Максим Хорсун - Кремль 2222. Арбат
– Я должна вернуться в Одинцово, – сказала Мара, глядя в сторону. – Когда-то меня изгнали, словно прокаженную, а сестренку забрали в общинный дом. Когда-то я сдалась, когда-то решила, что жизнь моя не имеет смысла. – Она повернулась к Лану, и в ее глазах вспыхнуло зеленое пламя. – Но встретившись с тобой, я поняла, что сдаваться нельзя. Ты показал, как нужно стремиться к цели, невзирая ни на что, не жалея себя. Я вернусь и заберу Сияну, потому что она – моя семья, моя община, а потом… – Мара посмотрела на стену крепости, – постараюсь привести ее сюда. И я надеюсь, что ты нас встретишь.
– Мара… – с нежностью проговорил Лан.
Он хотел сказать, что понимает ее. Он тоже за восстановление справедливости, он за то, чтобы семья воссоединилась. Когда перед тобой стоит подобная цель, то не страшны ни вражеские клинки, ни пули; зло отступит, умывшись собственной кровью, а верные друзья всегда придут на помощь.
– Я бы очень этого хотела. – Мара коснулась щеки Лана. – Но я пойду одна. Прости, я знаю все, что ты хочешь сказать. Доделай свое дело, а я сделаю свое. И когда-нибудь мы обязательно встретимся.
Лан молчал. Он смотрел на покрытые выщерблинами – следами многочисленных боев – стены крепости, на неспешный бег темной воды в Неглинке и буруны пены вокруг выпирающих из тела реки обломков коллектора, на небо в свинцовых тучах, покрытых рваными ранами разрывов, сквозь которые струилось расплавленное золото солнечных лучей. И ему казалось, что в этом мире их только двое – он и Мара. Это ощущение отозвалось теплом в груди. Глаза Мары мягко мерцали, и Лан подумал, насколько же, все-таки, она красива…
– Прощай, воин, – сказала Мара.
– Прощай…
Мара вытащила из-за пояса стилет и протянула его Лану рукоятью вперед.
И вновь не нужно было лишних слов. Второй клинок останется у девушки, смертоносная пара разделится. Хотелось верить, что не навсегда.
По асфальту заклацали когти фенакодусов. Лан стоял в окружении мешков и сумок с драгоценным грузом, ожидая, когда дружинники подъедут.
Их было только двое: воин в черном – это Ворон. Борода серебрится сединой, левая рука покоится в легком лубке – очевидно, кость только-только срослась после перелома. Светозар – со старинным автоматом, в начищенных, как на парад, доспехах. Весь гордый и надменный, как в те времена, когда не признавал в пахаре Лане брата.
– Оружие на землю! – потребовал с ходу Светозар. – Что в мешках?
Лан положил «Ремингтон».
– Тут лекарства, ребята, – ответил он сдержанно. – Все по списку… если, конечно, мы не разбили половину по пути сюда.
– Где вторая? – спросил Ворон, поглядывая на руины.
– Она ушла, – ответил Лан, не вдаваясь в подробности.
Фенакодусы, как обычно, приветливо отнеслись к Лану. Зафыркали, потянулись клыкастыми, способными напугать несведущего человека мордами, чтобы потереться лбами о его плечи. Лан почесал их за ушами да ниже подбородков.
– Открывай мешки! – приказал Светозар напряженным голосом: видимо, переживал, что его братца могли подговорить пронести в Кремль взрывчатку.
– А что произошло, мужики? – осторожно, дабы не нервировать дружинников, которые выполняли свою работу, поинтересовался Лан. Он по очереди развязал мешки и открыл сумки. Выложил на дорогу, словно бродячий торговец, несколько упаковок с лекарствами.
– Антибиотики? – В голосе Светозара прочиталось изо всех сил сдерживаемое ликование.
– Все по списку, – еще раз повторил Лан.
– Тогда мы спасены, – улыбнулся в седую бороду Ворон.
…С тем, на что оказалась неспособна армия нео, едва не справились их паразиты. Блошиное полчище покинуло охладевшие трупы хозяев и переместилось туда, где ближе всего можно было отыскать пищу: за стены Кремля. Блохи прорывались через каждую щель, живой черный ковер на какое-то время скрыл под собой кремлевскую брусчатку.
– Мы вытравили эту гадость, – поведал отец Филарет, но после того, как крепко обнял Лана. – Многие блохи оказались заразными, треть гражданских сразу попала в карантин, а остальные сидят дома: кипятят все, что можно прокипятить, и протирают спиртом все, что только можно протереть. К счастью, это не чума, а что-то вирусное. Спроси отца Сергия, он назовет точный диагноз. Дружинники, как всегда, более стойкие, но и они теперь недомогают через одного… Мы планировали распорядиться лекарствами чуть по-другому, но дорога ложка к обеду, ты успел вовремя, сын мой.
Хранители Веры рассортировали доставленный груз. Вот-вот группа священников приступит к лечению как подхвативших инфекционный недуг, так и раненых, которыми все еще полон госпитальный храм. Скоро те и другие встанут на ноги и тень смерти перестанет нависать над крепостью. Дети вернутся в Школу, мастеровые – в цеха, а пахари – в теплицы. Дружинники продолжат шлифовать воинское мастерство и нести службу на стенах во славу Кремля. И так будет всегда, пока руки держат меч.
* * *Длиннополая кольчуга, шишак, стальные наручи, перчатки без пальцев, удобные камуфляжные брюки, берцы, тактические очки… Трофейный «Ремингтон» с десятком патронов, превосходный палаш с покрытым характерным узором булатным лезвием, пара дульнозарядных пистолей… Лишившийся пары стилет с прямой крестовиной и четырехгранным лезвием…
Лан заступал в караул.
Ночная Москва полна звуков. Воют дикие крысопсы, плещутся в заполненных водой воронках болотники, мерзко пищат рукокрылы, шуршит листва растений-мутантов. Где-то далеко гудит Арена, бьют барабаны, и зрители сопровождают пьяным ором очередной смертоносный удар гладиатора. Так же далеко, но гораздо ближе, чем хотелось бы, перерыкиваются нео, и биороботы разных серий сканируют мертвые улицы тепловизорами в поисках органики.
И лишь дружинник Кремля – заслон на пути нечисти, празднующей наступление темной поры.
Светозар встретил Лана у лестницы на стену. Брат был вооружен АК-107, верным мечом и арбалетом со связкой болтов.
– Не надоело? – хитро подмигнув, осведомился Светозар.
– Пока всем доволен, – отозвался Лан, плохо распознающий сарказм.
– Так до воеводы дослужишься, – не преминул подколоть брат.
Лан не ответил. Они поднялись на стену, приняли караул, разошлись в разные стороны.
Над Неглинкой плыл туман. Лан задержал взгляд на противоположном берегу. Ему показалось, что он видит стоящего там человека. Скульптурная фигура, широченные плечи, лысина… Титан!
Порыв ветра перемешал клубы тумана. Титан исчез, на его месте оказался занесенный по пояс землей и мусором старый памятник.
В эту ночь тоска по выбравшим свой путь друзьям была особенно сильна. Она тянула жилы и наполняла грудь тревожной маетой, словно перед боем. Лан чувствовал себя стрелой, готовой и – более того – желающей отправиться в ночь, как только будет спущена тетива. Его обязанность – служить Кремлю, он долго шел к тому, чтобы обрести это право, и долгу не изменит. Но если бы возникла надобность выйти за стены крепости, то он бы первый вызвался добровольцем. Потому что усидеть на месте было тяжело, когда друзья где-то во мраке, кишащем чудовищами, и им, вероятно, нужна его помощь.
Лан прикоснулся к рукояти стилета.
– Мара, как ты там?
Это не было похоже на голоса в голове или что-то подобное. Лан просто понял, что Мара жива и что находится она на пути к цели. От сердца чуть-чуть отлегло. До Одинцова дорога не близка, он специально подсчитал километры по довоенной карте.
«Ты справишься»? – спросил он молча.
«Нет такого, с чем бы мы не справились», – пришло в ответ.
Мы еще встретимся?..
Молчание. Шум листвы. Вой и грызня крысособак на площади Революции. Нытье комариных туч.
А потом – только одно слово:
«Непременно».
