Игорь Федорцов - Сталкер-югенд
Фигура подалась назад и слилась с мраком. Варуша сделал несколько шагов в темноту, убедится, не померещилось ли? Но зачем убеждаться, если он твердо знал, видел белоглазого. Гусятник задрал лицо к небу. В этом мире у него остался только дождь.
9
Чтобы поспевать за Пахой, шагал как заведенный, Чили затеяла с ним разговор. В основном спрашивала. Парню пришлось сбавить темп хода. Не орать же за пятьдесят метров.
− А сколько еще идти?
− На вал подымимся, − Паха указал подъем. — Там по ровному месту километра три.
То, что еще пылить по полынному полю добрых полверсты, он уже в расчет не брал. Половину отмахали.
− А зачем нам туда?
− Потолковать с одним человеком, прежде чем в город соваться. Кто под кем ходит. Кто чью сторону держит. Полезно знать. К тому же надо Панде отдать Крабовую Вонь. Он из нее мазь сварганит.
− Тебе?
− Нет, − Паха рассмеялся. — Мне пока не надо.
− А чего его Пандой зовут?
− Диван любит давить.
− А что панды на диванах живут? — не одобрила Чили наговор на симпотных мишек.
− Настоящие не знаю, а этот только на них и толчется.
− А всамделишное имя как?
− Кто его знает. Он не говорит, я не спрашиваю. Хороший человек, да и ладно.
− Откуда известно, что хороший?
− Кто? Панда? Хлебом-водой делился и ничего не просил, в ночлеге не отказывал и в спину не стрелял, уже хороший.
− Странный критерий.
− А других здесь не существует. Может где и по-другому о человеке судят, а в этих краях так.
Паха остановился. Среди полыни небольшой бугор сплошь в землянике. Ярко-алая россыпь радовала глаз.
− Ух, ты, куда спряталась!
Он собрал несколько спелых крупных ягод. Пожевал, причмокнул от удовольствия. Смотри, какой гурман, выискался!
− А мне можно попробовать? — напомнила Чили о себе.
− А кто не дает?
Ради любопытства девушка сорвала понравившуюся ягодку. Обдула пыль. Мммм! Вкуснота!
− Интересно кого здесь зарыли? — вертелся вокруг ягодника Паха.
Увидев удивление девушки, пояснил.
−Это в лесу она по полянкам, да на буграх, на солнцепеке растет. А в таком месте обычно на могиле. Удобрение и все такое прочее. Мне фермеры рассказывали.
Больше ягод Чили не рвала. Почему-то представился череп с земляничными глазами и земляничным носом.
Поднявшись на вал, отдохнули в тени тополей.
− Это что? Ровное? — возмутилась Чили пахиной дезинформацией.
Поле в сплошных рытвинах, колдобинах, ямах. Идти, ноги переломаешь! Не поленилась, обошла дерево, разглядеть путь. Наткнулась на предупреждение: Мины!
− Мы так пойдем? — засомневалась Чили. Надпись-то он хоть прочитает?
− Чисто тут, − ворчит Паха. — Гусятники разминировали.
Чили уже научилась различать по тону своего спасителя, когда хочет рассказывать, а когда нет, а когда и вовсе лучше и не допытываться. Правду узнала, спрашивая совсем о другом.
− Ты про самоедов говорил в лесу. Кто они?
− Люди. Обыкновенные. С загибом с небольшим.
− С каким загибом? — Чили почему-то подумала перво-наперво о людоедстве.
− Отказались от всего. Пользуются тем, что могут создать своими руками, а едят то, что дает лес и река.
− Ходят в шкурах, занимаются собирательством и охотой, − пошутила Чили.
− Огонь тоже сами добывают, − дополнил Паха.
Девушке показалась, он воспринял её слова с некоторым раздражением. Будто она пошутила не просто над кем-то, а над его родней.
− И где они сейчас?
− А вот тут, − Паха кивнул на изрытое поле. − Их гусятники на два раза здесь прогнали.
− Зачем?
− Мешали.
Чили не поняла, кто именно мешал гусятникам. Самоеды? Мины? Но гнать людей на верную смерть? Не может быть никаких уважительных… да что там! Никаких не может быть причин так поступить!
Через полчаса ходьбы стали хорошо различимы первые улочки и дома.
− Название у населенного пункта имеется?
− Ага. Тот, что за полем.
− Оригинально. Кто придумал?
− Тот, кто выжил.
К городку вел асфальт, продырявленный тополиной порослью. В кюветах разноцветные кузова легковушек.
Вошли в первую улицу. Часть домов разрушено, и гадать не надо — людьми. Часть, растрескавшись стенами, развалилось от времени.
− Нам туда, − показал Паха в сторону промышленного здания. Пятиэтажка с большими окнами из стеклянных блоков, где целых, где выбитых.
− Твой Панда один живет?
− Один.
− Не очень-то тут здорово, − рассматривала Чили запустение.
− А куда ему податься? Здесь кантуется. Раньше не так было. Народ кое-какой обитал. Потом уже тюхалы и кенты наповадились, вытаскали все, что хозяева побросали. И не только тюхалы. Тут многие поживились.
− И ты в их числе? — догадалась Чили.
− Вон в том доме столовый набор ложек и вилок, нашел. На двадцать четыре персоны! Сменял на кексы.
− На сладенькое прибило?
− Матери хотел отнести, − обиженно произнес Паха.
Чили уловила. Не на нее обида. На себя. Не угостил.
− Мне годов девять было.
− Годов… Лет, − поправила его Чили.
− Ну, лет, − не стал, спорит Паха. — Раза три здесь бывал. На первое оружие зарабатывал.
Он заскочил на бетонный колодец. Оглядел в бинокль улицы, дворики, домики, чахлые садики. Не торопился. Торопыги долго не живут.
− Тихо, − недоволен Паха.
− А как должно быть? Оркестр?
− Собака у Панды была. Брехливая. Может, съел.
− Съел? — вознегодовала Чили. Собаки ей нравились. Маленькие особенно.
− Очень запросто. В дожди, например. Носа не высунуть на улицу. Или остарела. Чего пропадать?
Такая потребительская философия обескуражила Чили. В её понимании собака первый друг человека. А разве можно так поступать с другом?
− А ты ел?
− Кого? Собак? Ел. Мясо и мясо. Как приготовить.
− Бяяяя! — продемонстрировала она свое отношение к его кулинарному преступлению.
− Будет тебе бяяя…. Вот скажи. К примеру нас трое. Ты, я и собака. И надо чего-то поесть иначе подохнешь, помощи не дождавшись. Кого выберешь на обед?
− Тебя!
− Буду помнить, − рассмеялся Паха.
Они свернули в улицу. Фасад симпатичного домика вывалился и хорошо видно внутреннее убранство. Почему не подглянуть? На первом этаже кухня. На месте печки черная копоть. Через стену − ванная. Трубка душа весит в ожидание помывщиков. Часть гостиной завалено рухнувшим потолком, но шкаф в глубине как новый. Стекла в дверцах целы. На втором этаже одинаковые квадраты спален. Обои, очевидно детской, выгорели от солнца до белезны. Только в углах угадывался цвет − розовый. Во взрослой здоровенная кровать. Из матраца, что цветочки на лужайке, торчат пружины. Но Чили понравился комод с зеркалом. Самого зеркало нет только рама, но не трудно представить, как здорово в него смотреться.
Следующий дом сложился стенами внутрь и просел в подвал. Из склепа перископом торчит водопроводная труба. Напротив, в квадрате палисадника бурьян в пояс и угол высокого фундамента.
Пятачок детской полянки. Качели, лесенки лазать, горки кататься. Все металлическое потому и уцелело. Посередине песочницы подозрительный холмик и забит крест — штакетина с лагой-поперечиной.
− Нашли место, − недоумевает Чили.
− Раньше не было, − искренне тревожиться Паха.
Они опять повернули. На стене дома четкие следы пуль. Номер словно мишень в тире, сплошь дыры. Вход разворочен взрывом. Рама окна первого этажа выломана.
− Не припомню такого, − Паха перевесил автомат поудобней.
Следуя его примеру, Чили достала пистолет.
− Ты не торопи события, − попросил Паха. — Выдержку делай.
Чили согласна с ним от и до. Улица напоминала один из уровней Armpit. Не такой живописный, но все же.
Новый поворот. Теперь пятиэтажка осталась слева и виден торец. Стекла повыхлестаны, в стене пятна брешей. В прорехах покореженные переходы галерей, лестничные пролеты и сами, чуть ли не в узел, завязанные взрывами лестницы. Металлическая труба, когда-то торчавшая метров на двадцать над крышей, сломилась в нижней четверти и лежала макушкой на гаражный бокс. Стены бокса сдвинулись и прогнулись, но выстояли.
Одолели следующие полквартала, и Паха подошел к калиточке. Сгнившая решетка не на петлях, а приставлена к столбам. Он громко стукнул в жестяной почтовый ящик.
− Эй! Панда! Ты дома?
Никто не ответил, и Паха, отставив калитку вошел.
Часть деревянного настила дорожки пропало. Через заросли «пустот» Паха перепрыгнул. Поднялся на крыльцо, толкнул дверь.
− Понятно, − развернулся Паха.
− Нет дома?
− Будем думать, переехал.
− А там что?
− Что?
− Воняет?
− Надеюсь не Панда.
Они прошли еще квартал. Паха вновь постучал в калитку. Во дворике ухожено. Даже цветник из покрышки сооружен.
