Максим Парамохин - Две грани нейробука (СИ)
Но это невозможно. Губернатор Стилер — умнейший человек, он никогда не ошибается.
Винсент помотал головой. В памяти всплыли последние дни, бесконечная череда арестованных и избитых людей. Разве так правильно?
Внутренний голос шептал, что нет. Но губернатор одобрил, а он всегда прав.
Он чудесный, замечательный человек. Стоило Винсенту лишь подумать о Стилере, и его словно обдала волна приятного тепла. Запустил на нейробуке последнее выступление губернатора, ощущая нарастающий восторг. Каждая фраза, каждое слово звучало невероятно убедительно, в них ощущалась мудрость и глубокий, пусть и не всегда улавливаемый смысл.
Наверное, в этом все дело. Винсент далеко не так умен, как Стилер, а потому не до конца понимает гениальных планов и задумок губернатора. Который безусловно прав. А раз он прав — значит, Джантор неправ.
Фиомсянин определенно лжет. Он чужой хаймен, то есть враг. И его надо поймать.
* * *От старого четырехэтажного дома веяло нищетой. Грязный, с облупившейся краской, окна кое-где закрыты фанерой. Сидевший у входа парнишка на вопрос об Оденлине отвернулся, потирая пальцы.
Джантор вытащил 50 долларов. Парень с готовностью вскочил, провел в небольшую комнату, указал на кровать:
— Вот Оденлин, — и протянул руку за деньгами.
Джантор осмотрел жилище, выглядевшее крайне запущено. На полу сантиметровый слой пыли, покосившийся стол с немытой тарелкой, по углам разбегались бесчисленные тараканы.
Человек, лежащий с закрытыми глазами на кровати, на представителя развитого общества походил менее всего. Скорее местный, причем опустившийся на самое дно. Старый, долговязый, очень худой, с длинными спутанными волосами. В грязной одежде, и разило от него так, будто не мылся месяца три. Краем глаза Джантор заметил, как Айрин скорчила гримасу.
И со всем этим убожеством контрастировала улыбка Оденлина. Довольная улыбка бесконечно счастливого человека.
— Оденлин. Оденлин!
— Бесполезно, — заявил парень. — Надо кричать в самое ухо, либо водой облить. Может и очнется. Принести чайник?
— Подожди секунду, — остановил его Джантор, и послал сигнал общей тревоги. В ФИОМСе он применялся для оповещения о чрезвычайных ситуациях, приостанавливал действие всех программ и гарантированно достигал сознания.
Оденлин вздрогнул, очнулся. Джантор отдал парню 50 долларов. Хоть в это и трудно поверить, но перед ними действительно фиомсянин.
— Что вам надо? Пришли меня забрать? — старик отодвинулся в угол кровати.
— Нет, просто поговорить. Я Джантор. Это Айрин, она из местных.
— О чем ты хочешь говорить?
— О тебе. Как ты попал сюда? И что произошло потом?
Подобно Джантору, Оденлин попал сюда случайно. Он летел на самолете из Сиэтла в Хьюстон, во время перелета решил поспать. Но когда проснулся, оказалось, что автопилот сбился с курса. И радиостанция самолета вышла из строя, а мощности вживленной антенны не хватало. Когда закончилась энергия в аккумуляторах, пришлось садиться. В пятистах с лишним километрах к северо-востоку от Оклахома-Сити.
Оденлин двинулся к ФИОМСу, но по дороге заинтересовался местной жизнью. Стал изучать. А потом внезапно обнаружил, что может запускать нейрокайф сколь угодно долго.
— Сколько угодно?! — удивился Джантор.
— Да. Ты никогда не задумывался, почему лишь час? Не два, не три, не час-пятнадцать, а ровно один час?
Джантор задумывался, но мысли о нейрокайфе всегда навевали скуку. Что само по себе странно. Мысли о приятных вещах должны быть приятны, поскольку в мозгу образуются соответствующие ассоциативные связи.
— Человек с вживленным компьютером способен наслаждаться нейрокайфом бесконечно долго, принципиальных ограничений нет. Они встроены в операционную систему.
В памяти всплыли тайные программы. Джантор почти забыл о них, увлеченный новым, удивительным и странным миром.
— И как ты взломал операционку?
— Никак. Я просто обнаружил, что могу запускать нейрокайф когда угодно и сколько угодно. Сначала наслаждался по два часа, потом три, четыре. Ну и, в общем, — Оденлин обвел глазами свое жилище, — сейчас я отвлекаюсь лишь по физиологическим причинам.
— А как же все остальное?
— Ничто другое не способно дать удовольствия, сравнимого с нейрокайфом. Ты сам знаешь.
Джантор знал. Но сколь бы восхитительным ни было даруемое нейробуком наслаждение, сводить жизнь только к нему нельзя. Внешний вид и жилище Оденлина это наглядно доказывали.
— А в твоем нейробуке, значит, ограничения остались, — старик не спрашивал, скорее констатировал. — Наверное, так правильнее. Я тут, еще до того, как скатился в это, — он развел руками, — всерьез занялся историей. Оно ведь не случайно. И ограничения, и самоизоляция ФИОМСа, и местное устройство. Если интересно, могу скинуть файлы.
Информации оказалось слишком много, чтобы прочитать сразу, Джантор записал все в память нейробука.
— Послушай, Оденлин, так жить нельзя. Это неправильно. Здесь все устроено криво и неправильно. Мы должны это изменить. А потом вернуться в ФИОМС.
— Зачем? Там лишь час нейрокайфа, здесь хоть 24. Почитай историю, потом решишь, как поступить. А теперь уходите. Каждая минута разговора — это украденная минута наслаждения, — Оденлин откинулся на кровати и закрыл глаза. Спустя пару секунд на губах его появилась блаженная улыбка.
Джантор посмотрел на растерянную Айрин, затем направился к двери.
— Ну и запах, — поморщилась девушка, едва они покинули дом. — Он выглядит как последний наркоман. Неужели нейрокайф настолько силен?
— Сильнее, чем ты можешь представить. Ладно, давай не будем об этом, — добавил он, видя, как Айрин помрачнела.
— Что думаешь?
— Очень странная история. Он говорит, вышли из строя и автопилот, и радиостанция. Но для каждого по отдельности вероятность отказа один на 10 миллиардов. Оба сразу? — Джантор помотал головой. — Вероятность настолько мизерна, что ее можно не принимать в расчет.
Еще одна загадка. Но не приоритетная, сперва надо изучить полученные файлы. По словам Оденлина, там найдутся кое-какие ответы.
Почти вся история человечества крутилась вокруг денег и насилия. Веками люди развязывали войны, чтобы захватить земли, золото, рабов. Приостановить гонку вооружений заставила лишь угроза тотального ядерного истребления.
В 21-й век США вступили самой могущественной, самой влиятельной и богатой страной на планете. С наиболее продвинутой наукой, и первые вживленные компьютеры появились именно в Америке.
Еще очень слабые и примитивные, они уже обеспечивали наиболее ценимую пользователями функцию — удовольствие. Ярче секса, притягательнее наркотиков, сильнее любого другого доступного ощущения, ибо нейробук отправлял импульсы наслаждения напрямую в мозг. Нулевой риск, никаких последствий для здоровья, наконец — бесконечно долго.
Очень быстро многие владельцы вживленных компьютеров пристрастились к удовольствию настолько, что предпочитали его всему остальному. Забывали прежние хобби, работу, семью и друзей. Наконец, собственные биологические потребности.
После серии смертей в результате голода и обезвоживания власти обязали разработчиков операционной системы нейробука встраивать ограничения на длительность нейрокайфа. Почти сразу в суды были поданы иски, требующие признать закон противоречащим Конституции. Истцы утверждали, что вживленный компьютер является неотъемлемой частью человека, используемой как для бизнеса, так и частной жизни. А потому всякое вторжение, ограничение или контроль его извне является нарушением базовых прав личности.
С обеих сторон выступали первоклассные юристы, тяжба затянулась на годы. Но будущее вживленных компьютеров решалось не в судах.
Ограничения на использование нейрокайфа породили нейкеров — хакеров, создававших утилиты для обхода запретов. Сначала для себя, потом начали распространять среди других владельцев нейробуков.
Вскоре появились программы еще более опасные. Совмещая импульсы удовольствия с образом конкретного человека, вживленный компьютер порождал у своего владельца невероятно сильную, фанатичную любовь и преданность. Тайно используя такие программы, нейкеры окружали себя толпой обожающих, готовых выполнить любой приказ людей, обладая абсолютной властью.
В ответ полиция создала подразделения нейрокопов, боровшихся против нелегального использования вживленных компьютеров. По аналогии с наркоманами попавших в нейкерские сети стали именовать кайфоманами. Но нейробук давал гораздо больше, чем просто удовольствие. Это наглядно показала «мясорубка в Брайнет-Хилс».
Чарли Хокс работал на Министерство обороны, военные использовали уникальные способности нейробука для подготовки более совершенных солдат. А еще Чарли был нейкером.
