Василий Баранов - Флибустьерское синее море
— Вы предлагаете мне бежать?
— Отчего, капитан. Просто вы отправились по своим делам. Мало ли у вас забот. Может вам здесь климат не подошел. — Продолжал губернатор. — А я, скажем, не смог вам помешать.
— Спасибо, господин губернатор. Спасибо за предупреждение. Я вижу, вы, действительно, благородный человек. Позвольте откланяться. Сегодня же вечером меня не будет на острове.
— Удачи, капитан. Счастливого плаванья. — Улыбался губернатор.
Капитан вернулся домой и рассказал все своим домочадцам.
— Нам придется вечером уйти в море, — подытожил Свен. Посмотрим, куда мы пойдем. Кто не хочет, я разрешу остаться на берегу. Тебе Леон придется за старшего остаться. Хуан и Жаннетта тебе помогут. — Капитан улыбнулся.
Леон спросил:
— Свен, вы уходите навсегда?
— Не знаю, Леон. Быть может. Может, это последний мой бой. Но я приму его с честью. Надеюсь, дружище, ты хоть иногда будешь вспоминать Свена. Своего капитана.
Леон и капитан обнялись. Жаннетта плакала, шепча, капитан. Хуан стоял растерянный, не зная, что сказать.
— Вы не расстраивайтесь, — сказал Данька. — Надейтесь, и мы вернемся. Ждите нас. Мы вернемся на восходе солнца.
Свен повернулся к Брайану и сказал.
— Брайан, ты останешься здесь. В этом доме.
— Я, капитан?
— Да, Брайан. Это приказ. Кто-то должен защищать этот дом. Я приказываю тебе.
Джереми Брайан О Тул, корабельный плотник, матрос и просто весельчак, посмотрел на своего капитана и сказал:
— Нет. Я не останусь.
— Брайан, это приказ. Приказ капитана. Ты отказываешься выполнить приказ? Это бунт?
— Я не стану выполнять этот приказ. Капитан вы можете распоряжаться моей жизнью, но вы не вправе распоряжаться моей честью. У пирата тоже есть честь, капитан. — Брайан развернулся и вышел.
— Ну, вот, — сказал капитан, — никто уже меня не слушается. Сын и тот… Ведь не останешься?
— Папа, ты чего? Что б я тебя оставил? Что б я оставил наш корабль. Не смеши.
— Хорошо. Собирайся.
Рэм остановился возле дома Леона. Дом смотрел на него хмурясь, прищурив глазницы окон.
— Да, — говорил Рэм, — ты скоро осиротеешь, дом. Испанцы не будут шутить. Я могу вступит в права наследства. Буду жить в твоих комнатах. Болью воспоминаний будут скрипеть твои половицы, радуя меня. Капитана тяжело ранят. Схватят беспомощного и повесят. Дэн не раздумывая бросится его спасать. А там — ловушка. Он будет после своими шутками и проказами на дыбе забавлять палачей. У меня даже слезы наворачиваются. Ты думаешь, у меня нет сердца? Ошибаешься. Мне нравится этот юный шут, я его люблю. Но кости я уже бросил. Скажу тебе, старый дом, по совсти, если Роману удастся бросить кости лучше меня, я не стану унывать. Это — игра. Порой проигрыш стоит того.
Первым делом, в своей комнате Данька сосредоточился, почувствовал звон струны перемещения. И он снова в своей комнате на Тракторной улице. Он вышел, заглянул в комнату матери. Та укачивала Лешку. Сидит, улыбается, смотрит на своего младшего сынишку.
— Как он, мама? — Спросил Данька.
— Спит. Он хороший. Спокойный мальчишка.
— А когда я был таким маленьким, я так же, как он…
Мария улыбнулась.
— Нет, ты был другим. Не таким спокойным. Может, мне так кажется сейчас. Ты уже в пеленках был пиратом. Беспокойным, требовательным пиратом.
— Здорово. Хорошо, что он такой смирный. Надо… — он махнул рукой, так ничего и не сказав. Он просто смотрел на мать и своего новорожденного брата, что бы сохранить это в памяти. Что бы помнить до своей последней минуты. Мать заметила этот странный взгляд. Спросила:
— Даня, что-то случилось?
— Нет, мама. Ничего не случилось. Я так забежал. Мы снова в море идем.
— Надолго?
— Не знаю. Прогуляемся по волнам, по морям. — Данька сейчас выглядел беспечным. — Сейчас сбегаю к Грише. Только соберусь.
Он ушел в свою комнату. Походил из угла в угол. Посмотрел, все ли в порядке на столе, как заправлена постель. Сел за стол, достал лист бумаги. Написал письмо матери. Потом написал письмо Грише.
Гриша, прости, если можешь. Возможно, из этого похода я не вернусь. Что делать. Значит, так тому и быть. Знай, ты был моим другом. Моим хорошим другом. Не надо грустить по мне. Не надо справлять тризну. Считай, что я уехал и когда-нибудь вернусь. А потом это забудется. Будь счастлив. И как говорили встарь, живи за нас двоих. Надежда никогда не умрет, даже если мы ушли в вечную тьму. Следуй за ней, Бегущей по волнам. Прощай, твой Данька.
Это письмо он тоже запечатал. Позвонил Грише.
— Гриша, можешь выручить. Довезешь до музея. Мне надо с Аркадием Аркадьевичем переговорить.
— Никаких проблем. Сейчас буду. Выходи минут через пятнадцать.
Данька вышел. Скоро подъехал Гриша.
— Что случилось? — Спросил он.
— Ничего. Надо поговорить с Аркадием. Без матери. Дела семейные.
— А! Ладно.
— Гриша, мы опять в поход уходим.
— Надолго? Опять испанцам достанется. — Спросил Гриша.
— Не знаю. Трудно сказать. Не от меня все зависит. От обстоятельств. Посмотрим.
— Так что случилось? — Любопытствовал Гриша. Он заметил, Даня какой-то не такой. Они подъехали к музею.
— Спасибо, Гриша. У меня еще одна просьба к тебе.
— Давай! Чем смогу, помогу.
— Вот конверт.
— Кому-то передать?
— Нет. Вскроешь его. Не сейчас. Дней через десять. Если я… Потом поймешь.
— Ты чего? Ты чего, Данька?! — Закричал Гриша.
— Успокойся. Все нормально. Прощай, брат. — Пожал Гришке руку. — Не жди меня. Я сам доберусь до дома. Езжай.
Даня вошел в здание музея. Он пошел в кабинет Аркадия. Тот сидел за столом, перебирал бумаги. Увидел пасынка.
— Даня, что случилось? С Лешкой? С Машей? — Последнее время Даня редко заходил в музей.
— Нет. Ничего не случилось. Все нормально.
— А что тогда?
— Зашел ненадолго. Переговорить. Мы снова уходим в море.
— Даня, мы уже начали привыкать к этому.
— Не знаю, Аркадий Аркадьевич, когда вернемся. Не могу сказать. — Даня замолчал. — Аркадий Аркадьевич, на этот раз, может быть, навсегда.
— Что, Даня?
— Успокойтесь, Аркадий Аркадьевич. Дней через десять, если я не вернусь, отдадите это маме.
Данька протянул конверт.
— Даня, может, ты останешься? Как мы здесь будем? Как Маша? Как Лешка?
— Аркадий. Я не могу остаться. А вы будьте счастливы. Не поминайте лихом.
— Что там произошло, Даня?
— Испанцы прижали нас. Хотят блокировать порт. Франция решила нас выдать. У нас нет другого выхода. Губернатор нормальный дядька. Он предупредил Свена и дал возможность нам уйти с острова. А там, как получится. Если встретимся с испанцами…. Нет, Аркадий, мы не струсим. Ни один из нас не дрогнет. Я как-то пообещал капитану Свену, когда мы высаживались на берегу, что б захватить город, испанцы не возьмут меня живьем. Им не удастся вздернуть меня на рее. Так вот, Аркадий, я тебе обещаю то же самое. Они меня не возьмут. Мне пора.
— Даня, — пытался что-то сказать Аркадий.
— Береги мать, брата. — Данька развернулся и пошел к выходу. Остановился, вновь повернулся к Аркадию Аркадьевичу. Снял с груди крест, зажал его в руке. Снова подошел к Аркадию. — Отдашь брату, когда подрастет. Пусть он вырастет большим и сильным.
Данька развернулся и выбежал прочь. Он доехал до дома. Снова вошел в свою комнату, постоял в раздумье. Подошел к тумбочке, взял на руки плюшевого медведя. Погладил его, прижал к себе, прошептал:
— Что, косолапый, прощай. Жди меня. Жди, косолапый. Я верю, ты дождешься, если не меня, то Лешки, моего брата. Береги его.
Вернул плюшевую игрушку на прежнее место, вышел из своей комнаты.
— Мама, я ушел. Все, пока.
— Пока, Даня, — крикнула мать.
Данька вышел из квартиры, постоял возле двери, спустился вниз по лестнице. Еще раз оглянулся на дверь своей квартиры. Сосредоточился. И он снова в своей комнате на Тортуге. Все, пора. Они еще раз попрощались с Леоном, Жаннеттой, Хуаном. Жанетта плакала. Слезы наворачивались и на глаза Хуана. Данька повторил:
— Ждите нас на рассвете. Мы вернемся. Вы увидите наш парус. Хуан, выходи встречать наш корабль.
Потом они шли по темной улице. Впереди капитан, а сзади Дэн и Брайан. По дороге Дэн негромко сказал:
— Брайан, может, на корабле не будет времени, но знай, ты мне как брат. Если что, ты сам знаешь…
— Ты тоже мой брат.
— Если что, сам меня опусти в воду, в волны. Сам сшей последний наряд. Так будет лучше.
— А ты меня. Мы же не сдадимся им живыми. Или победа или смерть. У нас нет выбора. — Сказал Брайан.
Часть 17
Флот Свена уходил с Тортуги. Уходил в темноту. Пряное южное море. Флот уходил, возможно, навсегда, без возврата. Никто из матросов не остался на берегу. Они все пошли со своим капитаном. Кому-то просто нечего было терять. Кто-то безгранично верил Свену, верил в его удачу. Причины были разные, но ребята все остались вместе. Никто из них не жалел о том, что не остался на берегу. На лицах не было тревоги или печали. Никто не думал о смерти. Они казались себе бессмертными, верили, что смерть не придет, не прикоснется к ним. Они шли выстоять, победить, совершить подвиг. Они думали, что смерть — это не самое страшное на белом свете. В конце концов, каждый из них когда-нибудь уйдет из этого лучшего из миров. Парни занимались своей обычной работой. Драили палубу, приводили в порядок такелаж, мастерили нехитрые вещицы из того, что попадалось под руку. Может чуть больше лихого задора, бесшабашности. Брайан в свободные минуты пел веселые песни. Иногда мог спеть грустную балладу для души. О любви, о девчонке, что ждет на берегу. Сол ходил и отпускал свои едкие шуточки. Дэн был рядом с боцманом Брином, а тот продолжал его поучать.
