не возвращался. Нет у нас, разумеется, и карт с обозначенными местами сугубой опасности – то есть в любом баре Предзонника жучки предложат целый ворох таких карт и будут клясться в их сверхнадежности, да что толку-то? Во-первых, жучкам веры нет, во-вторых, наверняка здесь все меняется со временем, как и повсюду в Зоне, а в-третьих, если бы надежная карта действительно существовала, она стоила бы чудовищных бабок. Но разве не мог я заранее найти хотя бы простой план чернобыльских построек с указанием, что где?
Почему я не сделал этого еще до нашего кавалерийского наскока на Зону? Не иначе нашло временное умопомешательство. И Вычет тоже хорош – - мог бы подсказать. Мысль ведь простейшая и насущно необходимая. Ну вот в каком направлении нам сейчас двигаться?
Лежим за искореженной стальной конструкцией непонятного назначения, присматриваемся, ждем неизвестно чего. Может, нового лучевого удара. Ну и набираем в организм рентген, само собой. Дозиметр показывает здесь серьезные цифры, хоть в ОЗК полезай и противогаз натягивай. Сойдут, впрочем, обычный сталкерский костюм почти любой модели и примитивный респиратор, да только не в радиации главная опасность, не зря сталкеры на нее поплевывают. Лучевая болезнь когда еще проявит себя, зато смерть быстрая и жуткая здесь повсюду, притаилась и ждет.
На территории ЧАЭС мертвее, чем в мертвом лесу. Дождь кончился, сейчас бы пичужке какой защебетать, да только нет на свете таких дурных пичужек, что залетят сюда. Зуб даю, так близко к эпицентру выбросов не подбирается даже мутировавшее зверье. В лесах вокруг станции – это пожалуйста, но на территорию они не полезут, не дурные. Здесь только мы и «монолитовцы» – этих уже ничем не проймешь. Рассказывают, будто бы в давние времена «Монолит» был обыкновенным сталкерским кланом, и только потом у тех сталкеров начала понемногу съезжать крыша на почве служения Монолиту, -и мало кто из настоящих сталкеров в это верит. Обыкновенные байки вроде тех, что «а вот в наше время и водка была крепче, и бабы доступнее». Я-то знаю, что пси-излучатели появились в Зоне сразу после Второго взрыва. Слабее, что ли, они работали поначалу, жалея поклоняющихся Зоне людишек? Бред.
Аномалий впереди что-то не видно, и уж это мне совсем не нравится. Хотя, если разобраться, так и должно быть – ведь появляющиеся там и сям после каждого выброса «воронки», «жарки», «мясорубки» и прочие гостинцы Зоны со временем порушили бы здесь все конструкции, оставили бы исковерканные руины и взломанный асфальт. Значит, нет или почти нет на территории станции традиционных аномалий. Так, а что тогда есть? Неужели только пси-излучатели и заслон из «монолитовцев»?
Не верю, а как проверишь? Страшно проверять.
Гляжу на детектор – он, по счастью, еще не разрядился, не то что ПДА. Нет, не показывает детектор никаких аномалий.
Рискнуть, что ли?
Придется. Не сидеть же здесь до темноты.
Откуда-то из-за станции внезапно доносится приглушенная автоматная стрельба. Пожалуй, не далее километра отсюда, если только воздух нормально проводит звуки. Сначала один автомат, потом другой, а вот сейчас бьют не меньше пяти-шести. Бойкая перестрелка, можно сказать, настоящий бой. Кто там еще прорывается к ЧАЭС? «Свободовцы»? Все может быть…
Вычет вдруг начинает мелко дрожать, и я не сразу понимаю, что он смеется. Но он именно это и делает, показывая мелкие белые зубы.
– Ты что?
– Сколько, говоришь, гранат вы истратили во время так называемого боя с «монолитовцами»?
– Я тебе ничего не говорил…
– Говорил, не говорил… Три штуки?
– Ну, гри, – сознаюсь я. – Одновременно. А в чем дело?
– Слушай.
Очень скоро треск очередей покрывается тремя гулкими разрывами, практически сливающимися в один. Ох, что-то мне это напоминает…
